Ошо. История жизни независимого мистика

В течение всего этого невероятно трудного времени об Ошо очень заботилась Кранти, с любовью и преданностью обеспечивая его повседневные потребности.

Ошо часто жаловался на жестокие головные боли, и это сильно беспокоило Кранти. Она и ее брат Арвинд очень хотели что-то сделать, найти средство от головных болей Ошо, но он говорил им, что им не стоит беспокоиться, потому что с ним не происходит ничего такого, с чем надо что-то делать.

Отец Ошо тоже обратил внимание на его головные боли. Однажды, когда боль стала настолько жестокой, Кранти и Арвинд послали в Гадарвару срочное сообщение, и Дадде пришлось срочно мчаться в Джабалпур. Дадда думал, что головные боли происходят от чтения, которым излишне увлекался Ошо. Он припомнил тогда, что в Гадарваре Ошо использовал болеутоляющий бальзам, который намазывал себе на лоб и продолжал читать.

Мать Ошо припомнила давний эпизод, когда он испытывал мучительную головную боль, а потом у него пошла носом кровь. Она забеспокоилась, но потом, через некоторое время, кровотечение прекратилось. Но эти головные боли в первые годы учебы в колледже, как им казалось, не имеют отношения к чтению. Скорее всего, они были связаны с тем психологическим состоянием, через которое проходил Ошо.

Видя то физическое и психологическое состояние, в котором находился Ошо, семья начала подозревать, что астрологическое предсказание о его смерти в двадцать один год может сбыться. Они стали водить его по врачам. Единственный, кто знал, что эти судорожные усилия бесполезны, был сам Ошо. Он настаивал на том, что нет необходимости показывать его врачам, что медицина не принесет ему ничего хорошего. Ошо описывает один примечательный визит к врачу:

«Меня привели к вайдья, доктору. На самом деле меня показывали многим врачам, но только один, практиковавший аюрведу, сказал моему отцу: „Он не болен. Не тратьте зря ваше время“. Конечно, они продолжали таскать меня из одного места в другое. И многие прописывали мне лекарства, а я продолжал говорить моему отцу: „Что вы волнуетесь? Со мной все в совершенном порядке“. Но никто не верил в то, что я говорил. Они говорили: „Успокойся. Просто прими лекарство.

Что в этом плохого?“ Так я и продолжал глотать всевозможные снадобья.

Существовал один вайдья, проницательный человек. Звали его Пандит Бхагиратх Прасад… Сейчас этого старика уже нет в живых, но это был человек редкой проницательности. Он поглядел на меня и сказал: „Он ничем не болен“. Тут он заплакал и сказал: „Я сам пытался достичь такого состояния. Он счастливчик. В этой жизни я не смог достичь этого состояния. Не водите его больше ни к кому. Он на пути к своему родному дому“. И заплакал счастливыми слезами.

Он стал моим защитником — моим защитником от врачей и других целителей. Он сказал моему отцу: „Оставьте его у меня. Я позабочусь о нем“. Он никогда не давал мне каких-то лекарств. Когда мой отец настаивал на этом, он давал мне пилюли из сахара и говорил: „Это сахарные пилюли. Прими их ради спокойствия родных. Они тебе и не повредят, и не помогут. На самом деле никакая помощь тут и невозможна“».

Понимание природы болезни Ошо этим врачом оказалась верным, потому что его заболевание было необычным: он был не простым пациентом. Ошо знал о своем состоянии и его причинах лучше, чем любой практикующий врач.

«Это было выше меня, оно шло своим чередом. Я сделал нечто. Я постучал в дверь наугад. И вот дверь отворилась. Я медитировал в течение многих лет, просто безмолвно сидя и ничего не делая, и мало-помалу я стал перемещаться в то пространство, самую его сердцевину, где вы находитесь и ничего не делаете, вы там просто присутствуете как наблюдатель».

