Ошо. История жизни независимого мистика

Ошо упирал на то, что не следует раскрывать тайну его просветления до того, как он не прекратит путешествовать по стране, потому что знание об этом опасно для его жизни.

«На протяжении этих двадцати лет я все время перемещался, и у меня не было ни единого телохранителя. И я находился в постоянной опасности: в меня кидали камни, швыряли ботинки. Я, проведя в поезде сутки, приезжал в какой-то город, а толпа не давала мне сойти на станции, они вынуждали меня ехать обратно. В результате завязывалась драка между теми, кто хотел, чтобы я сошел с поезда, и теми, кто хотел, чтобы я убрался подальше, по крайней мере из их города.

Если б я объявил, что я — просветленный, меня бы точно убили, никакой сложности это бы не составило, это было бы очень просто. Но в течение двадцати лет я хранил полное молчание. Я объявил об этом только тогда, когда вокруг меня собралось достаточно много понимающих людей… достаточно моих людей, людей, которые принадлежали мне. Я объявил об этом только тогда, когда понял, что способен создать свой маленький мир и могу больше не обращать внимания на толпы и массы и на весь этот глупый сброд».

По прошествии двадцати лет Ошо описал то немыслимое по яркости переживание своими собственными словами. Он четко описал это событие, возможно, более подробно, нежели какой-то просветленный до него.

«В этот судьбоносный день 21 марта 1953 г. мне вспомнились все жизни, в течение которых я работал — работал над собой, — боролся, делал все, что только можно было делать, — и ничего не происходило. Теперь я понимаю, почему ничего не происходило. Сами усилия становились препятствием, сама лестница мешала подниматься, само горячее желание являлось помехой. Не то, чтобы сами поиски бесполезны. Поиски необходимы, но когда они становятся самоцелью, их надо отбросить. Лодка нужна, чтобы переплыть реку, но потом приходит момент, когда вам надо избавиться от лодки, напрочь о ней забыть и оставить позади. Усилие нужно, без усилий ничего не получится. Но и с одним только усилием ничего не получится.

За семь дней до 21 марта я прекратил работать над собой. Наступает момент, когда вы видите полную тщетность своих усилий. Вы сделали все, что могли, и ничего не происходит. Вы сделали все, что было в человеческих силах. Что еще вы можете сделать? В отчаянии вы бросаете все поиски.

В тот день поиски закончились, в этот день я ничего больше не искал, в тот день я не ожидал, что что-то может произойти. А оно начало происходить. Откуда-то из ничего возникла новая энергия. Она поступала из ниоткуда и отовсюду. Она исходила от деревьев, с неба, солнца и воздуха — она была везде. А я искал ее с таким трудом, думал, что она где-то далеко. А она оказалась так близко, так рядом.

…Семь дней я пребывал в безнадежном и беспомощном состоянии, но вместе с тем что-то менялось. Когда я говорю „безнадежном“, я не подразумеваю то же самое, что вы подразумеваете под словом „безнадежный“. Я просто имею в виду, что внутри меня не было надежды. Надежда отсутствовала: Я не говорю, что пребывал в отчаянии и грусти. На самом деле я был счастлив, я был очень тих, спокоен, собран и сконцентрирован. „Без-надежен“ в совершенно другом значении. Раз не было надежды, какая могла быть безнадежность? Исчезли обе.

Безнадежность была полной и всеобъемлющей. Надежда исчезла вместе со своей соперницей, безнадежностью, которая тоже исчезла. Это было совершенно новое ощущение — оставаться совершенно без надежды. Это не было негативным состоянием… Оно было совершенно позитивным. Это не было отсутствием, чувствовалось присутствие чего-то. Что-то переполняло, заливало меня.

И когда я говорю, что был беспомощен, я не имею в виду словарное значение. Я просто говорю, что был лишен собственного „я“. Вот что я подразумеваю, говоря, что был беспомощен. Я осознал факт того, что я не существую, значит, независим сам от себя, значит, не могу стоять на моей собственной почве.

…Я находился в бездонной пропасти. Но страха не было, потому не было чего-то, что следовало бы защищать. Страшно не было, потому что там некого было бояться.

Эти семь дней стали днями невероятных изменений, полной трансформации. В последний день присутствие некой новой энергии, нового света и нового наслаждения стало настолько сильным, что это было почти невыносимо, я чувствовал, что вот-вот взорвусь, чувствовал, что схожу с ума от наслаждения. У нового поколения Запада есть для этого правильное обозначение: я просто „торчал как обдолбанный“.

Невозможно было найти в этом какой-то смысл… в том, что происходило. Это был бы самый без-смысленный мир — трудно его себе представить, трудно разложить на категории, трудно использовать слова, языки, объяснения. Все священные книги оказались бы абсолютно бесполезны, и все слова, которые можно было бы подобрать для описания этих переживаний, звучали бы очень бледно, анемично. Они были такими живыми. Они были похожи на приливную волну наслаждения.

Весь день был настолько странным, ошеломляющим, это было изнуряющее испытание. Прошлое уходило вдаль, так, будто никогда ко мне не относилось, словно я где-то прочитал о нем, или видел его во сне, или это была чья-то чужая история. Я терял связь с моим прошлым, я отрывался от корней моей истории, я терял мою автобиографию. Я становился не-существом, таким, которого Будда называл „анатта“ [22] . Оковы исчезали, отличия стирались. Разум растворялся, он находился за миллион миль. Сложно было ухватить его, он устремлялся все дальше и дальше отсюда, и не было никакого желания удерживать его при себе. Мне просто не было до него никакого дела. Все шло правильно. Не было никакого желания задерживаться в этом прошлом.

К вечеру это состояние стало труднопереносимым — оно причиняло страдание, было болезненным. Оно было похоже на состояние женщины, у которой вот-вот должен родиться ребенок, и женщина испытывает запредельные страдания — родовые муки.

В эти дни я обычно отправлялся спать в полночь или в час ночи, но в этот день я не мог бодрствовать. Глаза у меня слипались, мне было трудно держать их открытыми. Надвигалось что-то неотвратимое, что-то должно было произойти. Трудно сказать, что это было — возможно, приближалась моя смерть. Но страха перед ней не было. Я был готов к ней. Эти семь дней были такими прекрасными, ничто с ними не могло сравниться, и я был готов умереть. Они были полны такого несравненного наслаждения. Я был так доволен, что если бы это было приближение смерти, я бы только приветствовал ее.

Но что-то должно было произойти — что-то вроде смерти, что-то очень радикальное, нечто, что было равносильно смерти и новому рождению, подобное распятию и воскресению. Нечто невероятно значимое находилось за ближайшим поворотом. А у меня слипались глаза… Я ушел спать около восьми вечера. Это было не похоже на сон. Теперь я могу понять, что имел в виду Патанаджали [23] , когда он говорит, что сон и состояние самадхи схожи. Только с одним отличием — то, что находясь в самадхи, вы спите, полностью бодрствуя. Вы засыпаете и пробуждаетесь одновременно, все тело расслаблено, каждая клетка вашего тела совершенно расслаблена, все функции замедленны, но в вас все еще горит свет сознания… ярко, незамутненно.

Вы остаетесь в сознании и все же расслаблены, ничем не озабочены, но в полном сознании. Тело погружено в глубочайший, какой только возможно, сон, а ваше сознание находится на пике активности. Вершина сознания и долина тела встречаются.

Я ушел спать. Это был очень странный сон. Тело спало, а я бодрствовал. Это было так необычно — будто меня разрезали на две части, на два измерения; будто я был этими двумя совершенными противоположностями, положительное и отрицательное сошлись, сон и бодрствование встретились, жизнь и смерть соединились. Это был момент, о котором можно было сказать: „Создатель и созданное нашли друг друга“.

Это было нечто сверхъестественное. В первый раз это повергает вас в шок до самых пяток, потрясает до основания. После этого события вы уже никогда не будете прежним, оно приносит новый взгляд на вашу жизнь, новое качество.

Около полуночи мои глаза внезапно открылись — но не я их открывал. Сон был прерван чем-то еще. В комнате чувствовалось присутствие некой мощной мистической силы. Это была очень маленькая комната. Я почувствовал вокруг себя биение какой-то жизни, сильную пульсацию — почти как ураган, величайшую бурю света, радость, экстаз. Я тонул в них. Это было так невероятно реально, что все стало нереально. Стены комнаты стали нереальны, дом стал нереален, мое собственное тело стало нереально… В ту ночь открылись двери в иную реальность, стало доступным иное измерение. Неожиданно она оказалась здесь — та, другая, отдельная реальность, реальность Настоящего, или как бы вам хотелось это назвать — назовите ее Богом, назовите ее истиной, назовите ее Дхамма [24] , назовите ее Тао [25] , или как вам заблагорассудится. У нее не было названия. Но она была здесь — такая темная и не поддающаяся объяснению, невидимая и все же такая осязаемая, что ее можно было бы коснуться рукой. От нее в комнате стало невыносимо душно. Ее было слишком много, и я пока был не готов воспринять ее.

Внутри меня поднялось непреодолимое желание выбежать из комнаты на свежий воздух, в комнате я задыхался. Ее было слишком много! Она убивала меня! Если б я задержался еще на несколько мгновений, я бы задохнулся — так я это ощущал. Я кинулся вон из комнаты, выбежал на улицу. Я ощущал горячее желание оказаться под небом со звездами, под деревьями, на земле… хотел оказаться на природе. Как только я вышел нахожу, чувство, что я задыхаюсь, немедленно прошло. Для такого масштабного события комнатка была слишком крошечной. Даже небо маловато для подобного феномена… Он больше, чем небо. Даже небеса для него не предел. Но потом мне стало куда легче.

Я шел по направлению к ближайшему саду. Это был совершенно новый способ передвижения — будто исчезла сила тяжести. Я шел или бежал, или даже летел, трудно решить, на что это было похоже. Исчезла сила тяжести, я чувствовал себя невесомым — будто меня несла какая-то энергия. Я находился во власти какой-то иной силы.

В первый раз я не был одинок, в первый раз я не был отдельной личностью, впервые капля упала с небес в океан. Все ограничения исчезли. Нарастала невероятная сила — как будто я был способен делать все, что пожелаю. Я был не здесь — здесь была только сила. Я добрался до сада, в который ходил каждый день. Сад был закрыт на ночь. Было слишком поздно, был почти час ночи. Все садовники давно спали. Мне, чтобы пробраться в сад, пришлось бы как воришке перелезть через ворота. Но нечто толкало меня по направлению к саду, я был не в силах бороться с самим собой. Я просто плыл по течению.

Что я имею в виду, повторяя вновь и вновь „плыть по течению реки, а не против“? Я был расслаблен. Мне было все равно, куда меня несет. Я был не здесь. Здесь было оно — назовите это Богом, Бог был здесь. В тот момент, когда я вошел в сад, все засияло, сияние было повсюду; благословение, благоволение. Я впервые увидел деревья — их зелень, их жизнь, даже то, как бегут в них соки. Весь сад спал, деревья спали. Но я мог видеть всю жизнь сада, даже самую маленькую травинку во всей ее красе.

Я оглянулся. Одно дерево сияло особенно сильно — дерево молшри. Оно привлекало меня, тянуло к себе. Я не выбирал его, сам Бог выбрал его для меня. Я подошел к дереву и сел под ним. Как только я сел, все это и началось. Все Вселенная превратилась в благословение.

Трудно сказать, сколько времени я пребывал в этом состоянии. Когда я вернулся домой, было около четырех часов утра, значит, я, вероятно, провел там около трех часов, но это была целая вечность. Никакого отношения к тому времени, которое показывают часы, это не имеет. Это было вне времени.

Те три часа вылились в целую вечность, бесконечное время. Не было времени, никакого его течения. Это была девственная реальность — ненарушенная, нетронутая, неизмеримая. И в тот день что-то случилось и продлилось — не как некая непрерывность — но как если бы она протекала как подводное течение. Не как неизменность — каждый момент повторялся вновь и вновь. Каждый момент был отдельным чудом».

22

Анатта — буквально «не-я», один из важнейших понятий буддизма, то, что соответствует всему проявленному миру, как объективному, так и субъективному. Понятие используется как невраждебная в жизненных проявлениях противоположность высшему «Я», утверждающая отсутствие атмана — «Я» или самости, цельности сознания и бессознательности индивида.

23

Патанаджали — живший во II в. до н. э. основатель философско-религиозной школы (даршаны). Проповедовал необходимость благочестивых упражнений для управления деятельностью ума и достижению соединения живого духа с Богом, обретения просветления и нирваны. Считается составителем «Йога-сутры», базовый текст которой оказал решающее влияние на понимание йоги как в Индии, так и во всем остальном мире.

24

Дхамма — дхамма чакра, главный символ буддизма, «Колесо закона» с восемью спицами, символизирующими восьмеричный путь спасения, который должен привести к обретению просветления и избавлению от перерождений. Дхамма также символизирует этот фатальный круговорот перерождений и циклический ход истории в буддизме..

25

Тао представляют собой комплексы упражнений, развивающие в человеке гармонию движений, дающих ему навыки самозащиты и способность оставаться в покое в любой ситуации. Все Тао — это коды, несущие в себе заряды энергии.

В некотором смысле история Ошо здесь и заканчивается. «После взрыва никакой истории уже нет, — говорит Ошо. — После этого уже никаких явлений не было. Все события были до взрыва. После взрыва есть только пустота». Его искания пришли к концу, и, некоторым образом, в конечном итоге, предсказание астролога сбылось. Человек по имени Раджниш Чандра Мохан умер в возрасте двадцати одного года, и все же произошло воскрешение, произошло чудо. Он возродился, но не в физическом теле, он приобрел нечто, но не от этого мира — он просто вернулся домой:

«…как капля росы скатывается с лепестка лотоса в океан. В каком-то смысле капля росы исчезает; в другом смысле она становится самим океаном, она становится океанической. Когда капля росы еще катится по лепестку лотоса, возникает некое естественное колебание, а именно. „Я вот-вот исчезну в бесконечном океане. Если я чуть помедлю, у меня будет немного времени“. Но коль скоро капля росы растворилась в океане, исчезла, появилась невероятная радость от того, что, с другой стороны, началась новая история; капля росы уже не она сама, а бесконечный океан».

Само по себе это событие стало в известном смысле чудом, хотя ничего чудесного в нем не было. Бутон раскрылся; тайное стало явным. Появление цветка есть чудо и не чудо. Это чудо в том отношении, что семечко превратилось в нечто невероятное, и это не чудо, потому что это завершение естественного процесса развития. Ошо часто цитирует мистика Кабира, который наиболее полно описывает процесс просветления Ошо. Ошо говорит:

«Вселенная — это пространство, наполненное энергией, а жизнь — это ее кристаллизация. То, что мы воспринимаем как материю, то, что мы видим как камень, это тоже энергия. То, что нам видится как жизнь, то, что мы пережили мысленно, что ощущается нами как сознание, также есть разновидность энергии. Целый космос, волны ли это моря или сосны в лесу, или песчинки, или звезды в небе, или то, что находится внутри нас самих — все это проявления некой энергии во всей бесконечности форм и способов ее существования.

Трудно сказать, где мы начинаемся и где заканчиваемся. Одинаково трудно сказать, где заканчивается наше тело. Тело, которое мы воспринимаем как конечное, само по себе не имеет границ. Если солнце, находящееся за миллионы километров от нас, вдруг погаснет, мы немедленно замерзнем насмерть. Это означает, что солнце постоянно присутствует в наших телах, оно является частью нашего тела. Как только оно утратит свою мощь, мы погибнем. Жар солнца — это тепло наших тел.

Вокруг нас существует океан воздушных потоков, из которого мы получаем жизненную энергию, дыхание жизни. Если перекрыть доступ воздуха, мы немедленно умрем. Где заканчивается наше тело? Если постичь его всецело, вы поймете, что наше тело — это вся Вселенная. Наше тело бесконечно и безгранично. И если вы в своих исканиях шли в верном направлении, вы поймете, что сосредоточие жизни находится везде и распространено повсюду. Но чтобы познать это, изучить это, главное состоит в понимании того, что мы сами становимся энергией, обладающей невероятной жизненной силой.

То, что я называю медитацией, — еще одно название для освобождения любым способом потоков энергии, которая заблокирована внутри нас. Когда вы входите в медитацию, скрытая энергия может высвободиться с такой силой, что способна соединиться с внешней энергией. Но как только устанавливается эта связь, мы уподобляемся листьям, плывущим по бесконечному океану ветров. Затем обособленность нашего существования утрачивается, и мы становимся частицей неизмеримого.

Что известно нам о том, как становятся частицей неизмеримого? До сегодняшнего момента человек всеми способами пытался выразить это словами, но это невозможно выразить словесно. Кабир говорит: „Я искал его и нашел весьма много. И в ходе поисков его самого я утратил самого себя. Разумеется, он был найден, но только после того, как я уже не был собой. Кто сейчас может сказать, что есть то, что я нашел? И каким словом это назвать?“ Что сказал Кабир после того, как в первый раз прошел через это и, как следствие, изменился? Когда он в первый раз познал Бога, он сказал: „Это похоже на то, что чувствует капля, упавшая в океан“».

Вот его собственные слова:

Искать, мой друг, искать! Кабир утратил сам себя — Так капля исчезает в океане. И как найти ее опять?

Кабир в ходе своих поисков потерял сам себя. Капля исчезла в океане, то есть произошедшее уже невозможно изменить. Но он изменил это позже, и эта перемена была очень значительной. Позднее он сказал, что то, что он сказал перед этим, было неверным — он ошибался, говоря это. Это был не тот случай, когда капля падает в море, но когда море само входит в каплю. Если капля сливается с океаном, существует шанс извлечь ее обратно, но это куда более трудно, нежели в том случае, когда океан вливается в каплю. А в случае, когда капля сливается с океаном, капля могла бы что-то рассказать об этом. Но это невероятно сложно — сказать хоть что-то о том, что происходит, когда само море вливается в каплю.

Поэтому позже он сказал: Искать, мой друг, искать, Кабир утратил сам себя, Так капля поглотила океан. И как найти его опять?

Ошо настойчиво повторял, что просветление уже существует, оно является неотделимой частью нашего существования, это не та вещь, которая достигается где-то в будущем. Как указывает Ошо, просветление вполне нам доступно, каждый может просто «освободиться в него». Он объясняет:

«Просветленная личность — это не та, что достигла вершины, не тот человек, кто взобрался на верхнюю ступень лестницы. Все вы взбираетесь по лестнице… нуждаетесь в лестнице. Просветление — это не есть последняя ступень лестницы, просветление — это схождение с лестницы, окончательный спуск, с тем, что вы, придя в свое естественное состояние, никогда не попросите для себя другую лестницу».

Ошо предостерегает нас от того, чтобы спрашивать каких-то разъяснений в отношении просветления, потому что они могут сбить с толку ищущих его. Используя описание Шри Ауробиндо [26] о «сверхсознании» в качестве примера, Ошо поясняет:

«Просветление является естественным состоянием. Это не есть некое „сверхсознание“, „суперментальность“. Избегайте Шри Ауробиндо и его терминологии. Это все игры разума. Оно (просветление) не что-то очень особенное; оно весьма обыденно. Оно настолько обыденно, что даже не стоит похваляться им».

26

Шри Ауробиндо Гхош (1872–1950) — индийский философ, поэт, революционер, йог, гуру и основатель интегральной йоги. Шри Ауробиндо стремился к синтезу традиций индийской и европейской мысли.

История, которая последовала за просветлением Ошо — это совсем другая история, в том смысле, что она не имела ничего общего с его прошлым. С того момента он ничего не делал, потому что его эго — в смысле делателя и делаемого — перестало существовать. «В ту ночь я был опустошен и был наполнен».

«Я стал не-существующим и сделался существованием. В ту ночь я умер и был возрожден. Но тот, кто был рожден заново, не имеет ничего общего с тем, кто умер, здесь нет преемственности… Тот, кто умер, умер окончательно, от него ничего не осталось… даже тени. Оно умирает абсолютно, безвозвратно… В тот день 21 марта человек, который прожил множество жизней в течение тысячелетий, просто умер. Иное существо, абсолютно новое, ничем не связанное со старым, начало свое существование».

Переживание той «смерти» носило религиозный характер в его чистейшем и первоначальном смысле. Ошо продолжает:

«Религия просто дает вам абсолютную смерть. Может быть, поэтому целый день, предшествовавший тому событию, я испытывал навязчивое состояние, будто я вот-вот умру — и я действительно умер. Я уже познал много других смертей, но они не могли идти ни в какое сравнение с этой, это были частичные смерти. Иногда тело умирает, иногда умирает часть разума, иногда умирает часть эго, но, поскольку сам человек причастен к этому, какая-то часть остается. Обновленный много раз, перекрашенный много раз, немного измененный там и сям, но все же частично оставшийся самим собой; сохраняется преемственность. В ту ночь смерть была полной. В ту ночь я одновременно встретил смерть и Бога».

Событие той ночи, однако, не изменило повседневной жизни Ошо. Он продолжал ходить в колледж, когда считал нужным это делать, в большей степени предаваясь чтению и письму. Чтение, которым он был занят до этого, было тем не менее потом перенаправлено на другие цели. До просветления чтение было частью его собственных поисков, в то время как после события оно стало частью его работы в помощь тем, кто еще находился в поисках. Чтение помогло Ошо познакомиться с настроениями, существовавшими в умах, с исследованиями и терминологией, а также дало ему возможность распространять свои мысли и делиться опытом самым современным в контексте текущего времени образом. Как ни невероятно, это звучит, Ошо в течение своей жизни прочел более 80 000 книг на почти 400 тем. О своей любви к книгам Ошо говорит: