Ормхеймский Бастард

Творец милосердный, дай Ирии спасти племянницу! Дай вернуть Эйде дочь!

Здоровенные ворота ободряюще напомнили о амалианках. Об их неповторимом гостеприимстве.

— Откройте! Живо!

— Кто силой ломится в Храм Творца? — хмуро рявкнули оттуда. И уж точно — не всепрощающе.

Творец найдет себе жилище поуютнее. Что бы Ирия ни думала о высших силах — вряд ли они глупы. Так зачем им такое мерзкое жилье и столь подлые служители?

В это аббатство принимают только невинных дев. И те никогда не покидают его. И не открывают лиц. Никому. Обет.

Впрочем, некому и открывать. Сюда вообще крайне редко допускают посетителей. И никогда — родню монахинь и послушниц.

Впрочем, те, кто запирают здесь дочерей и сестер, вряд ли впредь интересуются ими вообще. Разве что с целью узнать, не пора ли молиться за упокой.

А еще здесь детский приют. В этой хляби и промозглой сырости. В него принимают только девочек. Но еще ни одна не покинула этих стен.

Сколько же здесь монахинь и служанок? И… сколько из них выживает?

— Кавалер Реми Рено. Кузен и законный опекун графини Эйды Таррент. Я прибыл забрать мою племянницу, незаконно отправленную сюда осужденной законом преступницей, сестрой Валентиной из аббатства святой Амалии в Лиаре, на Острове Ястреба. Немедленно откройте именем закона!

Последний подарок Октавиана. Кольцо Карла, под шумок содранное хладнокровным парнем прямо с трупа. Чуть ли не под носом у Всеслава.

Теперь у Ирии есть печать, открывающая любые двери. Ровно до известия о смерти ее хозяина. Главное — обогнать чужих гонцов.

Да, настоятельница наверняка сама пошлет уточнение в столицу — хотя бы, чтобы обезопасить себя. И письмо получит «дядюшка» Гуго Первый. Вот удивится-то. Всех приближенных Карла он знает хорошо. Вместе пили, гуляли и шлялись по девкам.

Впрочем, вдруг не вспомнит имя?

Тоскливый скрип, впереди расширяется коридор серой земли.Открываются ворота.

Так и есть. Вот он — мрачный, серый двор под серым небом. Здесь солнца будто вообще не бывает.

Наглухо закрытое лицо монахини. Видно одни глаза и совсем чуть лба над ними.

Что за странный здесь Устав? И обеты.

— Обождите, кавалер, — голос из-под плотной ткани звучит еле слышно. Да еще и хрипло. Она простужена? — Я доложу матери-настоятельнице.

Медленно захлопываются ворота. С тем же противным скрипом. Удастся ли их перелезть — если что? Ирии на такие «что» весьма везет. А вот на «перелезть»…

Носителю королевской грамоты бояться нечего. Дядюшка Гуго далеко, Карл — в могиле, Всеслав — в Словеоне. А Бертольд Ревинтер, если и жив, то в Ауэнте.

Монашка ушла, а Ирия осталась. Ждать. Мрачный двор не располагает к прогулкам. Слишком серы здесь камни, мрачно небо, уныл и тосклив еле слышный многоголосый стон…

Что?! Какого…

Камни двора в Тенмаре если что и пытались сказать, то иначе. Этот же стон — человеческий. Жалобный и обреченный. Так стонут, когда уже не верят ни во что. И давно утратили надежду. Просто им очень больно и страшно.

Так скулят раненые щенята на трескучем морозе. Только нет Эйды, чтобы их подобрать.

Перестук плит двора везде одинаков. Если мчишься со всех ног…

Глава 9

Глава девятая.

Эвитан, Восточный Тенмар.

1

Странно. Умерли папа и Ральф Тенмар. А в Бездну угодила Ирия.

Этого просто не может быть!

В подзвездном мире насилуют невинных девочек, казнят детей и убивают родных отцов. Но что за ужас творится здесь?!

Серые камни, сырые после недавнего дождя. Прохладные, несмотря на лето. Ведь солнца здесь не бывает.

Нет. Холодные. Ледяные. Всегда, когда не раскаленные.

Потому что солнце, увы, здесь бывает. В самый лютый зной. Бездне ведь положен не только лед, но и пламя.

А на камнях — дети. Множество детей. Новорожденных, младенцев, годовалых. Раздетых. В грязи, в сырости. В зной и в стужу.

И две монахини не спеша идут мимо, трясут за плечики. Проверяют. Мертвых — оттаскивают прочь. В яму на краю.

Сколько их может туда поместиться? Что у них там?!

Это просто сон! Ночной кошмар! Очередной! Ирия наконец сошла с ума! Враги захлебнутся восторгом. От счастья поумирают!

Вот только — какие?! Кто из них еще не умер не от счастья? Или не ждет казни? Дядюшка Гуго? Всеслав?

— Что вы творите?! Ах ты…

Сдавленный хрип полузадушенной твари. Слабое трепыхание.

Прости, Эйда. Вряд ли Мирабелла могла выжить здесь.

Хрупкое горло — сквозь кучу темных тряпок. Мешают. Не дают стереть с лица безвинной земли…

Ирия кинжалом полоснула ткань…

И заорала — дико, надрывно, как раненое животное! Больше не в силах вытерпеть то, что вынуждены — несчастные маленькие дети.

У этих монахинь нет не только сердца и души. Или совести.

Еще и лиц.

2

— Кавалер, успокойтесь. Не нужно так волноваться.

Сама мать-настоятельница-то уж точно спокойна. Не первый год на посту… стерва! Главная дрянь из дряней.

— Нам приносят ненужных девочек десятками. Здесь три борделя в окрестностях. И больше двадцати нищих деревень. Половина бедняков пьет. Что нам остается делать? В Квирину продавать? Мальчиков мы отказались принимать — все-таки монастырь женский. Но и столько девчонок куда девать? Мы оставляем их на сутки во дворе. На волю Творца милосердного.

Бедный Творец. Опять всё валят на него.

— На волю Творца?! На сутки? Новорожденных? А осенью? А зимой?

— В любое время года. Устав не терпит отклонений. А если Творец пожелает сохранить чью-то жизнь…

— Вашу жизнь он хочет сохранить? — прошипела Ирия.

Шпага у горла «матушки» нехорошо дрогнула.

— На всё его воля, — настоятельница равнодушно подняла темную вуаль. Недрогнувшими руками. — Я тоже прежде была обычной монахиней. Как видите, я ничем не отличаюсь от прочих.

Да. Чем они так себя уродуют? И во имя чего?

На сей раз Ирия умудрилась не заорать. Если ты в Бездне — просто прими это как данность. Дети же как-то терпят. А тут — кобыла здоровая, пахать можно. И грозит разве что смерть, а не такое. А для пыток надо еще ухитриться взять в плен. Кавалер Реми, в отличие от Ирии Таррент, даже пистолеты не сдал.

— То, что избавляет нас от мертвых тел, помогает и пройти Обряд Посвящения. Любой яд в малой дозе — лекарство.

— Зачем? Творец не требует себя уродовать.