Оружие Вёльвы
Шрифт:
«Не хочешь примерить?» – спросил некий голос в голове, очень похожий и на ее собственный, и на голос Хравнхильд. Еще Ульвар когда-то говорил, что голоса у нее и тетки почти одинаковые. Так часто бывает у женщин, связанных близким родством.
Послушаться его? Примерить? Но что она увидит, глядя на мир через эти прорези для глаз? Или ничего особенного – маска ведь предназначена только для того, чтобы скрыть лицо женщины от посвящаемых…
Ох, нет! Некий дух живет и в маске, и если она ее наденет…
– Эй, хозяйка!
Низкий мужской голос раздался совсем рядом – во дворе за широко открытой
Это может быть Вегард. Или Аслак… И он сейчас войдет…
С маской в руках Снефрид метнулась к двери и встала у той же стены, возле висящей шубы. Тот, кто войдет в дверь, хотя бы на первых шагах ее не заметит, и она сможет тихо выскользнуть у него за спиной наружу…
– Хравнхильд! – раздался тот же голос уж совсем рядом, и в доме потемнело – кто-то заслонил проем. – Ты здесь? Покажись! Я к тебе!
Прижав маску к груди, Снефрид вжалась спиной в стену. И вот он вошел – крупный, рослый, широкоплечий мужчина с длинными светло-рыжими волосами. По крайней мере, это не Вегард – тот куда ниже ростом, уже в плечах, и волосы у него короткие. Лица гостя она пока не видела, но почему-то вспомнился тот покойник, что лежал зимой на лавке в кладовой. Снефрид испугалась бы еще сильнее, если бы не светлый день. В Середине Лета ночью, может быть, покойники и могут выйти погулять. Но не днем.
Хотя кто их знает…
Сейчас он обернется и увидит ее. От потрясения Снефрид даже забыла, что Хравнхильд учила ее делать «чары с передником», то есть отвод глаз, и однажды у нее даже получилось – Кари ее не увидел, хотя Хравнхильд нарочно послала его искать Снефрид. Но сейчас она не смогла бы для этого сосредоточиться.
Как во сне, Снефрид подняла маску и надела, быстро завязала на затылке кожаные ремешки. Будь что будет. Если она сейчас обернется медведицей – не так уж плохо, если это враг. А если случайно кто-то зашел, то просто испугается и сам убежит…
Гость обернулся и сразу увидел ее возле стены. А Снефрид увидела лицо мужчины, еще довольно молодого, хотя и не юного, с правильными крупными чертами и золотистой бородой. Совершенно незнакомого. Она ждала, что он испугается, хотя бы вздрогнет от неожиданности, увидев серую тень с черным лицом, но вместо этого он сделал шаг к ней и снова сказал:
– Хравнхильд! Не бойся. Это же я. Мы так давно не виделись… Я знаю, что мне не следует приходить к тебе, но ты меня звала. Я трижды видел тот сон, и он меня тревожил. Что-то случилось? Мой дед болен. Норны хотят обрезать его нить? Что мне делать – идти на него с войском или ждать, пока он сам умрет, и тогда я получу все, не ввязываясь в распрю с близким родичем? Что ты скажешь мне?
– Я звала тебя? – неуверенно проговорила Снефрид из-под маски. – Что за сон ты видел?
Где-то в дальнем углу сознания забрезжило понимание – кто это может быть. Но как он сюда попал – в дом Хравнхильд, где не был никогда в жизни?
– Во сне я был возле Ясеня, и чей-то голос звал меня по имени из-за спины, но когда я хотел обернуться, то никого не видел. Но это был твой голос, я уверен. Я помнил его все эти годы. И когда я услышал, как он меня зовет – «Эйрик!», – я понял,
что это ты. Или моя спе-диса, но у вас ведь один голос.– Эйрик… – как очарованная, повторила Снефрид.
– Да, именно так. Только это я и слышал. Скажи мне – что происходит? Что я должен делать?
Снефрид отлепилась от стены, подошла к ближнему краю помоста и села. У нее так ослабели ноги, что она просто не могла больше стоять.
– Сядь… не нависай над мной, – она указала Эйрику на ларь напротив, и он тоже сел, выжидательно глядя на нее.
Снефрид угадывала, что он волнуется, хотя лицо его оставалось вполне невозмутимым. То, что вместо ее лица он видит черную маску, его, кажется не смущает…
Ну конечно! Он же не видел Хравнхильд по-другому. Она сама сказала, что он не знает ее в лицо! Да и встречались они в последний раз, когда он принимал посвящение, и тогда ему было семнадцать…
– Девять лет прошло, – откликнулся Эйрик на ее мысли, и сам его низкий голос показывал, что парню давно не семнадцать. – Я изменился, да? А ты – нисколько. Рад это видеть. Многие женщины к твоим годам делаются горбаты, или слишком толсты, или колченоги… Ты ведь старше моей матери на несколько лет, да?
– Да, – сдержанно подтвердила Снефрид.
Если он и помнит, девять лет спустя, голос Хравнхильд, то ничего страшного: их голоса очень похожи, а из-под маски он звучит приглушенно. Ростом и фигурой они тоже почти одинаковы: тетка не растолстела, да и с чего бы? Кажется, она сможет его провести…
– Расскажи мне, как твои дела, – мягко предложила Снефрид. – Что тебя привело ко мне?
По ее мнению, это был самый уместный вопрос со стороны пожилой «кормилицы» своему давно выросшему «питомцу».
Эйрик принялся рассказывать: как зимовал на острове Зеландия, как весной его охватило нестерпимое желание вернуться в Свеаланд и наконец разобраться с дедом, как он прибыл к шхерам, где начинается Норрстрём, как встретил дядю Олава и тот предложил перемирие, сославшись на болезнь Бьёрна конунга… И про свои сны. Он видел этот сон трижды и понял, что ему необходимо встретиться с ней и узнать, что за перелом приготовила ему судьба.
– В этом сне я каждый раз был совсем голым, – добавил он. – Говорят, что это к болезни, но мне отчего-то подумалось: нет, ведь младенец рождается голым. И может быть, что моя судьба… ну, готовит мне нечто вроде нового рождения? Или для этого обязательно сначала умереть?
Ничто в этой речи его не смущало, и Снефрид невольно улыбнулась под маской. Хравнхильд уже видела этого человека совсем голым – в тот час, когда он вышел из материнской утробы. И потом еще раз – девять лет назад. С тех пор он сильно изменился… Снефрид гнала прочь возникающее в воображении зрелище – не младенца, нет. И, несмотря на всю сложность этого нелепого положения, ей делалось весело.
Так вот он, этот человек! Тот, кого она обозначала как «старший сын госпожи Алов», даже не задумываясь, каков он, не всегда помня его имя. Она считала, что ей нет и не будет до него никакого дела. А он оказался… таким огромным. Дело было даже не в высоком росте Эйрика и крупном сложении; по всей его повадке, по голосу, по какому-то неуловимому чувству, которое он внушал, делалось ясно, что это значительный человек, наделенный сильной удачей.