Осень матриарха

"Это была авантюра худшего сорта: знать, что фобия по своей природе нерациональна, и отыскивать микстуру от неё, минуя разум. Брести и выбирать наугад, зная, что неудача первой попытки сгубит вторую на корню".

– Если я завяжу вам глаза...

– Не буду сопротивляться. Поклянусь, что не вижу. Ты ведь не посмеешь не поверить - мне.

Уже то, что юнец поднялся с места и размотал широкую опояску, было победой. А когда плотно завязал шарфом улыбку женщины... И, взяв на руки, снёс с места, одновременно раздевая и раздеваясь сам, и опрокинул на шкуры, для надёжности уложив лицом книзу...

О боги, да никаких изысков с обеих сторон, если не считать того, что ей подумалось для верности изобразить связанные под грудью руки. День за тропическими декорациями сиял так, что окрашивал веки тёмным пурпуром, по нагому телу ходили волны тёплого воздуха. "Смешно: эта чужая поросль в твоей промежности и на ягодицах. Татьяна писала, что такое примирило её с новорожденным: когда головка уже вышла, и жёсткие кудряшки защекотали внутреннюю сторону бёдер - взад-вперёд - всё дальше и сильнее с каждой потугой. Знак того, что эскапада кончается благополучно".

Но подобное было испытано другой женщиной не раз - сколько же было мужчин? Новое: когда этот завершил дело, Та Циан показалось, что она вбирает в себя не одну душу, как раньше, не одно семя - всю его плоть и кровь без остатка. И исторгает всего же - но совершенно иным.

Когда оба разлепились и улеглись лицом к лицу, Тангата произнёс, чуть запыхавшись:

– Вы правы. Так я и хотел с ним, но у него сильная воля. Хотя у вас явно не меньше.

– Куда больше. Хватает на то, чтобы подчиниться и не делать из этого проблемы. И в придачу - на небольшое психическое внушение.

– Но страшно было. Как присутствовать на операции. Правда.

– Или на допросе второй или третьей степени, верно?

– Верно, А ещё говорят, что наслаждение. Потворство похотям, прихотям, Не знаю, чему ещё.

– Во всяком случае, пытку ты выдержал достойно. Мужественно. Как говорится, единственный достойный мужчина в округе - и тот гей.

– А теперь суд?

– Нет. Суд был негласным и длился всё это время. Слушай приговор.

Та-Циан приподнялась на локте:

– Сейчас мы оба оденемся и уйдём, чтобы больше не видеться. Я тебя отдам - любовнику, который с гарантией не увидит твоей наготы, потому что слеп от рождения и чувствует мир совсем иным способом, чем остальные. Его бросили навсегда, он смирился. Тебя станут ждать на здешней стороне - упорно и, полагаю, напрасно. Ибо если ты преуспеешь в своих утешениях, тебя не отпустят, а если не справишься, то ждать окажется некого.

– Так отдают раба.

– Верно. Это тебе в наказание. Принимаешь?

– Да. Я доверился вам, доверюсь и Оддисене. Все мы смертники, а мысль о том, что кто-то при случае заменит мою грязную смерть на чистую, - скорее приятна.

"С тем мы и разошлись.

Теперь итоги, которые чётко проявились к моему уходу в иные края. Идрис с готовностью принял живой подарок. Он был увлечён Камраном, почитал меня, а теперь ему был нужен тот, кто бы служил кумиром. Существует неисчислимое множество граней любви.

Тангата успешно избывает недуги и печали рядом с новым господином - думаю, вовсю наслаждается своей личной деструктивностью. Такелаж у него всегда был в порядке - и бегучий, и стоячий; прочая оснастка тоже оказалась под стать. Кстати, в Степном Братстве у него появился небольшой, но реальный чин - как я и подозревала, в нём оказалось куда больше крови Лилит, чем необходимо для продвинутой постельной игрушки.

