Оружейный барон, или Римские каникулы Кремнева

— Тогда я не думал, что все зайдет слишком далеко.

— Вы имеете в виду эксперименты?

— Я имею в виду длинный язык вашего приятеля.

Полковник Крайтон медленно повертел в пальцах стакан и тихо спросил:

— Что же вы предлагаете?

— Вы хотите услышать откровенный ответ?

— Разумеется.

Доктор Нери облизнул губы и сказал дрогнувшим от волнения голосом:

— Мы должны заткнуть Фредерику рот.

— Вот как, — неопределенно проговорил полковник Крайтон. — И каким же образом вы намерены это сделать?

— Не я, а вы, мой дорогой полковник. Кажется, это вы отвечаете за безопасность лаборатории. Вот и займитесь своими прямыми обязанностями.

Крайтон помолчал, поверчивая в пальцах стакан, затем сказал — угрюмо и неприязненно:

— Вы, кажется, забыли, что Фредерик — мой друг.

— А вы, кажется, забыли, что на кону стоят миллионы, — возразил ему доктор Нери. — И даже десятки миллионов! Да что там миллионы — на кону стоит наше с вами будущее. Либо мы станем хозяевами жизни, либо…

— Либо нас сотрут в порошок, — задумчиво договорил за него Крайтон.

Доктор Нери кивнул:

— Именно так. Поймите, Джеймс, я врач, и мне претят любые жесткие действия. Но между делом и личными симпатиями я выбираю дело. Потому что наш мир держится на делах, а не на личных симпатиях.

— Однако без «личных симпатий» жизнь была бы неимоверно скучна, — возразил Крайтон. Он отхлебнул виски и задумчиво посмотрел на горящие поленья камина. — Жизнь — довольно скотская штука, вы не находите, доктор?

— Нахожу. Но у нас нет вариантов. Либо мы живем по скотским законам, которые диктует нам мир, либо уходим в монастырь. Насколько я знаю, вы, Джеймс, уходить в монастырь не собираетесь. А значит, кончайте философствовать и принимайтесь за дело.

11

Фредерик Ластбадер, писатель с мировым именем, сорокадвухлетний бонвиван, любитель выпивки и женщин, подружился с полковником Крайтоном десять лет назад. Тогда Джеймс Крайтон носил военную форму и оказывал Фредерику некоторые услуги информационного характера, в обмен на некоторое — не слишком, впрочем, обременительное — вознаграждение.

Познакомились они в одном Дублинском пабе и сразу друг другу понравились. Писатель был человеком здравомыслящим, скептичным, с элегантным налетом цинизма. Полковник не лез за словом в карман, не скрывал ради дешевой таинственности информацию, которая не являлась государственной тайной, и оказал Ластбадеру неоценимую помощь в написании книги, которая спустя несколько месяцев стала бестселлером и принесла своему автору мировую славу.

С тех пор они встречались часто. Крайтон консультировал Ластбадера по вопросам, касающимся армии и военной разведки, а Ластбадер писал хорошие конспирологические и политические детективы.

Постепенно деловые отношения перешли в крепкую дружбу. Некоторое время назад Крайтон позвонил Фредерику и предложил ему принять участие в некотором «проекте». А когда Ластбадер поинтересовался — что же это, собственно, за проект, полковник предложил ему встретиться в своем офисе и все обсудить.

Приехав в офис фирмы «Эриния», Фредерик услышал удивительные вещи.

— Ты ведь слышал, что ученые разгадали геном человека? — так начал свою речь Крайтон.

— Кое-что слышал, — ответил с усмешкой Фредерик. — Но, если честно, я понятия не имею, что это такое.

— Представь себе, я тоже, — улыбнулся Крайтон. — Но польза открытия в том, что ученые — если, конечно, зададутся такой целью — могут внести в ДНК человека некоторые коррективы. Допустим, избавить будущего младенца от наследственных болезней и все такое прочее.

— Это понятно, — кивнул Фредерик. — Но почему ты об этом заговорил? Насколько я знаю, подобные опыты в Европе запрещены.

— Все величайшие открытия человечества были сделаны вопреки запретам, — напомнил полковник Крайтон. — Ты — писатель и, конечно же, можешь себе представить, к чему могут привести подобные эксперименты.

— К избавлению от наследственных болезней?

— Да, и не только. Подкорректировав ДНК эмбриона, можно усилить в человеке какие-то качества. А другие — убрать совсем.

— Жаль, что сорок три года ничего подобного не существовало, — насмешливо вздохнул Фредерик. — Моя мама мечтала, чтобы я родился высоким, голубоглазым блондином.

Крайтон засмеялся.

— А мой отец видел меня знаменитым скрипачом! — весело сказал он. — Но мечтам наших родителей не суждено было сбыться. Наше время все изменило. Теперь можно смоделировать будущего человека из «горстки» его генов.

Фредерик прищурился:

— Намекаешь на создание идеального человека?

— Скорее — сверхчеловека, — поправил Крайтон.

Писатель кивнул:

— Да, так будет точнее. Ибо человека делает человеком его несовершенство. Но почему ты заговорил со мной об этом?

Крайтон хотел ответить, по Фредерик его перебил:

— Постой, не говори… Дай-ка я сам угадаю… Ты хочешь, чтобы я написал об этом книгу, и собираешься подкинуть мне немного дельной информации?

Крайтон усмехнулся и покачал головой:

— Не совсем. Книга — это всего лишь фантазия. А я предлагаю тебе сделать фантазию реальностью.

Фредерик наморщил смуглый лоб.

— Как это? — не понял он. — Что-то я не понимаю.

— Сейчас поймешь. Но сначала позволь задать тебе вопрос.

— Задавай, — кивнул Фредерик.

— Ты до сих пор не решил, во что тебе вложил, три миллиона евро?

— Ну… — Писатель пожал плечами. — Я рассматривал много вариантов. Но пока ни на одном из них не могу остановиться.

Крайтон достал из хьюмидора кубинскую сигару, неторопливо ее раскурил, выпустил облако сизого дыма и, глядя на друга лукавым взглядом, отчеканил:

— Я предлагаю тебе вложить сбережения в программу по созданию совершенного солдата.

Немая пауза длилась секунд десять. После чего Фредерик вытаращил на друга глаза и полуудивленно, полунасмешливо проговорил:

— Что-что? В какую программу? Я не ослышался?

Полковник выдохнул сигарный дым и невозмутимо ответил:

— Ты не ослышался. Только предупреждаю сразу: программа эта тайная, и если ты кому-нибудь скажешь о ней хоть слово — я собственноручно тебя пристрелю.

— Серьезный довод, — заметил Фредерик. Подумав пару секунд и прикинув что-то в уме, он поднял правую руку и торжественно проговорил: — Клянусь молчать, как мертвец! И даже если враги будут пытать меня, я скорее откушу себе язык, чем скажу им об этом хоть слово!