Оскорбление третьей степени

— Я в курсе, — отозвался бармен негромко, и Констанция расслышала его голос несмотря на гремящую музыку. — Он отправился на похороны.

— Ночью? И что же это за похороны такие?

— Представьте себе, я задал ему тот же вопрос Он ответил, что отправляется на ночные похороны.

— Ага. — Констанция совладала с собой. — И куда он поехал? На какое кладбище?

— К сожалению, он не сказал. Хотя погодите-ка… Он забыл вот это. — Бармен достал с полки камень и протянул его Констанции.

— Камень? — растерялась та, вертя предмет в руках.

— Возможно, он ему нужен, — предположил он.

— Возможно, он ему нужен, — эхом откликнулась она.

— Да, и еще: он вызвал такси. До Шпреетуннеяя.

— До туннеля?

— До туннеля.

— Когда это было?

— Около часа назад.

Если смотреть со стороны Фридрихсхагена, Марков стоял у ближней черты, а Шилль — у дальней, в пятидесяти шагах от оппонента. Они расположились не ровно по средней линии туннеля, а чуть сбоку от нее, чтобы освободить пространство для секунданток и Лоренца, занявшего позицию между противниками, но в то же время на достаточном удалении от линии огня, у противоположной стены.

Дуэлянтам удалось снять пистолеты с предохранителя. Шилль, бросивший свой тренч Полине, остался в черной рубашке и повернулся вполоборота, стараясь точно прицелиться при помощи, так сказать, туннельного зрения. Марков стоял чуть расставив ноги, с почти скучающим видом, во всем его облике сквозила вызывающая небрежность, которая говорила, что он хочет поскорее покончить с этой ерундой и вернуться к более важным вещам. Не исключено, что эти мысли в самом деле витали в его голове.

Все получили от Лоренца по комплекту желтых поролоновых берушей, которые едва заметно светились в полумраке туннеля, и заткнули ими слуховые проходы (несомненно, это был первый в истории случай применения берушей на дуэли). У Маркова беруши смешно торчали из ушей, придавая ему, как он справедливо полагал, крайне глупый вид.

После этого никто ничего не слышал. Даже если какие-то слова все же были произнесены, они оказались неуслышанными.

Лоренц поднял руку — это был условный сигнал.

Дядя Венцель остался наверху вместе с Квизом, который свернулся калачиком у его ног и тяжело дышал, глядя в ночь. Когда раздался хлопок, пес вскочил и замер. Стая испуганных уток, ночевавших на Мюггельзе, лихорадочно замахала крылья ми, взмыла над водой и с тревожным кряканьем улетела прочь.

Кратчайший маршрут от «Пента-отеля» до входа в Шпреетуннель со стороны Кёпеника пролегал через Мюггельфорст. Поездка на такси заняла всего десять минут. Машина остановилась посреди леса, на узкой тропе, которая изгибалась, спускаясь с горы к берегу мимо невозмутимых сосен и мрачного подлеска. Быстро пройдя по тропе, Констанция очутилась перед ничем не примечательным входом в туннель и посмотрела на крутую лестницу, уводящую вниз.

В туннеле мерцал зеленоватый свет, наружу поднимался дым.

На противоположном берегу Шпрее от стенки туннеля отделился покачивающийся силуэт: это был пьяный Ханнес Цербер, который не успел далеко уйти и теперь, наполовину протрезвев от выстрела, почувствовал, что должен что-то предпринять. Кто-то кричал или это ему только почудилось? Вроде бы говорили по-русски. Ему потребовалась целая вечность, чтобы восстановить равновесие, и наконец он, спотыкаясь, направился вперед, к выходу из дымящегося туннеля, повторяя:

— Ей-богу, просто с ума сойти!

Заметив брошенные на землю газетные обрывки, он наклонился, почувствовал, что ноги его не держат, и лег подле. Сложно сказать, надеялся ли он почерпнуть из газет дополнительные сведения о происходящем или просто хотел скоротать время. В любом случае, новости за май 1945 года Цербер читал с величайшей сосредоточенностью, хоть и не понимал ни слова по-русски.