Рейнмен, лишённый утехи, работает на Оддисену под воздействием стрекала. То бишь в надежде на случай, которого, по правде говоря, желает всё меньше - былой любовный пыл перешёл в разряд романтической фантазии, а выворачивать Великий Динан наизнанку с помощью математики и возвращать назад, заметно улучшив, - задача, которая с гарантией поглотит любого. "То одно довлеет: все роды мук сей труд имеет".

Все трое, образно говоря, вышли из Вард-ад-Дунья науки и поселились в Вард-ал-Эхирату страсти. Из ближнего мира - в горний".

Теперь, заключила Та-Циан, осталась лишь одна совсем небольшая проблема. Она кое о чём обмолвилась, не особо осмысляя. Что знаменовало образное наличие зеркал в Селете - присутствие Братства или отсутствие вампиров?

XX. ВЫНОС МОЗГА СОСТОЯЛСЯ В ПОЛДЕНЬ

Юноши приблизились почти незаметно для неё, стали по обеим сторонам кресла, облокотившись на высокую спинку. О Терги, они уже совсем закрепились во взрослых телах и не выглядят ни детьми, ни зверятами, ни ссохшейся губкой. Прекрасные эфебы, созревшие для любви.

– Как красиво звучит ваша повесть. Так вы взяли кинжал? - спросил Дезире.
– Пустили в ход?

– Смотря в каком смысле. Я ведь здесь и живая.

– Мы тоже, но это почти ничего не значит, - улыбнулся Рене. - И прозвучал один намёк.

– Положим, не совсем на то самое, - Та-Циан подняла бровь.
– В смысле налагания на себя своих же рук. Меня ведь признали госпожой: во всяком случае, своих действий. Клинок, большой или малый, - знак всеобщий, силт - только для трёх восточных провинций. К тому же в Эро не любят множить смыслы без надобности: острая сталь - знак власти и знак её конца, и довольно с неё.

– Так Керм предложил вам стать магистром - со всеми вытекающими последствиями? - настаивал Дезире.

– Жест, который он сделал, и мой встречный - были амбивалентны, как очень многое в Эро. Я могла взять нож прямым хватом, словно домохозяйка, которой надо нарезать мясо. Обратным - чтобы ударить оппонента в полную силу. Могла направить остриё в сторону Керма или себе в грудную кость. Поцеловать навершие. Но какой иероглиф означает клятву и принятие высокого имени - я лишь догадывалась. Если он вообще был.

Та-Циан приподнялась с места:

– Заговорились мы с вами. Вернее, замыслились. Замылились, как кони на скачках. Если по кофейку, как раньше?

– Раньше это у вас было "по кофейку", а мы пили совсем другое, - ответил Рене.
– Сейчас боимся, по правде говоря: и так подсели по-крупному, но хотя бы с возможностью возврата.

– Правда-правда, - подхватил Дезире.
– Спасибо ещё, что главы про степь вышли заумные и скучноватые. Не затянули в себя.

– А в наказание мне теперь турочку стеречь, чтобы кофе на плиту не удрал, - со слегка комическим недовольством ответила Та-Циан.
– Ладно-хорошо, соблюду. Только вы и впрямь не лезьте мне на шею. К моей шее, точнее говоря.

Жаловалась она не совсем напрасно: у компаньонов с их абсолютным нюхом напиток получался отменный.

– Так что же именно вы сделали с тем клинком?
– Рене прицепился к хозяйке, не успела она усесться на прежнее место, прихлёбывая кофеёк из пол-литровой фаянсовой купели.

– Вот ведь...! Да по сути ничего, - всё внимание Та-Циан сосредоточилось на том, чтобы не наглотаться гущи, даже глаза опустила в чашку. - Приняла и в тот же миг вложила обратно в ножны, слегка по ним похлопав: "Мне чужого легенства не надо, мне моё личное магистерство подавай". То есть я такого совсем не говорила. Даже не очень думала - человек я скромный, когда некому меня видеть. Но ради чего номинальный правитель одного тайного общества внедряется в другое, как не с целью связать оба? Как это предпринял Керм - если он во времена моей бурной юности уже был в чине.