Медитации Ошо становились все глубже. Его эксперименты вели прямиком к большому взрыву. Одна из обычно выполняемых им медитаций — та, что он проводил, сидя на вершине дерева, — оказалась особенно мощной. Этот завораживающий эксперимент состоялся в Саугаре, штат Мадья Прадеш, примерно за год до того, как состоялось это великое событие. Учась в колледже в Джабалпуре, Ошо получил приглашение принять участие в словесном состязании, которое спонсировал университет Саугара. Ошо провел там три дня, и вот как он описывает происходившее:

«Ночью я обычно сидел на дереве и медитировал. Много раз я чувствовал, что, если я медитирую, сидя на земле, мое тело становится тяжелее, и оно побеждает, возможно, из-за того, что тело создано из праха земного.

Разговор о том, что йоги отправляются на вершины гор или высоко в Гималаи, не такие уж пустые, но они точно имеют под собой научное объяснение.

Чем больше расстояние между телом и землею, тем более ослабляется физическое притяжение или давление на тело, и мощь внутренней силы увеличивается. Поэтому я стал забираться на высокое дерево и полностью погружался в медитацию на несколько ночных часов.

Однажды ночью я настолько ушел в медитацию, что даже не понял, когда мое тело упало с дерева. Увидев, что мое тело лежит на земле, я в недоумении огляделся. Я был сильно удивлен тем, что происходит. Как так получилось, что я сижу на дереве, а мое тело в этот момент лежит на земле? Я совершенно не мог этого понять. Это было очень необычное ощущение. Сияющая линия, блестящая серебряная нить от пупка моего тела шла вверх и соединяла с ним меня, восседающего на дереве. Было выше моих сил понять происходившее или предвидеть, что могло бы случиться вслед за этим, и я забеспокоился, смогу ли я вернуться в мое тело. Я не знаю, сколько длилось состояние транса, но до этого уникального события такого со мной никогда не происходило.

В тот день впервые я увидел мое собственное тело со стороны, и в тот день простое физическое существование моего тела закончилось навсегда. И с того дня смерть тоже перестала для меня существовать, потому что я понял, что душа и тело — это две разные вещи, совершенно раздельно существующие. Это был чрезвычайно важный момент: мое понимание духа, который находится в каждом человеческом теле.

В действительности было очень трудно сказать, сколько длилось это состояние. Как только стало светать, две женщины из ближайшей деревни, шедшие мимо с бидонами молока, увидели мое тело… лежавшее там. Я с вершины увидел их, рассматривающих мое тело, которое лежало рядом с деревом. Они пощупали мой лоб, и в тот же момент, как бы влекомый непреодолимой силой притяжения, я вернулся внутрь моего тела и открыл глаза.

Я понял, что женщина может создать электрический заряд в теле мужчины и сходным образом мужчина может сделать то же с телом женщины. Потом я обдумывал природу одновременности того, как рука женщины коснулась моего лба и мое моментальное возвращение в собственное тело. Как и почему все это могло произойти? Такие случаи неоднократно происходили в моей жизни, и я понял, отчего в Индии медиумы, которые экспериментируют с самадхи [19] (непрерывное состояние чистого сознания) и с фактической смертью, берут себе в помощницы женщин.

В состоянии глубокого и полного самадхи духовное составляющее — теджас шарира — выходит из физического тела человека и не может вернуться без соучастия и помощи женщины. Подобным же образом, если оно выходит из тела женщины, оно не может вернуться назад без помощи мужчины. Как только тела мужчины и женщины входят в соприкосновение, между ними пробегает ток, электрическая цепь замыкается, и в тот же момент осознание духа, вышедшее из тела, возвращается в него.

