ОСЕННИЙ ЛИС

– Аой. Меня зовут Жуга.

По неподвижным рядам пронеслось шевеление, затем один из гномов выступил вперед.

– Хлейн, – назвался он.

Почти тотчас же вслед за ним шагнул другой, худой и жилистый, с мосластыми шишками суставов…

– Вольпер.

Коренастый, гладкокожий, смахивающий на отполированный ветром старый пень…

– Ругер.

Два близнеца, по пояс Хаггу ростом, неразличимые лицом и телом…

– Глюм.

– Тингер.

Поток имен не иссякал.

– Хег.

– Манол.

– Спелле.

– Реган.

– Кримбл.

– Гассенпфеффер.

– Зинбар…

Жуга стоял недвижный, молча слушая, как гномы доверяют ему свои Имена. Их было двадцать шесть. Разновеликие, одетые как попало и вооруженные кто чем, грязные, давно не видавшие нормальной пищи, все из разных кланов и из разных мест, настороженные, злые, угрюмые…

Выродки.

Свободные.

Жуга поднял голову, взглянул Золтану в глаза. Губы его шевельнулись. «Зачем?»– прозвучал еле слышный вопрос.

– Они с поверхности, – ответил тот. – Их тоже выгнала война. Они…

– Я знаю, – остановил его Жуга. – Мне рассказывали о них те, в пещере…

– Вот как? Хм. Ну ладно.

– Мне надоела эта болтовня, Зууб. Где он?

– Кто?

– Четвертый меч.

Золтан с шумом втянул воздух. Помолчал.

– Как ты догадался? – спросил он наконец.

Жуга пожал плечами.

– Это несложно. Явно ведь чего-то не хватало в тех легендах. Сам посуди. Стихий четыре, а способов закалки только три: воздух, земля, кровь означает – огонь, ведь так? А как насчет воды?

Зууб молчал.

– Потом ты говорил, что Хриз – клинок вечерних сумерек. Ночь и день – конечно же, Хиор и Хейтон. Где же утро? И потом… Зверей-то ведь четыре. Я даже знаю, как он выглядит. Черный клинок и белая рукоять, так? Где он, тот второй меч-на-грани, меченый собакой, из-за которого разгорелся весь сыр-бор?!

Некоторое время царила тишина.

– Хануд. Клинок-предатель, проданный султану за долги, – нарушил наконец свое молчание Золтан. Поднял взгляд на травника, облизал пересохшие губы. – Это он начал войну.

– Докажи.

Хагг не ответил. Вместо этого темнота за его спиной шевельнулась, и показался еще один двараг. Заметно выше остальных, собравшихся в пещере Свободных и чересчур широкоплечий даже для гнома, он был гораздо старше их. В его курчавой бороде белела седина.

– Я – Севелон, – помолчав, сказал он. Смерил травника взглядом. – Я был подмастерьем у Родарина. Я ковал Хануд. Чего ты хочешь услышать? Спрашивай. Я отвечу.

* * *

– В те годы мы всегда работали вдвоем, – медленно роняя слова, рассказывал двараг. – По меркам нашего народа я тогда был молод, и потому оставался в тени Родарина. На всем, что выходило из нашей мастерской, стояло его клеймо. Меня никто не принимал всерьез. Я же хотел работать сам. Когда случился тот спор, я понял – вот мой шанс доказать им всем, что я и сам чего-то стою! И я принялся за работу.

Мы вместе ковали Хриз, на нем лежат и мои заклятия тоже. Мой молот оставил не один след на его клинке. И это я в ту ночь закаливал его у моря – Родарин так и не решился выйти на поверхность.

Хануд я ковал в одиночку. Сам. Мне не хотелось повторять никакой меч, как бы хорош он ни был. Наконец пришла пора показывать работу. Я тоже принес на суд свой меч. И знаешь, что? Они посмеялись надо мной! Они не захотели даже выслушать меня. Родарин победил в этом споре. Хануд никто не принял всерьез. Три меча поместили в сокровищницу и окружили почетом.

Мой клинок положили на склад.

С тех пор минули годы. Ушли и Вирофилт, и Родарин, и Хульдре. Я уже давно признанный мастер. Но меч… Меч так и не признали. И вот недавно, расплачиваясь с людьми, король Лаутир принял решение отдать им Хануд. Я был против, но государь молод и упрям. Почти также упрям, как был когда-то я. Меч отдали, и случилось то, чего я опасался – снаружи началась война. И тогда я выкрал Хриз. Конечно, не один… – Севелон оглянулся на Золтана. – Мне помогли Свободные. А Хагг… нашел достойного.

И двараг умолк.

– Какое заклятие несет Хануд? – спросил Жуга.

Севелон поднял голову.

– Одерживать победу.

– Всегда?

– Всегда.

Теперь тишина воцарилась надолго.

– Останови весы, Жуга, – сказал Золтан. – Хриз выбрал тебя. Останови весы.

* * *

– Это и вправду так необходимо?

Жуга кивнул, и Золтан покачал головой.

– Далась тебе эта Лестница…

Они лежали, выглядывая из узкой расселины под самым потолком большой пещеры. Отсюда все было видно, как на ладони – и дворец, неровно громоздившийся в дальнем конце зала потеками застывшего базальта, и квадраты гномовских жилых кварталов и клепсидру на центральной площади. Около клепсидры с весьма сосредоточенным видом копошились гномы.

Жуга, упираясь локтями, продвинулся назад и повернулся на бок. Переложил поудобнее меч.

– Перекусим?

– Давай.

Достали хлеб и мясо. Долго жевали, прихлебывая из фляжки и глядя на возню трех гномов на площади.

– Шварц…

– А? – Травник поднял голову.

– Шварц, говорю, – Хагг указал рукой. – Вон, видишь? Стену ковыряет…

Внизу маячила черная фигурка монаха.

Золтан лежал вполоборота к травнику, даже сейчас готовый отразить нападение сзади. Обнаженный меч его был рядом, под рукой. «Он никому не доверяет, – вдруг понял травник. – Никому.»

Золтан

Хагг.

Рахим.

Фаррух.

аль Зууб.

Жуга сосредоточился, пытаясь разобраться. Не получилось. Все имена были верными, все с ним срослись, и все же…

– Золтан.

– М-м?

– Эти твои имена… Ты ведь не турок. Отчего тогда – Зууб?

Тот помолчал.

– Так получилось. Я родился в Галиции, вырос у османов. Потом вернулся… Долго, в обшем-то, рассказывать.

– А Хагг?

– Хагг? – пожал плечами тот. – Так меня прозвали гномы. Была одна история…

– Какая?

– Хватит об этом, Жуга, – немного резко оборвал его тот. – Не время сейчас. Зови меня, как хочешь, мне все равно.

Разговор утих, и взоры их вновь обратились к площади. Черный угловатый силуэт клепсидры матово светился, сверху вниз по нему то и дело пробегали разноцветные сполохи. Зуд усилился. Жуга, не выдержав, стянул с руки браслет. Растер покрасневшее запястье, поморщился: браслет кололся даже в ладони, камень в нем бешено пульсировал.

– Черт… – Жуга закусил губу и бросил беглый взгляд на гномов. – Что они там делают?