Осенний лист или зачем бомжу деньги

–  Врешь!
– выдохнул из себя Сидоров.
– Врешь, тварь!

Катя снова пожала плечами и не ответила.

Альфред долго не спускался к ним, наверное, опасался быть покалеченным законным супругом Екатерины Великой. Наконец, он спустился по лестнице, полностью одетый, даже про галстук не забыл.

Сидоров критически посмотрел на новоиспеченного Катиного бой-френда. Такого соплей перешибить можно - тонкий и звонкий, с испариной на лбу и перепуганный насмерть.

–  Алексей Алексеевич, я…, - начал Альфред, но Сидоров махнул в его сторону рукой.

–  Помолчи, - жестко сказал он.

– Ты никто, и звать тебя никак.

Доказать?

Еще что-то пытается вякать, задохлик! Сидоров и не думал его бить, чтобы унять злость он с хрустом сжал кулаки, а Молотилов, услышав хруст пальцев и увидев эти страшные кувалды, втянул голову в плечи и зажмурился, ожидая удара.

–  Ну-ка, без этого!
– спокойно сказала Катерина и встала между ними.
– Альфред - мой муж. Это ты никто, Сидоров. Ты бомж, Сидоров.

И с завтрашнего дня безработный. Пошел вон из моего дома и из моей жизни!

Да! Правда! Катерина нисколько не преувеличивала, говоря 'вон из моего дома' - дом, который они выстроили, любовно распланировав расположение комнат, предусмотрев тысячи всяких штучек-дрючек, обеспечивающих различные удобства, был оформлен на нее. И фирма принадлежала ей. У Сидорова не было ничего. Ничего, кроме отметки в паспорте о том, что такого-то числа такого-то месяца такого-то года зарегистрирован брак с гражданкой…

Но не в штампе дело и не в правах Сидорова на половину нажитого совместно. Совершенно не в этом дело.

'Пошел вон, Сидоров!', звучал в его ушах голос Катерины, когда он навсегда покидал этот дом. 'Пошел вон из моей жизни!'.

Быть может, его душа умерла в тот момент, когда он услышал эти слова. Или чуть позже, через несколько мгновений, когда он перешагивал порог дома. Он слышал, как Катерина расхохоталась ему в спину. А может быть, этот смех ему просто померещился? Может быть, если бы он только смог заставить себя повернуться, он бы увидел, что в глазах его жены стоят слезы и что она не хохочет, а двумя руками зажимает себе рот, из которого рвутся рыдания и крик: 'Вернись,

Сидоров!'.

Но он не оглянулся. Он ушел навсегда.

Кроме кота Сидорова в дачном домике иногда навещали мыши. Они скреблись где-то под полом и в стенах. Иногда влезали из своих лазов и серыми комочками быстро прокатывались через комнату. Но вскоре мыши куда-то исчезли, потому что серый монстр решил здесь обосноваться всерьез и надолго. Он стал приходить каждый день и подолгу сидел возле кровати, глядел на Сидорова своими желтыми глазами, иногда противно орал. Не мяукал, как положено представителю кошачьего племени, а именно орал. На кухню кот ходил теперь редко, видимо все разведал и прояснил для себя в свои первые визиты.

Где-то через неделю в гости к Сидорову пришел капитан Мотовило, так он представился, следователь из районного отделения милиции. Как выяснилось, Катерина подала заявление в ментуру о пропаже мужа.

Мотовило очень быстро сообразил, что если трупа Сидорова нет в наличии ни в моргах, ни в больницах, и вообще о Сидорове никто ничего не слышал и не знал, то он либо под снегом или в земле мертвый, либо где-то живой, но скрывается. А где можно скрываться, если любовницы, как очень быстро выяснил Мотовило, у Сидорова нет, родителей тоже нет, а дома и быть не может, потому что жена именно это и утверждает? Конечно, пропавший может быть где угодно, может, он в другой город уехал, но начинать поиски с чего-то надо. И

Мотовило начал с дачи, с единственной недвижимости, принадлежавшей

Сидорову.

–  Гражданин Сидоров? Алексей Алексеевич?
– гулким басом спросил капитан Мотовило.

–  Да, пока еще.

–  А вас жена ищет.

–  Да?

Мотовило явно был в курсе всего, выяснил - наверняка, допросил

Катерину, Альфреда Молотилова, кое-кого из приятелей Сидорова. Да капитан и не скрывал перед ним своей осведомленности, сказал напрямик:

–  Брось ты это, парень. Подумаешь, баба скурвилась! Что же теперь

–  в бомжи подаваться? Законы-то знаешь, небось?

В бомжи? Почему нет? Бомжи - подходящая для Сидорова компания в его теперешнем положении.

–  Слушай, капитан, - сказал Сидоров.
– Пошел ты…

–  Но, но, но!
– Мотовило поднял вверх палец-сардельку и погрозил им.
– По роже дам за оскорбление.

–  Тебе нельзя, ты при исполнении.

–  А кто подтвердит, что я тебе по роже разок въехал?

–  Вот он, - Сидоров указал на кота.

Котяра сидел у порога (опять его появление было неожиданным!) и нагло смотрел на Сидоровского гостя, облизываясь.

–  Это у тебя кто, кот-бегемот?
– спросил Мотовило, проявляя необычную для мента начитанность.

–  Кот-живоглот. Видишь, капитан, он на тебя облизывается. Сожрать хочет.

–  Подавится. Менты не каждому коту-живоглоту по зубам. Как ты его зовешь, кстати?

–  Никак. Он кот самостоятельный. Приходит, когда захочет.

–  Твой?

–  Сторожа местного. Ко мне заходит, чтобы пожрать. Иногда пытается что-то рассказать, но я его языка не понимаю.

–  Это ничего, - успокаивающе сказал Мотовило.
– До весны здесь отшельником проживешь, понимать станешь. И не только кошачий язык. С призраками начнешь разговаривать. С тенью своей.

–  У тебя закурить что-нибудь найдется?
– спросил Сидоров, сбавив обороты и ощутив вдруг симпатию к этому толстому капитану.

–  А как же!
– Мотовило полез в карман.
– Я без двух пачек сигарет в кармане на службу не выхожу.

–  Две пачки? Так много выкуриваешь?

–  Много, - соглашаясь, кивнул головой капитан.
– А иногда вот такие, как ты, нищие миллионеры, закурить просят. Приходится угощать.

–  Не хочешь, не угощай, - обиделся было Сидоров, но Мотовило сказал миролюбиво:

–  Да ладно ты, не злись. Это я пошутил так неудачно. На, кури на здоровье. Что я не понимаю что ли? С любым такая хрень произойти может. А может, бутылочку раздавим в порядке знакомства?

–  У меня только подсолнечное масло в бутылке.

–  Рафинированное?

–  А кто его знает?

Бутылка нашлась у капитана. Точнее, не бутылка, а двухсотграммовая фляжка с коньяком.

–  Всегда с собой носишь?

–  Всегда. Каждое утро перед выходом на службу кладу в карман две нераспечатанные пачки сигарет и наполняю коньяком фляжку.