Оружие скальда

— Хальт! — позвала Ингитора вслух. Никто ей не ответил, но она была уверена, что белоглазый альв где-то здесь, рядом, как всегда, только обиделся и не хочет отвечать. Но он здесь и никуда от нее не денется.

— Дух, отвечай! Я спрашивать буду! — пригрозила Ингитора заклинанием.

В ответ что-то глухо заворчало. Он все-таки дал о себе знать. Это ворчание явственно означало: «Голос-то я подам, если тебе так уж хочется, но не надейся услышать от меня ничего хорошего».

— Куда мне идти? — спросила Ингитора.

Уже почти рассвело, она видела ельник, видела просветы между деревьями. Слушая тишину в ожидании ответа Хальта, она разобрала, что к тихому шуму деревьев примешался какой-то другой отдаленный шум. На миг Ингитора застыла, забыв и о Хальте, и обо всем остальном. Этот шум, знакомый с раннего детства, она не спутала бы ни с чем другим. Это море!

Мигом стряхнув с плеч усталость, Ингитора поднялась на ноги, оправила плащ и волосы и пошла на шум. Душа ее встрепенулась и приободрилась. Возле моря у нее больше надежд на спасение. Там стоят усадьбы, в которых живут не только друзья Бергвида, но и люди Хеймира конунга. Или даже Торварда конунга, что скорее всего. Ведь она шла на север, а в северной части Квиттинга жили несколько ярлов Торварда. Сейчас все они были лучше Бергвида. И Ингитора, не вспоминая больше о ссоре с Хальтом, пошла к морю.

Наконец еловые стволы раздвинулись, ноги Ингиторы вместо мягкого мха ступили на каменистый берег, и перед ней открылся широкий морской простор. Остановившись на опушке, она глубоко вдохнула свежий морской воздух, отдыхая душой и телом, словно перед ней были ворота родной усадьбы. Темный, мрачный ельник остался позади.

Выйдя на берег, Ингитора огляделась. Нигде не виднелось жилья, не тянуло дымом. Ни одного паруса, ни следа на песке. Никакого знака присутствия человека. Впрочем, это не удивило и не огорчило Ингитору. Она достаточно насмотрелась на запустение Квиттинга и готова была к тому, что искать людей придется долго. Только куда идти?

Пожалуй, на север. Чем дальше на север, тем меньше опасность наткнуться на Бергвида и его людей. Да, Бергвид! Вспомнив о нем, Ингитора опасливо обернулась. Наверное, ее будут искать! На мху не оставалось никаких следов, но мало ли какие средства у него есть? Дагейда… Ингиторе представился огромный волк с желтыми глазами, бегущий по ее следу, и морозная дрожь поползла по спине. Оставленное позади расстояние показалось ничтожным, густой ельник — прозрачным, а сама она — беззащитной.

Но разве даром для нее прошла последняя ночь? Ингитора задумалась, закрыла глаза. Как наяву она увидела, как расправляется трава и мох там, где она прошла, как легкие следы ее взмывают в воздух и растворяются в сильном потоке морского ветра. Заметать следы — кажется, так это называется? Говорят, это умеют делать ведьмы…

Подобрав камешек, Ингитора нацарапала на первом же пятачке песка большую руну обмана. Потом она зажала камешек в кулаке, словно это был ключ от замка, спустилась от опушки к морю и пошла на север. На ходу она подбирала строчки и тихо напевала их, словно маленькая девочка, играющая словами сама с собой. Мягкие травы забыли меня… Деревья и камни не знали меня… Никто не видал и никто не слыхал… Запах развеяло ветром морским… Один и Фригг знают, поможет ли такое детское заклинание. Но Ингитора верила в него.

Она прошла уже довольно далеко и подумывала присесть отдохнуть, как вдруг увидела впереди, шагах в двадцати, что-то длинное и темное, лежащее на самой полосе прибоя. В первый миг Ингитора вздрогнула и остановилась, но тут же тихо рассмеялась.