Впоследствии я пережил этот феномен шесть раз за шесть месяцев. В течение эти значимых шести месяцев я чувствовал, что моя жизнь сократилась на десять лет, иными словами, если мне предстояло прожить семьдесят лет, то после этих переживаний я проживу только шестьдесят. Что за невероятный опыт я получил за эти полгода! Волосы на моей груди поседели, а я так не смог уловить смысл происходившего. Потом я подумал и осознал, что, какой бы ни была связь между физическим телом и духовной сущностью, если она прервалась, то согласованность, естественным образом существовавшая между ними, нарушена».

19

Самадхи (означает на санскрите «целостность, завершение») — в индуистской и буддистской медитативной практиках конечное состояние, при котором исчезает само понятие о собственной индивидуальности (но не сознание) и возникает единство воспринимающего и воспринимаемого. В этом смысле самадхи есть синоним просветления, достигаемого медитацией и подводящего человека вплотную к нирване.

По мере того как Ошо все глубже и глубже входил в таинство медитации, его вопросы исчезали. Его деятельность двигалась к концу; поиски вышли на тот рубеж, после которого уже некуда было идти. Такое уже случалось за несколько лет до этого, в то время, когда умер дедушка Ошо. Он оказался наедине с собой — но теперь уже навсегда. Ошо вспоминает, что глубоко внутри него была пустота. Там не было действия. Он утратил амбиции; у него не было желаний кем-либо становиться или куда-то стремиться; ему не было дела до Бога или нирваны.

«Болезнь под названием „Будда“ совершенно исчезла», —

говорит Ошо.

Пришел благоприятный момент. Двери должны были вот-вот распахнуться, рассвет был уже совсем недалек. По словам Ошо:

«Однажды это состояние „без вопросов“ изменилось. Не потому, что я получил ответы, нет! Скорее, все вопросы просто отпали, и установилась великая тишина. Ситуация была взрывоопасная. Жить в этих условиях было равносильно смерти. А ест человек умирает, вопросы задавать некому. После этого опыта с пустотой я больше не задавал вопросов. Все темы, по которым можно было бы задать вопросы, стали несущественными. До этого можно было бесконечно спрашивать и спрашивать. Потом не осталось ничего, похожего на вопросы».

Сам Ошо около двадцати лет никому ничего не рассказывал о самом событии просветления. Эта история вышла на свет одной достаточно драматичной ночью, когда Ошо жил в Вудлэнд Апартментс в Мумбае. Друзья часто спрашивали у Кранти, знает ли она что-либо о том, когда на Ошо снизошло просветление. Она ничего не могла рассказать им, потому что сама не знала, но каждый раз кто-то снова спрашивал ее об этом, и такое побуждало Кранти попытаться выяснить это у самого Ошо.

Кранти вспоминает эту беседу с Ошо:

«Прошлой ночью (27 ноября 1972 г.) любопытство, которое сжигало меня столько времени, стало непреодолимым. Это было в половине двенадцатого ночи. Выпив свое молоко, Ошо пошел спать. Я тоже попыталась лечь, но вдруг мне захотелось спросить у Ошо, когда он достиг просветления. Не задумываясь ни секунду, я спросила: „Когда ты достиг просветления?“ Ошо рассмеялся и сказал: „Ты сама хочешь это знать или это от того, что люди все время тебя спрашивают?“

Я сказала: „И то и другое. Пожалуйста, расскажи мне“. Ошо опять стал смеяться и сказал: „Я расскажу в другой раз“. „Я хочу прямо сейчас“, — сказала я. „Подумай и догадаешься сама“, — ответил он.

Какое-то время я помолчала. Потом сказала: „Наверное, ты достиг просветления в двадцать один или в двадцать два года, когда учился на втором курсе колледжа“. Не успела я закончить фразу, как Ошо заметил, чуть серьезнее: „В двадцать один, а не в двадцать два“. Мне стало очень интересно узнать день и год, и я спросила об этом.