Спустя несколько минут он спохватился, вытащил телефон, набрал номер службы спасения и крикнул:

— Скорее приезжайте! Русская мафия только что взорвала туннель под Шпрее!

Фургон с водителем, тремя пассажирами и собакой стремительно удалялся от туннеля. Суматоха, крики и вопли уступили место призрачному затишью, которое обычно наступает после глубокого потрясения.

Едва Шилль нажал на курок, парабеллум в его руке взорвался. Фрагменты пистолета разлетелись по туннелю, будто снаряды. От взрыва с потолка попадали камни и куски штукатурки, которые погребли под собой Шилля.

На миг перед глазами Шилля вспыхнул белый свет. Очень ярко и очень отчетливо он успел увидеть окаменевшее лицо Маркова и обрадовался, а больше не видел уже ничего.

Полине, которая первой пришла в себя и пробралась сквозь дымовую завесу, все сразу стало ясно. Тело Шилля лежало под обломками. Дядя Венцель схватил Полину в охапку и потащил прочь, увлекая за собой Дженни, ползающую на коленях возле черты, у которой должен был стоять Марков; Марков, упавший там же, где стоял, лежал навзничь как мертвый, из его уха текла кровь. Лоренц ходил вокруг него, матерясь по-русски и разыскивая пистолеты или то, что от них осталось. Послы шалея лай, и через секунду Квиз вынырнул из облака дыма, держа в зубах оторванную кисть, и, невинно виляя хвостом, положил ее рядом с грудой камней, под которой лежал Шилль.

Вблизи стадиона «Ан дер Альтен Ферстерай» фургон притормозил и остановился.

Спустившись в задымленный туннель, Констанция ничего не видела и не слышала. Запах пороха подсказал ей, что она опоздала. Прикрывая нос и рот воротником парки, она на ощупь двинулась вперед. Дойдя до места, где стоял на дуэли Шилль, рядом с горой обломков Констанция увидела кисть руки, в оцепенении оперлась ладонью о холодный мокрый кафель на стене и повалилась на бок.

Добравшись до противоположного выхода, она уже хотела выбежать наружу и искать Маркова, но почему-то развернулась и понеслась обратно, ускоряя шаги, эхо которых больно отдавалось в ушах. Только теперь сквозь туман Констанция разглядела грязно-рыжее пятно, которое при ближайшем рассмотрении оказалось Марковым. Пятно смотрело остекленевшими глазами в потолок туннеля и ни на что не реагировало.

Придя в сознание, Марков обнаружил, что все вокруг стало белым и неподвижным. Он сделал вывод, что действительно попал на тот свет, и на душе у него сразу стало легче. Последним, что помнил Марков, была вспышка, возникшая еще раньше, чем он нажал на курок. Смешно вспомнить, как этот Шилль в черной рубашке стоял там и целился в него. Кому и что он пытался доказать? Чего хотел добиться? Впрочем, это больше не имеет значения. Одна из привилегий того, что ты мертв, заключается в том, что на ряд вещей тебе уже наплевать. Где же все-таки его пальто? Маркова пробрал озноб, и он страшно удивился: «Разве покойника может знобить?»

Куда фургон поедет дальше, никто не знал. Дядя Венцель, до сих пор не снявший огромной меховой шапки, в смятении сидел за рулем. Лоренц на соседнем сиденье держал себя за плечо, из которого сквозь продранную куртку сочилась кровь.

— Настоящее немецкое качество… — бормотал он по-русски.

Полина и Дженни, сидящие позади, тоже пострадали. Полина прижимала к бедру носовой платок, красный от крови. Дженни задело осколком в шею, и она вся дрожала.

— Позвольте мне выйти, пожалуйста, — пролепетала она, открывая дверь. — Дальше я пешком доберусь.