Осколки небес

Лучшего момента для удара по Белфегору было не подобрать! И путь свободен, и сопротивления никакого. Приценившись к церковной атрибутике, Андрей подхватил с ближайшего подсвечника лампаду. Да и швырнул ее с горящим фитилем в спину бушующей Светлане. Трескучее пламя мигом охватило фигуру, взвилось до небес и рассыпалось ворохом искр. Душераздирающий, раненый вопль чуть не вышиб стекла.

— Так ее! — в восторге воскликнула Варя и сняла другую лампаду.

Однако кинуть не успела. Сверху обрушился неистовый черный вихрь, окутал ее с головы до ног, оторвал от пола, завертел — только светлые росчерки волос замелькали среди дыма и выхлопов золы. Белфегор тем временем оклемалась. Ее обжигающая, чувственная женственность испарилась, сквозь мертвенно-белую кожу проступила выпуклая сетка кровеносных сосудов, глаза ввалились и двумя пустыми сгустками белка вперились в черное веретено, танцующее над полом.

— Убить!

Приказ прокатился между балками, отразился от потолка многоголосым эхом, а от стекол — жалобным звоном.

Вихрь поднялся выше. И прицельно изрыгнул свою добычу прямо на амвон. Варя упала тряпичной куклой: глухой удар, нелепо раскинутые руки, застывший взгляд и мелкие черные брызги крови на узорчатых плитках. Из раскрывшейся ладони сиротливо выкатилась граненая стеклянная лампада.

Сергий вытаращился на изломанное тело, судорожно прижимая к себе распятье.

Андрей рванулся к сестре.

— Куда?! — прорычала Белфегор и скупым жестом перехватила его: опоясала поперек груди тугой скобой силы, отшвырнула назад и пригвоздила к стене. Андрей беспомощно повис, дергаясь и безуспешно вырываясь, проклиная демоницу и пророча ей геенну огненную в самых емких выражениях.

Белфегор долго и с откровенным любопытством слушала, склонив голову набок. Наконец Андрей выдохся, поток красноречия иссяк, горло от беспрестанных воплей саднило.

— Забирайте его и пошли, — удовлетворенная, исполненная самодовольства Белфегор проследовала к выходу. По бокам Андрея материализовалась пара добрых молодцев-чертей: уродливых, рогатых, черных как сажа, будто порожденных больным воображением средневековой инквизиции. Завопить бы — да от первобытного, животного страха отнялся язык. Андрей кинул отчаянный взгляд на Варю, ещё неистовее забился в силках…

И тут над головой вспыхнуло огромное паникадило. Даже не вспыхнуло — полыхнуло небесным огнем! Ослепительное белое сияние едва не выжгло привыкшие к темноте глаза. Незримые путы развязались, и Андрей повалился на пол, зажимая лицо руками. Спустя минуту сквозь пелену слез удалось разглядеть, как медленно и величественно открываются царские врата, являя взору Азариила: потрепанного, помятого и припорошенного снегом, но какого-то просветленного.

— Ты! — с чувством заорал Андрей. — Где тебя носило?!

Ангел оторопел от столь нелюбезного приема, но ответил, не повышая голоса:

— Меня ожидали на совете. Имею я обязанности помимо… — тут взгляд его упал на распростертое под ногами тело. Бесов к тому времени простыл и след.

— Увидимся, — содрогаясь в бессильной злобе, выплюнула Белфегор с порога — и тоже была такова.

— Что стряслось?

Андрей бухнулся перед сестрой на колени. Призрачная надежда, до сих пор теплившаяся в душе, растаяла, и внутри воцарилась горестная, безнадежная чернота. Раскрытые варины глаза остекленели, из-под проломленной головы натекла лужа крови: тонкими, вязкими нитями капли опускались с окованной металлическими уголками солеи на плитки пола.

Андрей спрятал лицо в ладонях и не выдержал. Второй смерти, второго обезображенного трупа, второго потрясения — не выдержал. Завыл. От боли рвалось сердце, боль распирала голову, боль набрасывалась голодным чудовищем и терзала, терзала, терзала. Собственное чудесное спасение в сравнении с этой болью превратилось в ничто.