„Это было 21 марта 1953 г.“, — сказал Ошо. Через некоторое время я опять спросила: „Где это произошло? В тот день случилось что-то необычное?“

„Постарайся, — сказал Ошо, — и ты все вспомнишь“. Я полежала в молчании и вспомнила ту ночь двадцать лет назад. Я сказала: „В ту ночь, в одиннадцать часов, ты, совершенно неожиданно, сказал мне, что уходишь, а потом вернулся в три часа“.

„Ты все абсолютно правильно угадала, именно в ту ночь“, — сказал Ошо. Я не верила в то, что то, что я вижу, происходит на самом деле. Но раз это говорил мне Ошо, значит, так все и было в действительности. Могла ли я оглянуться и увидеть что-то в прошлом? Все там было его собственной игрой. Все это делал он. Пока эти мысли роились в моей голове, мне стала любопытна еще одна вещь: в какое время той ночи, где и в каком месте Ошо стал просветленным? Я тут же спросила: „Куда ты ходил той ночью?“

„В сад Бханвартал“, — ответил Ошо. Он не успел произнести „в сад“, как я вспомнила про дерево. „Ты пошел в сад и сел под деревом „ашока“ [20] .

„Нет, я сел под деревом молшри“ [21] , — сказал Ошо. „Раз ты находился в саду между одиннадцатью и тремя часами, в какое время и на каком месте произошло это событие?“

„Постарайся и ты припомнишь“, — сказал он. Некоторое время я молчала, и все сцены этого вечера начали всплывать перед моим внутренним взором: как он уходил, как он тихонько разбудил меня, чтобы сказать, что уходит и не знает, когда вернется. Он ушел сразу же после того, как сказал мне об этом, и я всю ночь бодрствовала, ожидая его возвращения.

Потом все это происшествие начало возникать передо мной. Я смогла даже представить его мудру (позу). Каким-то образом я почувствовала, что это событие произошло в два часа. Как только ко мне пришла мысль о двух часах ночи, я сразу сказала об этом Ошо.

„Это случилось ровно в два часа ночи, — сказал Ошо. — Сейчас ты улавливаешь все это верно“. Я снова была вне себя от изумления, и оно переполняло меня настолько, что я не могла спать. Мне хотелось разбудить всех и каждому рассказать о том, что я узнала“».

20

Ашока, или сарака индийская, — растение, распространенное в тропической Азии, в Индии встречается повсюду и ценится за красоту листьев и оранжево-красных цветов. Выращивается в монастырях, используется для убранства храмов. По легенде, под этим деревом родился Гаутама Будда, а его название в переводе с санскрита означает «беспечальное, приносящее радость». Является символом любви и стражем девственности.

21

Молшри, мимусопс или испанская вишня, — лекарственное растение, широко известное на Цейлоне и в Индии благодаря плодам — сочным фруктам, хорошо укрепляющим ткани зубов и десен. Хорошо приживается в домашних условиях.

Ошо сам объясняет, почему он почти двадцать лет держал историю его просветления в секрете.

«Многие спрашивали меня, если я стал просветленным в 1953 г., то почему я молчал об этом? Почти двадцать лет я не говорил об этом ни слова кому бы то ни было, до тех пор, пока некоторые не начали подозревать, что что-то со мной случилось, не начали спрашивать меня напрямую… „Мы чувствуем, что с тобой случилось нечто… Мы не знаем, что это было, но одно мы знаем наверняка — после того, что произошло, ты уже не был тем, чем являемся мы, и ты скрываешь это“.

За эти двадцать лет не менее десятка людей спрашивали меня, а я уклонялся от ответа, насколько это было возможно, пока не почувствовал, что их желание неподдельно. И я рассказывал им, только если они обещали сохранить это в тайне. И они все выполнили обещание. Сейчас все они санньясины. Я говорил им: „Вы погодите, дождитесь нужного момента; только тогда я раскрою тайну“.

Я многое узнал от прошлых Будд. Если бы Иисус промолчал о том, что он — сын Божий, человечеству бы было от этого гораздо больше пользы».