Осень на краю света

– Заходи, садись, вот сюда давай, – суетился от радости Иваныч.

Хозяин плавно покачивался, сверкал веселым хмельным взглядом. На столе водка, кастрюлька с картошкой, лук и горка соли на блюдце.

– Бедновато живешь, герой-орденоносец, – оценил ассортимент Юрий Григорич.

– Да и ты, я вижу, больше девок кудрями не завлекаешь, – отозвался старик, хитро прищурившись.

Гость как раз снял плащ и забросил на вешалку кепку, и теперь плешь на его голове озорно поблескивала под низко висящей лампой без абажура.

– Ну давай тогда за встречу, – пригладил волосы Юрий Григорич.

– Об том и речь!

Старик цепко выхватил из-под тумбочки еще одну рюмку, разлил. Чокнулись со звоном, от души, синхронно опрокинули, крякнули. И так же одновременно ухватили луковицы. Пальцы у деда Иваныча были бугристые, изогнутые, с расплющенными желтыми пластинами ногтей – и Юрий Григорич застеснялся своих ухоженных, местами даже элегантных рук.

– После первой по второй кто не выпил – тот дурак, – заявил дед, снова ухватив бутылку.

– Ну у тебя-то уже и не третья, поди…

– Ты мои не считай, ты свои считай, – посоветовал Иваныч, наполняя стаканы.

И снова, прозвенев стеклом, синхронно выпили.

– Звал-то чего? – спросил Юрий Григорьевич, хрустнув луковицей.

– Картошку вон бери, – махнул Иваныч, заметно насупившись.

– Покурим?

– На улице. В доме не курю. Внук у меня, понимаешь, завелся…

– И давно?

– Второй год.

– Ну пойдем.

После тепла кухни улица показалась по-зимнему холодной. Ночь наваливалась на деревню шипящей темнотой: дождик сыпался с неба, искрились капли на освещенном окне. Закурили, помолчали. Дед, нацепив обрезанные у голени резиновые сапоги, спустился на землю, Юрий Григорич в тапках – с крыльца.

– Ну? – напомнил Юрий Григорич.

– Ты все еще в Метрострое? – не то спросил, не то уточнил Иваныч.

– На пенсии…

– Охо-хо… Помнишь, как яблоки у меня воровал? – сверкнул стальным зубом дед.

– Дядя Федя, по делу давай.

И снова будто подзатыльник старику влепили – и улыбка исчезла, и глаза потускнели…

– Посадить меня хотят, Юрка! – помявшись, выпалил дед и отчаянно затянулся.

– Не посадят! – твердо заявил Юрий Григорич.

– С чегой-то?

– Ну а сколько тебе стукнуло?

– С двадцатого я. Сам считай.

– Восемьдесят… Не посадят.

– С них станется. Да и не это важно. Внук у меня, так? Я что им, чикатила какая? Таскают туда-сюда – участковый, следователь. Я их взорву, к собакам – у меня мина противотанковая…

– Да что ты сделал-то?

– Ничего. Я тут сторож, в церкви то есть нашей. Ну как… не то чтобы сторож. Я тут рядом живу, потому отец Андрей обратился, попросил приглядывать, если уж бессонница… Ну, и доплачивает он мне за это. Или там продуктов… Поэтому и ходил той ночью. Потому что проверять надо. Такая обязанность у меня, понимаешь?

– Давай-ка по порядку, дед. – Юрий Григорич достал новую сигарету, прикурил.

– В дом пошли, – попросил Иваныч.

– На свежем воздухе оно лучше будет. У тебя тут язык резвей ворочается.

– Я как увидел, что они мертвые…

– По порядку, дядя Федя, по порядку, – напомнил Юрий Григорич.

– Хорошо. – Иваныч подобрался, тоже засмолил новую беломорину. – Икона у нас в церкви. Бабка твоя Ульяна лет пять тому, перед самой смертью, отдала. Помнишь? Ну вот. Тут выяснилось, что имеет она большую ценность. Три дня назад комиссия приезжает, так? Два мордоворота из ихних, в рясах. И два не из ихних, тоже мордовороты – охрана, значит. В сторожке заночевали. Утром мертвые. Я их нашел. Я, получается, и убил.

– Те, которые приехали забирать?

– Ну!

– Почему ночью приехали?

– Они днем еще объявились. Пошли сначала в храм, потом икону взяли – в сторожку. Потом еще что-то… Отец Андрей им и говорит: оставайтесь, мол, до утра. Чего вам на ночь в Москву? Ну, остались.

– А ты сторожил?

– Я ночью два раза выходил. У них там «Мерседес». Большой, черный. Мало ли что? Наши выпивохи гвоздями неприличные слова нацарапают. Они, наши-то, икону отдавать не одобряли. Да и я тоже считаю, что…

– Ты не отвлекайся.

– Ну да. Те, специалисты, они спать легли. А охрана чаю попросила. Я им самовар принес. Ну и вот… Второй раз пошел обход делать. Смотрю, у этих в сторожке свет горит. Думаю, надо зайти, может, что еще надо? Вокруг церкви обошел… Вбегаю к этим – а они уже и мертвые. На полу лежат. Я к отцу Андрею. Он к Федорову. Это участковый наш. Ну, Вовка – ты его знаешь…

– И поэтому они решили, что ты убил?

– Они бестолковые там все, понимаешь? Что наш Вовка, что следователь из Калуги. Им лишь бы на кого это повесить. Весной еще на столбе у церкви видеокамеру поставили. Записывает, что там происходит, круглые сутки. И на записи никого, кроме меня, нету, понимаешь? Там все мертвые, в сторожке, икона пропала – а никто, кроме меня, не входил, не выходил.

– Померли отчего?

– Угорели, говорят…

– Печку, что ли, топили?

– Так холодно по ночам-то уже. Топили, должно.

– И дымоход неисправен?

– Нормальный дымоход. Я как вбежал, так и не заметил ничего такого.

– Угарный газ без запаха.

– Нормально дышалось там, Юрка.

– Времени сколько было?

– Часа четыре…

– И что ты делал там в четыре часа ночи?

– Ну это, обход делал.

– Ты каждую ночь обход делаешь?

– Говорю же, потому что «Мерседес» у них, черный…

– Церковь вокруг обошел?

– Ну. Потом к этим, кто за иконой приехал.

– А теперь давай правду.

– Чего? – Иваныч изумленно задрал голову.

– Правду.

– Об чем?

– Зачем к сторожке побежал? – быстро спросил Юрий Григорич.

– Почему побежал? – спохватился Иваныч.

– Сам так сказал.

– Не так выразился. Пошел, имелось в виду.

– Зачем?

– Спросить, мож надо чего?

– И…

– Вошел, а они мертвые…

– Зачем людей убил?

– Юрка, ты чего? – Старик горестно всплеснул руками.

– Тогда не ври.

– Дык я же и говорю…

– Иваныч, ты, откуда бы ни шел, так или иначе мимо окна сторожки не проскочишь. Ты обязательно бы заглянул. И увидел бы, что они мертвые, еще с улицы.

– Я в окно не заглядывал. – Дед порылся в кармане телогрейки и достал еще одну папиросу.

– А должен был заглянуть. И постучать. Вдруг спят? Нет?

– Нет, – отвернулся Иваныч.

– Давай, давай, рассказывай.

– Я не сумасшедший, Юрка, – с вызовом заявил старик и крутанул левый ус так, что он встал дыбом.