Азариил присел на корточки. Андрей с трудом сдержал порыв врезать ему в зубы, выместить на блаженной физиономии свое безнадежное, отравленное злостью отчаяние. Глупая, наивная, чистая Варя! Она самоотверженно бросилась в драку — и через нее переступили, ее растоптали, раздавили. Мимоходом, как досадную помеху на пути к цели. Разве это справедливо? Ведь это не ее война! Она не должна была погибнуть вот так, уродливо и бесполезно!

— Не должна, — сочувственно согласился ангел, по обыкновению вняв чужим мыслям.

Убил бы его за смиренное сострадание, за обреченную покорность, за безропотную скорбь, которой можно было избежать! Пять минут — всего пять ничтожных минут!..

— Она правда… умерла? — робко подал голос Сергий, подходя ближе и на всякий случай прикрываясь от небритого синеглазого мужика напрестольным распятием.

Азариил не ответил. Его сощуренный, предельно серьезный взгляд устремился в незримые дали, между бровей обозначилась глубокая складка.

— Это моя вина, — изрек он наконец. — Мое промедление стоило праведнице жизни. Однако за ней еще не пришли.

С этими словами он подоткнул под варину шею ладонь: ее голова мотнулась и откинулась назад, платок окончательно сполз, пшеничные волосы сосульками слиплись от крови. Второй рукой подхватил под колени и поднял без тени напряжения, будто она ни грамма не весила. Развернулся и, не сводя горестного взгляда с бледного личика, удалился в алтарь.

Андрей хотел последовать за ним, но Сергий решительно преградил путь:

— Нельзя. Только священнику дозволено входить через царские врата, только во время службы, — тут его взгляд уперся в спину Азариила и исполнился подозрения: помятая куртка, джинсы, всклокоченные волосы, будто с рождения не причесывался, — откуда сей неприглядный тип взялся в алтаре?! С неба свалился? И выступил чинно, невозмутимо и с достоинством, как имеющий право вторгаться в святая святых!

Азариил уложил Варю на пол перед престолом, встал на колени, оперся правой рукой о ковер возле ее головы и замер.

В этот момент дьякону в голову, по-видимому, стрельнула мысль о кощунственном попрании святыни и нарушении церковного устава; он собрался с духом.

— Подожди, — Андрей удержал его за рукав.

— Не положено! — возмущенно зашептал Сергий. — Что батюшка скажет?

— Да не узнает твой батюшка, не трясись. Если до сих пор не прибежал, значит, дрыхнет без задних ног.

— А кто это вообще такой? Священник? Архиерей?

— Ангел, — честно заявил Андрей.

У дьякона вытянулось лицо, но негодования не последовало. Бесовские нападения, надо думать, подорвали привычную картину мира, приоткрыли завесу над таинственным и непостижимым и заставили поверить в нечеловеческую сущность Азариила сразу и безоговорочно. Или же натерпевшийся страху Сергий просто капитулировал.

— А-а… — смотреть на него стало жалко. — И чего он делает?

— Наверное, молится, — подумал Андрей вслух. И сам удивился тому, с каким неожиданным благоговением произнес эти слова, с какой надеждой они прозвучали, сколько трепета в себя вместили.

— Тогда и нам следует, — убежденно сказал Сергий. Выпрямился, опустил руки, склонил голову, беззвучно зашевелил губами.

Андрей глядел на него снизу вверх, по-прежнему стоя на коленях, опираясь на край амвона, и прислушивался. В повисшей тишине ровно горели фитильки лампад, с алтарной стены из стеклянных киотов с глубокой умиротворенной печалью взирали лики святых, и единственным звуком в ушах отдавался размеренный стук сердца. Минуты капали за минутами, сливаясь в ручейки и утекая в ночь. Ноги затекли. Прикрыв Варе веки, Азариил рассеянно гладил ее по лбу и вискам. Андрей следил за движениями липких от крови пальцев: как те прикасаются то подушечками, то тыльной стороной. Винил ли ангел себя за случившееся? Просил ли прощения? Молился ли об упокоении души новопреставленной Варвары? Смотреть на его ссутуленные плечи и траурно опущенную голову становилось все горше и мучительнее. В эти бесконечные мгновения сильнее всего на свете Андрей жалел о том, что не выучил в детстве ни единой молитвы, а если и выучил, то не в силах вспомнить. Было бы чем сейчас прогнать мрак уныния и скинуть навалившуюся тяжесть одиночества.