Осенняя женщина (Рассказы и повесть)

– Не выносит русского духа, - говорю я.

– Тихо, - шепотом говорит она.
– Не трогай его. У него ведь очень короткая жизнь. По нашим меркам - он уже год сидит сейчас. Целый год! Сидит и думает, думает... Вот умница-то, а?

За стеной слышится негромкий мелодичный звук.

– Пианино? Но кто это?

– Боже мой... Ей уже купили пианино, - испуганно говорит он.

– Кому?

– Да девочке. Маленькой такой... помнишь, у соседей?

– Девочке? У них был ребенок, я помню... Ма-аленький...

– Она выросла!

Звуки осторожно проникают в нашу комнату. Сначала робкие, смущенные, прячущиеся. Затем все более настойчивые, выразительные...

И все мы вместе - с ожиданием, комнатой, мотыльком и даже злосчастным градусником - вытесняемся звуками, уносимся мелодией в прошлое, в прошлое, в прошлое...

3. ПРОСТО ЮРКА

Предуведомление

Особенно негодовали мыши. Мой распорядок дня их совершенно не устраивал: я спал днем, а работал по ночам. Они считали это ущемлением своих прав. Изредка их представитель появлялся ночью на кухне, внимательно оглядывал жизненное пространство и, убедившись, что я бодрствую, скорбно удалялся в подпечье. Там бурно совещались.

Не надо думать, что я не предпринимал попыток найти компромисс. Я вставал пораньше, под любым предлогом уклонялся от дневного послеобеденного сна и, совершенно разбитый, ничего толком не сделав за день, вечером честно направлялся в постель, благосклонно улыбаясь дырам и щелям в полу избы. Но... Стоило мне выключить свет и смежить веки, как радостная орава выбиралась из сумеречных убежищ и разворачивала самые настоящие оргии! Я пытался вразумить их покашливанием, закуриванием, бросанием тапок на звук, прочими шумовыми акциями. Эффект был жалким - секундное затишье, отведенное, очевидно, обмену недоуменными взглядами: а в чем собственно дело? Кажется, в своем праве! И гульба продолжалась. Тапочки, разумеется, возвращать мне и не думали. И тогда я обращался с речью в темноту:

– Помилуйте, - говорил я, - дайте же мне заснуть. Уверяю, на это уйдет минут пятнадцать, не более. А потом хоть весь дом разнесите!

Ответом мне была самая свинская возня.

Кроме того, в претензии ко мне были и комары, чей промысел также рассчитан в основном на ночное, разбойное время. Но в результате занятой мной принципиальной позиции им приходилось просиживать на потолке в бездействии. Иной смельчак из дерзости или скуки начинал вдруг барражировать в противной близости возле уха, чего я терпеть не могу. Я ловко выбрасывал руку на звук и стремительно схлопывал пальцы в кулак. Потенциальная жертва укоризненно облетала сработавший вхолостую капкан и, кажется, тяжело вздыхая, набирала высоту.

Так я и работал. Между двумя слоями раздражения - верхним и нижним. В таких условиях чего-нибудь эпохальное не напишешь, философский роман не осилишь. И потому я писал маленькие рассказики. Эту единственную форму еще хоть как-то терпели мыши и комары. И за это спасибо.

Две шляпы

У меня и у Юрки. Юркина велика ему - спер у отца. Моя мала - тоже от отца, но по наследству. Мы шагаем к пруду. У нас две удочки. Не какие-нибудь самодельные, а покупные, пластиковые, раздвижные. Телескопические, как говорят среди рыбаков.

Второй день, как погода установилась. И хотя облака тянут и тянут с севера, пышные облака, некоторые даже с обвисающей темной бахромой, дождь проливается не над нами.

– А если щука? Выдержит леска? Ох, надо было вершу взять... А ты чего больше любишь: мороженое или арбуз? Только, чур, одно!

– без перерыва выпаливает Юрка. И тут же сам отвечает: - пол-арбуза и полмороженого.

– Вот так одно, - говорю я.

– А сколько же? Пол и половинка. А ты больше всего чего любишь: щуку или мед? Только, чур, одно!

И т. д. Так мы доходим до пруда. Поверхность его покрыта расходящимися кругами - играет рыба...

Юрка таскает одну за другой. Таскает "силявок", как он их называет. У меня дело не клеится. Я внутренне злюсь - на себя, на рыбу, на Юрку, который нет-нет, да подденет:

– Ты, что ли, никогда рыбу не ловил?

Ловит он лихо, необъяснимо. Не глядя на поплавок, сам отдает себе команду: "Готовсь!"- и дергает.

Но вот у него запутывается леска. Ему никак с ней не сладить - мал еще. Или хитрит.

– Лай пока твоей половлю, - просит он.
– Я твоей еще не пробовал.

Делать нечего. Я отдаю ему мою удочку, втайне надеясь, что ему не повезет, а мне потом удастся неудачи свои свалить на несчастливую удочку.

Но пока я вожусь с хитрыми узлами, Юрка вытаскивает еще пару силявок. Я молча отдаю ему исправленную снасть.

– У тебя тоже хорошая удочка, говорит он.
– А ты чего больше любишь: рисовать или рыбу ловить? Только, чур, одно!

Мы опять забрасываем удочки. Дело к вечеру. Рыба разыгралась. Но только не у моего крючка. Что за напасть?

И тут... Щука! Здоровенная! Нет, не клюнула. А ударила хвостом между нашими поплавками, будто кирпич в воду бросили.

Юрка от неожиданности выпустил удочку. Тут же дернулся за ней. И уже упала у него с головы шляпа. Прямо в воду. Он потянулся за ней. Выпустил удочку. Прямо как в цирке. Но нам не до смеха. Видя Юркино отчаянное положение, я протянул руку за проплывающей мимо шляпой и... соскользнул с глинистого берега в воду, по колено. Но шляпу успел схватить.

Потом мы стояли на берегу и хохотали. Юрка - показывая на мои мокрые брюки, я - на мокрую шляпу на его голове.

– Ты чего больше любишь?
– спросил я.
– Целиком сухой или целиком мокрый? Только, чур, одно. Давай шляпу. На мою. И будешь целиком сухой.

– А, хитренький, - сказал Юрка.
– Я тоже хочу быть наполовину.

Его не проведешь. И потому мы шагаем домой переодеваться. Вечер-то еще не закончился, можно еще посидеть у пруда. Вдруг повезет?

Юрка и НЛО

Еще Юрка любит напускать на себя таинственность.

– Ты чего читаешь?

– Да вот, иностранный язык учу.

– Я тоже скоро буду учить в школе наглийский, - заявляет он.
– А спорим, ты сегодня ночью чего-то не видел?

– Чего это я не видел?
– удивляюсь я.
– Я поздно лег.

Юрка нагибается к моему уху.

– Сегодня ночью, - шепчет он, оглядываясь по сторонам и сопя, так что щекотно становится в ухе, - на небе были онипланетяны.

– Кто?!

– Кто, кто, - передразнивает Юрка.
– Они-пла-не-тя-ны. А ты и не видел... Только честно, не видел?

– Нет, - говорю я растерянно.
– Где же ты их видел? Ну рассказывай.