Осколки времени

Взвыв от ярости, дирмагнос наслала на Клиа дра’горгоса, тот отволок её назад в башню и кинул к ногам Разат возле столовой. Дирмагнос указала на коридор.

– Думаю, дорогуша, самое время тебе заняться кулинарией.

Он толкнула Клиа, заставив её отлететь по коридору к двери, которую Клиа тут прежде никогда не видела, та самая - и Клиа могла поклясться в этом - которую она, как раз, искала и никак не могла найти.

Распахнув дверь, Разат втолкнула Клиа внутрь и захлопнула её за нею, оставив Клиа одну посреди древней кухни – крохотной комнатки без окон с одиноким столом и огромной каменной жаровней, в которой плясало зелёное пламя.

Когда глаза Клиа свыклись с сумраком, она увидела мясные окорока, развешанные на крюках под потолочными балками. Вот только с окороками было что-то не так… их форма.

Клиа отшатнулась и попятилась назад, пока не упёрлась в дверь. То были человечьи руки и ноги! А с разделочной доски на столе на неё, не мигая, уставилась мёртвая голова Седжа.

Клиа упала на четвереньки и исторгла из себя содержимое желудка, и ещё долго боролась с позывами рвоты, пока внутри не осталось ничего, кроме желчи.

– Иллиор… Сакор…

Да как она смела теперь молиться, когда в зубах у неё застряло человечье мясо!

Откуда-то из тёмного угла донёсся мерзкий смешок.

Разат вышла в круг неестественного света.

– Рассказать, кого вы сегодня ели на завтрак, милочка?

– Нет! Пожалуйста… не надо.

Клиа отползла от лужи рвоты и встала, цепляясь за стол.

– Ты жива, ты сыта. Разве я не подавала тебе твои самые любимые блюда? Те, что были так желанны тебе? Желания, знаешь ли, мощная штука.

– Зачем?!

– А что мне ещё оставалось делать? Посылать Зеллу в Глубокую Гавань с базарной корзиной? Сама я питалась только их душами. Тела мне были без надобности. Но мотовство же до нужды доведет, не так ли?

Клиа стояла, вцепившись в край стола, пошатываясь и мучаясь тошнотой от этих её откровений.

– Мне просто до смерти хотелось отведать твоей жизни, Клиа, - сказала Разат, надвигаясь на неё. – На вкус это будет нечто! С эдаким-то замечательным душком. К слову, ты собираешься жить и дальше, узнав всё это?

– Ты предрешила мою судьбу, и ты это знаешь. И свою собственную, - процедила сквозь зубы Клиа. – Больше и крошки здесь в рот не возьму!

В ответ Разат весело рассмеялась. Маска её мигом вернулась на место, как тут и была.

– Ты слишком всё драматизируешь, Клиа. Тебя ничто не стоит обвести вокруг пальца. Взгляни-ка на наш чуланчик ещё раз.

Ноги и руки снова превратились в мясные окорока. Судя по всему, бараньи.

А на разделочной доске, где была голова Седжа, лежала освежеванная баранья голова.

– Ты должна простить мне мои небольшие шалости. Конечно, это теперь загадка. Которая из иллюзий реальна?

Разат отворила дверь кухни и выпустила Клиа в коридор, потом подхватила Клиа под руку и повела её наверх, в покои.

– Доброй ночи, милочка, - сказала Разат - ну просто сама доброта на сей раз. – Приятных сновидений.

Клиа вошла в покои, захлопнула дверь и застыла на месте, зажав ладонью рот и стараясь поскорее избавиться от всяких воспоминаний об этой проклятой кухне.

Так которая, всё же, была реальной?

Она подошла к постели и прилегла, ибо ничего лучшего придумать сейчас не могла.

Здесь тоже что-то изменилось, хоть Клиа и не сразу это уловила.

Занавески на окнах поблёкли и местами заметно истлели на солнце. Покрывала, на которых она лежала, были потертыми, простыни - в дырах. Ковёр с пола куда-то исчез, обнажив голый камень.

Это всё что, тоже иллюзия? – подумалось ей.
– Её, что же, наказывают этим убогим убранством?

Это, по меньшей мере, выглядело такой мелочной, такой жалкой местью.

Собираясь бежать, они с Микой собрали всё до единой вещички. И теперь от него тут не осталось даже следа, словно мальчик никогда здесь и не был. И впервые за всё то время, что она провела в заточении в этом аду, Клиа испытала подлинное одиночество. На какой-то миг она дала волю отчаянию, но потом села и утёрла глаза.

Одна она тут или нет – не важно! Её долг по-прежнему – уничтожить её врага.

Офицерскую бляху она не снимала с тех пор, как увидела в ней, словно в зеркале, истинный облик Разат. Расстегнув цепочку, она повертела горжет в руках: гладкая сторона, резная сторона, гладкая сторона, резная… Она провела пальцем по его изогнутым краям.

Разат же не смеет коснуться его. И если простая золотая вещица приносит ей столько страдания, то что станет с нею после золотого клинка?

Подойдя к окну, Клиа отворила его и принялась точить изогнутый внешний край золотой пластины о ребро каменного подоконника, словно о край бруска. Коли не подействует на Разат, она всегда сможет применить его для себя.

***

Серегил с Микамом вернулись через два дня после того, как Микам покинул лагерь. Они въехали туда верхом, когда солнце уже коснулось блестящей макушки Горы Эрали.

– Где ты был? – потребовал объяснений Алек, зашагав вместе с ними к шатру Теро.

– Мне уже гораздо лучше, спасибо, - Серегил приобнял его за плечи.

Нынче он повязал себе на голову новый зелёный шарф и, закрыв таким образом проплешины, смотрелся вполне неплохо.

– Есть тут какие новости? – поинтересовался Микам.

– Мика поправляется, и мы не сидели без дела.

Алек рассказал им о безуспешных поисках во дворце, и про то, что они обнаружили в Зикаре.

Когда они вошли, Теро сидел за своим письменным столиком, а Мика, облокотившись на крышку его, следил за тем, как учитель делает новый амулет.

Серегил вытащил золотую печать, которую для него сделала Гора, и положил её на стол перед Теро. Рядом положил замшевый свёрток с камнем.

– Ах, да, и вот это ещё.

Серегил отдал золотой плечевой браслет.

Теро распеленал чёрный опал и какое-то время сидел, молча уставившись на камень.

– Но как?!

– Мы же на острове. И единственный крупный город тут – Глубокая Гавань. Попытал я там счастья и – вуаля. Рабочий, который стащил печать, проглотил для сохранности камушек, а тот возьми, да прикончи его. Большую часть золотой розетки разделали на куски и оттащили в ломбард. Но один кусочек всё же сохранился, и я велел ювелирше добавить его в новую оправу. Думаю, это должно помочь.