Осенний лист или зачем бомжу деньги

'Искре'. Уже почти всех уволили, осталось только руководство, кое-кто из рабочих, в основном из обслуги, малоквалифицированные, да секретари цеховских начальников. Без них никуда?

На лестнице сновали туда и сюда люди, вынося стулья, кожаные кресла и прочую мебелишку. Телевизор 'Изумруд' пронесли мимо

Альфреда, за ним холодильник 'Саратов', в коем начальник цеха, по видимому, охлаждал водку и боржом. А шестеро рабочих в синих комбинезонах стояли у двери приемной и жестко матерились, обсуждая процесс транспортировки вниз по лестнице тяжеленного насыпного сейфа. Сейф угрюмо стоял рядом и казался неподъемным.

Такое столпотворение в этот день происходило во всех цехах.

Имущество выносилось, грузилось на машины и увозилось в неизвестном направлении. Куда конкретно вывозились вещи и куда потом они девались, Альфред не знал. Этого никто из рядовых тружеников завода не знал. Может быть, они прямиком развозились по квартирам и дачам руководителей подразделений, а может, разгружались на какой-нибудь складе и запирались на замок. А потом на этом складе появлялись высокие начальники, возможно, со своими женами, и распределяли между собой - кому что.

Сюда, во взрывной, Альфред зашел, чтобы увидеться с Наденькой. И проститься, несколько дней назад Наденька сообщила ему, что собирается возвращаться к родителям в деревню, из которой совсем недавно перебралась в город делать карьеру и устраивать свою жизнь.

Наденька стояла посреди приемной, пол которой был засыпан ворохами старых газет, листками инструкций, цеховых приказов и распоряжений.

Глаза у нее были на мокром месте.

–  Что мне теперь делать, Алик?
– спросила она, глотая слезы у вошедшего Альфреда.

Альфред растерялся и не ответил.

–  В деревню?
– с надрывом продолжала Надя.
– Свиней кормить?

Корову доить? Спину на огороде ломать с утра до ночи?

–  А…что…?
– заикаясь, стал лепетать Альфред.
– Что…? Что делать…?

–  Вот и я не знаю, что! Не хочу я в деревню. Я там превращусь…, в старуху я там превращусь. Не пройдет и полгода.

До превращения Наденьки в старуху было далеко, она преувеличивала.

Во всяком случае, больше, чем полгода.

Альфред смотрел на Наденькины трясущиеся губы, на ее слезы, дрожащие на кончиках пушистых ресниц, и молчал. Он не знал, что сказать, не знал, что посоветовать девушке, к которой, в принципе, был неравнодушен, но… Но что он может сделать, если и сам не знает, куда ему идти и на что жить? Какое-то время, конечно, можно посидеть на шее у мамы, но одно дело - родной сын, а с Наденькой?

Нет, двоих мама на своей шее не удержит.

Так он ничего и не сказал Наденьке. Из кабинета раздался голос начальника цеха, приказывающей ей зайти за получением очередного распоряжения. Надя ушла к начальнику, а Альфред, смалодушничав и воспользовавшись ее отсутствием, потихоньку сбежал.

Больше они с Наденькой никогда не виделись. Наверное, уехала все-таки в свою деревню…

Окрошка вернулся не один. За его спиной шел высокий худой старик с белой головой и котомкой на плече.

–  Эй, Альф! Ты там не уснул?
– окликнул Альфреда Окрошка, который со света не мог разглядеть его, сидящего на рубероиде.
– А, вот ты где! Дай-ка мой любимый фонарь. Сейчас мы эту дверь вскроем, как банковский сейф.

Бирюк коротко кивнул Альфреду и сказал Окрошке:

–  Свети сюда, на замочную скважину, ешкин кот.
– Голос у Бирюка был грубый, чуть хриплый.
– А сам отвернись.

–  Что, секреты мастерства раскрывать не хочешь?

–  Глаз у тебя, Окрошка, нехороший.

–  Чем это, интересно знать, тебе мой глаз не нравится?

–  Глупый он у тебя и завистливый. Будешь смотреть, не смогу замок открыть.

–  Завистливый?
– Окрошка не стал повторять первого определения.
–

Хорошо. Вообще смотреть не буду.
– Он отдал фонарь Альфреду.
– Пусть вот он тебе светит, если тебе мой глаз не нравится. А я отдохну пока.

Он отошел назад, нашел удобное место на куче рубероида, пристроил свою тощую задницу и, обиженно оттуда засопев, стал ждать. Бирюк порылся в своей котомке, извлек из нее какую-то железку и принялся ковыряться ею в замке. Возился он совсем немного, буквально через десяток секунд в замке что-то защелкало, и Альф услышал, как ригеля из стен стали рывками вползать в дверное полотно.

–  Хороший замок, - одобрительно произнес Бирюк, - прочный, и совершенно не заржавел. Только простой больно, как чукча. Без секретов. Ну, что? Дело сделано.

–  Дай-ка, дай-ка! Пусти.
– Окрошка мигом поднялся с кучи и, отодвинув костылем Бирюка в сторону, подошел к двери.
– Открывай.

Что стоишь, как обмороженный? Альф, давай, открывай свой Сим-Сим.

Альфред потянул за ручку, и дверь медленно открылась, тяжелая стальная дверь в бомбоубежище, построенное и оборудованное во времена, когда угроза ядерного нападения капиталистических агрессоров ни для кого не казалась пустым звуком. На Альфреда пахнуло сухим холодом и запахом пустого помещения, точнее, отсутствием каких бы то ни было запахов. Он посветил фонарем, и яркий луч света выхватил из темноты стеллажи, на которых стояли какие-то ящики. Много ящиков.

–  Ни фига себе!
– выдохнул Окрошка.
– Интересно, что там внутри, в ящиках в этих? Может, консервы?

Часть II.

Тесть.

1.

Идя на встречу со своим тестем, Андреем Валентиновичем Самсоновым, о существовании которого он, естественно, подозревал, но никогда его не видел, Сидоров, что греха таить, слегка волновался.

Накануне вечером, когда они с Мотовило сидели на кухне и пили коньяк, он позвонил с домашнего телефона майора в гостиницу и попросил соединить его с номером, где проживал Самсонов. Трубку поднял секретарь сибирского олигарха. Голос у секретаря был молодым, но вполне убедительным.

–  Секретарь господина Самсонова.

–  Моя фамилия Сидоров. Мне нужно встретиться с Андреем

Валентиновичем.

–  Назовите ваше имя и отчество, пожалуйста, - вежливо попросил секретарь.
– И сообщите цель вашего визита.

–  Алексей Алексеевич. Я хочу встретиться с господином Самсоновым, чтобы обсудить некоторые вопросы, которые…, - Сидоров на секунду запнулся, - которые, скажем так, имеют конфиденциальный характер.

–  Одну минуту.

Видимо секретарь ушел в другую комнату докладывать Самсонову о его звонке, потому, что трубка молчала около минуты, и Сидоров не слышал ни звука.

–  Алло? Господин Сидоров? Вы слушаете?

–  Да, я слушаю.

–  Можете прийти завтра в восемь тридцать. Андрей Валентинович будет вас ждать. Только попрошу не опаздывать и не приходить раньше назначенного времени. У Андрея Валентиновича четкий режим дня и он не терпит отсутствия пунктуальности у своих визитеров.