— Надо же, какая я стала пугливая! — сказала онасама себе. — Испугалась простого весла! Что же со мной будет, если я увижу, скажем… Ах!

Шагах в пяти от весла она увидела на песке человека. Он лежал на боку, затылком к ней, и с первого взгляда его тоже можно было принять за обломок дерева. Волосы его и одежда были мокрыми насквозь. Сначала Ингитора отшатнулась. Она искала людей, но встреча с одним из них наполнила ее страхом. Ей захотелось убежать без оглядки, но она взяла себя в руки. Ведь это не тролль и не великан. Это человек, выброшенный морем.

Дома, в Льюнгвэлире, отец всегда внушал ей, что нужно помогать всем, кого обидело море. С раннего детства Ингитора помнила, как отец со своими людьми не раз ходил снимать с мели чужие корабли, как после бури хирдманы и работники разбредались искать по окрестностям усадьбы выброшенных морем, как ночевали и, бывало, подолгу жили в Льюнгвэлире неудачливые мореходы.

Осторожно ступая, стараясь не шуметь, Ингитора обошла вокруг лежащего тела, внимательно разглядывая его. Она была уверена, что человек этот жив. Мертвые тела совсем не такие. Они и лежат по-другому. Мертвые похожи на бревна и камни. А это был человек.

Собравшись с духом, Ингитора подошла поближе. Присев на колени, она перевернула человека лицом вверх. На вид ему было лет тридцать пять. Щеки и подбородок покрывала трех-четырехдневная темная щетина, вокруг закрытых глаз темнели коричневатые круги, на смугло-бледной коже присохли песчинки. Ингитора осторожно смахнула их. Человек дышал. На нем была рубаха, кожаная короткая накидка, кожаные штаны и сапоги, перевязанные под коленями зелеными ремешками. Плащ, как видно, унесло водой, или он сам его сбросил, чтобы не мешал плыть. Но пояс с ножом и мечом остался. На рукояти меча был небольшой серебряный молоточек. Значит, это фьялль.

Из-под ворота рубахи выпал также маленький кремневый молоточек на прочном ремешке. Ингитора взяла его в руку, повертела. Обычный амулет, который носит на шее каждый мужчина из племени фьяллей. У других молоточки бывают и покрасивее — из бронзы, серебра. А тут кремневый. Да еще грубовато выбитый. Может, старинный?

Ингиторе не могло и в голову прийти, что она держит в пальцах священный талисман, который много веков передавался от одного конунга фьяллей к другому. Говорили, что он был сделан из осколка самого Мйольнира.

Но что же теперь делать? Небрежно засунув молоточек обратно под мокрую рубашку, Ингитора снова посмотрела в лицо незнакомцу. Будь здесь мужчина — выброшенного морем следовало бы перевернуть и постараться вытряхнуть из него воду, которой он наглотался. Но тот был так велик ростом и плотно сложен, что Ингитора не надеялась с ним справиться.

Набравшись смелости, она похлопала фьялля по щекам. Потом потрясла за плечи. Он вздохнул глубже, глухо простонал что-то, но глаз не открыл.

Ингитора призадумалась. Ей вспомнилась темная спальня кюны Одды. Тогда она усыпила женщин. Теперь нужно, напротив, привести в сознание. Значит, заклинание нужно построить наоборот. Не мхи и болота, а что-то яркое, шумное, сверкающее…

Она посмотрела на меч фьялля. Пусть будет меч. Тем же камушком Ингитора нарисовала на песке возле головы фьялля с одной стороны руну света, а с другой — руну силы. Склонившись над лежащим, она запела негромко, но выразительно, стараясь проникнуть словом в самую глубину дремлющего сознания:

Режу я путы,сбиваю оковы,очи, проснитесьот тяжкого сна!Бьются секирыв пляске валькирий,пламя пылает,бури ревут!

Она с трудом вытащила нож из ножен на поясе фьялля и стала водить им возле рук и груди лежащего, как будто разрезала невидимые путы. Но она видела их, видела оковы сна и бессилия, и разрывала их, и отбрасывала в сторону, продолжая звать: