Оскар за убойную роль

– Н-да, ситуация, типичная для русского капитализма, – усмехнулся Валерий Петрович, – некуда складывать наворованные деньги.

– Но ты слушай, что было дальше! – выпалила Таня. Ею постепенно овладевал азарт рассказчика. – Мы (ну, наше агентство), естественно, сняли ролики – три штуки, как сейчас помню. Они, кстати, весьма недурственными получились. Их и этот жук-»пиарщик» принял на «ура», а депутат вообще кричал, что мы – гении, и все норовил меня в губы поцеловать… Потом началась избирательная кампания. Ролики стали крутить по телевидению, депутат поехал в округ, где собрался баллотироваться… И что-то у него не заладилось… Как-то все пошло наперекосяк… И соперникам он своим проигрывал, и рейтинг был маленький, да еще с тенденцией к уменьшению… Перед депутатом замаячила перспективка пролететь мимо Думы, как фанера над Парижем. Он занервничал. Начал капризничать. Дважды сам лично звонил мне на фирму с претензией: дескать, хреновые ролики мы ему сняли. Я говорю: да вы же сами их одобрили! А депутат кричит: нет, вы сняли фуфло, надо было сперва обкатать их на населении, на фокус-группах, а вы этого не сделали, вот и получилась в итоге белиберда. В общем, плохому танцору, как говорится, всегда что-то мешает. А однажды, за неделю до тех выборов, депутат сам к нам в агентство приехал (как Брячихин недавно) и заявил мне – торжественно, в присутствии Андрея Федоровича: «Ты, – сказал он, – мои бабки украла. Вы тут, – говорит, – сняли клипы всего за пятьсот «косых», а остальные мои деньги стырили». Я ему в ответ: «Пожалуйста, я могу вам все сметы наши показать. Мы истратили ровно миллион». А он: «Хватит, – мол, – меня дурить. Я, – мол, – знаю, как вы эти сметы рисуете – от балды!» (Что, в общем-то, недалеко от истины.) А потом он заявляет: «Вы, – говорит, – у меня пятьсот тысяч «зеленых» украли. Будьте любезны! Чтобы завтра они лежали на моем столе. Да с процентами! Да со штрафом за воровство!» Словом, насчитал он, как сейчас помню, что я ему восемьсот тысяч долларов должна вернуть… Самый натуральный наезд!

– А вы расписки с «пиарщика» за откат, конечно, не брали? – пробурчал Ходасевич, слушавший историю с неослабевающим интересом.

– Подожди, сейчас расскажу, – отмахнулась Таня. – Мы с Андреем Федоровичем взяли паузу, а назавтра снова пригласили депутата к нам в офис. Мы решили, что нечего нам молчать, как паинькам, и открыли перед ним карты. «Мы, – говорим, – действительно сняли ролики не за миллион, а за пятьсот тысяч, однако единственно потому, что пол-лимона дали в виде отката вашему доверенному лицу». Депутат ревет: не верю, мол, – мне Николай как родной. А я взяла и выложила на стол видеозапись. Я, не будь дурой, записывала все наши переговоры с тем холуем-»пиарщиком».

– Вот молодец, Танюшка! – хлопнул себя по коленке Валерий Петрович. – Моя школа!

– Спасибо за комплимент, – усмехнулась Таня. – Ну, прокрутили мы перед депутатом видео. И на нем все было прекрасно видно и слышно: и как «пиарщик» торгуется про «откат», и как мы с ним ударяем по рукам, когда сумма достигает пятисот тысяч… Словом, депутат посмотрел эту пленку и с лица-то спал… Заревел, как бык. «Ах, – кричит, – Колька сволочь! Я его с руки своей кормил, а он меня продал! Я ему щас ноги повыдергаю!» И бросился вон. Надо полагать, он своему «пиарщику» тогда повыдергивал не только ноги… Ну, вот так – можно сказать, счастливо – для нас эта история тогда и закончилась.

– А дальше? Ты слышала, что стало с тем прохиндеем?

Татьяна отрицательно покачала головой.

– Ничего. А депутат, что самое смешное, в Думу все-таки прошел.

– Забавная история, – кивнул отчим.

– Да, – подтвердила Татьяна, – только боюсь, что к нашему делу она никакого отношения не имеет.

– Почему ты так решила? – поинтересовался Валерий Петрович.

Таня пожала плечами.

– «Пиарщик» этот был очень молод. Очень.

– «Очень» – это как? – поинтересовался отчим.

– Года двадцать два на вид ему было. Юнец. Только что после института.

– Самое время, чтобы созреть для подлостей, – заметил Ходасевич.

– Для подлостей – да, – согласилась Таня. – Но для глупых подлостей, вроде того «отката». Не верю, чтобы такой пацан смог целую спецоперацию организовать.

– Люди растут.

– Знаешь, Валерочка, – возразила Татьяна, – тот, кто способен предать своего шефа ради пятисот тысяч долларов, – человек мелкий. Поэтому, чтобы организовать такую мощную травлю, как в моем случае, у него элементарно не будет денег. А главное – размаха.

Ходасевич покачал головой:

– Люди меняются, Таня, – сказал он мягко. – И их финансовые возможности – тоже. А соответственно и размах.

– Почему-то ты, Валерочка, за этого молокососа уцепился? – спросила Татьяна.

– Не знаю, Танюшка, почему, – вздохнул Валерий Петрович. – Оперативное чутье, наверное, подсказывает – как говорит наш общий знакомый Паша Синичкин…Так, значит, этот «пиарщик» сам на вас с Андреем Федоровичем вышел?

– Точнее даже, не на нас с Андреем Федоровичем, а на меня лично.

– Это обычная практика – чтобы именно ты вела переговоры о финансах?

– Нет, – покачала головой Таня, – скорее это было исключением. Как правило, клиентов всегда находил, а потом договаривался с ними о деньгах Андрей Федорович.

– Уже интересно. И как, ты говоришь, этого прохиндея-»пиарщика» звали? Помнишь?

– Запомнила на всю жизнь, – кивнула Татьяна. – Звали его Николай. А фамилия его была Птушко.

Лицо Валерия Петровича вдруг закаменело. Даже не то что закаменело – оно мгновенно превратилось в маску.

– Птушко?! Ты уверена?! – спросил он, еле разжимая губы.

– Уверена, – кивнула Таня. – А что случилось-то?

И тут, в мгновение ока, Валерий Петрович вспомнил. Точнее, не вспомнил – он случившееся и не забывал никогда. Оно навсегда оставалось с ним. Просто прошлое вдруг предстало перед ним с удивительной яркостью и свежестью…

За семнадцать лет до описываемых событий

14 июля 1987 года.

Франция. Париж

Двое русских, выехавших с вокзала Монпарнас в полупустой скоростной электричке, не привлекали ничьего внимания. Они и похожи-то не были на русских, которые за границей всегда выглядели настороженными и топорно одетыми. Двое элегантных, наряженных во все импортное господ в поезде смотрелись даже большими парижанами, чем сами парижане. Один из них – плотный, если не сказать тучный – был одет в рубашку-поло с шелковым шейным платком. Второй – худощавый, красивый – щеголял в джинсах и джинсовой рубашке.

Народу в вагоне практически не было. Утром в праздник, День взятия Бастилии, парижане предпочитали проводить время в постелях или не спеша завтракать в маленьких кафе, посматривая по телевизору парад на Елисейских Полях.

Сперва мужчины в электричке говорили друг с другом по-французски, но потом, поняв, что их никто не слышит и не обращает на них никакого внимания, перешли на русский.

– Что там, у вас в Москве, говорят о Горбачеве? – спросил худощавый.

– Кто что, – неопределенно ответил крепыш-щеголь. – Кто по-прежнему радуется царю-реформатору, кто зубами скрипит.

– Отчего скрипят-то? – усмехнулся первый.

– Всяк от своего. Кто от безумной затеи с выборами руководителей. Кто от Раисы Максимовны. Кто от борьбы с водкой. Кстати, анекдот знаешь? Горбачева теперь минеральным секретарем называют.

– Ну, это я еще в Москве слышал, – снисходительно обронил худощавый.

– Тогда такой не слышал. – Элегантный крепыш скосил глаз на сухощавого. – Получил фермер надел земли. Работа у него кипит. Вот он с утра: корову подоил, свиней накормил, яблони окопал, колорадского жука потравил… Стоит на крылечке, пот вытирает, думает: чего б ему еще такого совершить? Потом спохватывается: «Ой, да у меня ж еще жена не оттрахана!»

Первый, слушавший анекдот настороженно, рассмеялся. И тут же, в русских традициях, подхватил:

– Зато ты, Валера, наверно, такую байку не слыхал – она местного производства. Просыпаются двое супругов после буйной вечеринки. Головы трещат. Он говорит: «Дорогая, это тебя я вчера имел в библиотеке?» – «Смотря в котором часу, дорогой».

Валерий Петрович рассмеялся, а затем дружелюбно саданул спутника под ребра локтем:

– Как тебе тут живется, в развратном Париже? Без жены-то?