Особняк
Шрифт:
– Ну дела...
– выдохнул Леха.
– Кстати о происхождении... Алексей Загубленный...
– Чего я-то? Тоже из бар вышел?
– хохотнул Леха и на всякий случай пропустил лишнюю рюмку без команды.
– У вас, Алексей, история трагическая и романтическая одновременно. Зимой восемьсот семьдесят третьего года в Калачковском, он тогда правильно назывался Калачков, пьяный лихач задавил насмерть мужика. При мужике нашли ребенка. Ребенку повезло. Ни царапины. Барыня Воронцова распорядилась взять дитя в дом. Это, Алексей, ваш прадед был. Фамилии никто не знал, бумаг при мужике никаких, вот и прилепилось
– По этому поводу надо внедрить, - поднял Леха рюмку.
– Господи, да не губи ты себя!
– воскликнула Вера Дмитриевна.
– А ты чего рядом уселась и молчишь как рыба об лед?!
– повернулась учительница к Земфире.
– Взяла мужика в оборот, так доводи до ума.
– Выходит, мы с Дым Дымычем в некотором роде родственники?
– удивился Леха и полез целоваться. Потрясенный член партии позволил. Краузе постучал вилкой о фужер.
– Давайте послушаем дам. Кто первый? Начинайте, Софочка, - предложил Семен Семенович.
– Дима, это ничего? Это можно?
– Валяйте...
– Дым Дымыч тоже хватанул лишнего не поймешь с чего - с горя ли, с радости.
– Дословно?
– спросила Софа.
– Давай как умеешь, - загудели собравшиеся.
– В общем, это, по-моему, пишут сестра с мужем из Ниццы. Здесь есть и из других городов. Датировано тринадцатым и четырнадцатым годом. Справляются о здоровье, об общих знакомых. У Вадима, у мужа, наступило улучшение. Врачи говорят, что южное солнце ему на пользу. Муза, сестра, ведет переговоры со швейцарской клиникой, в следующем году планируют поехать туда... А вот еще... В июле успели перевести деньги в здешнее отделение банка. В Европе неспокойно. Все говорят о близкой войне. Беспокоятся о Мише. Как бы чего не начудил...
– У меня отец Дмитрий Михайлович...
– ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Воронцов.
– Купили дом... Даже не дом - виллу. Назвали Прима.
– Как сигареты, - вставил сторож автосервиса.
На него зашикали.
– Вот, собственно, и все, - сказала Софа. Настал черед Александры. Стесняясь всеобщего внимания, Саша зарделась до пунцовости, и все вдруг увидели, как волнуется у нее грудь, и почему-то только сейчас заметили, что это уже не маленькая Сашенька, Сашок, а Александра, пятнадцатилетняя девушка-акселератка. Родителям было чем гордиться, и они гордились.
– У меня более поздние открытки. Вадим и Муза уже переехали в Швейцарию. Вадим два раза ходил аа лыжах, стал весел, но Муза очень боится, что это ремиссия, хотя доктора говорят - идет на поправку. Во Францию цока не поедут. Началась война. Встретили здесь кое-кого из старых знакомых. Спрашивают, как поживают девочки Скрыпник. По-прежнему ли собираются на втором этаже? Как новая пьеска Антона Павловича?.. И все...
– Я говорил, Скрыпник не так проста. И Чехова упоминала, и Куприна. А вы не верили... Надо Министерство культуры долбить, - убежденно сказал Ватсон.
– А про нас ничего нет?
– А про вас чернил не хватило, - пошутил Леша.
– Так вы после семнадцатого появились, - заметил Краузе.
– Откуда же вас знать могли? Ватсон потух.
– Подумаешь, большое горе. У нас с Севой в роду аристократов не было, так что теперь, помирать, что ли?
– подала голос Галина Анатольевна.
– Моего Севку в Америку приглашали, да я не пустила,
– Перед Богом все равны, - тихо произнес Горохов.
– Давайте вот здесь икону повесим? С Богом в душе ничего не страшно.
Горохов этим своим высказыванием словно ушат холодной воды вылил, напомнил, по какому поводу сели за стол, хотя битва пока еще не выиграна.
– Завтра мне сигнализацию принесут. Поставим - ни одна тварь не сунется без звонка. А можно еще ток подвести. Триста восемьдесят, а?
– разошелся Леха.
– Он полдома в деревне продал из-за сигнализации, - пискнула Софочка, выдавая соседа.
– Ну и что? А на хрена он мне? Картошку выращивать?
– Леша, как ты мог?
– встал Ватсон, - У тебя же там мама похоронена.
– Это правда?
– сурово спросила Галина Анатольевна и посмотрела на Краузе.
Но вместо Семена Семеновича внезапно выступил молчавший до сих пор Ребров:
– Вообще, дамы и господа, пора кончать с доморощенной практикой отъема денег у Алексея. Мы ему этим просто удовольствие растягиваем. Ты, Леха, взрослый человек, и я с тобой больше пить не буду. И никто, слышите, никто тебе больше не нальет. А если слабак, так и скажи - не могу, братцы, хоть режьте. Мы тебе вариант подыщем. Не согласен - водиться не будем. Помнишь, как в песочнице, когда ты день рождения зажал?
– Помню, - расплылся Леха.
– Меня мать не пустила. Гланды распухли.
– Фирмачи почему с него начали клинья бить? Раз пьет, значит, с гнильцой. А разве ты, Леха, гнилой?
Разом зашумели. Мнения разделились.
Слово взял Краузе:
– Ты бумаги какие-нибудь на дом в деревне подписывал?
– Нет еще.
– Тогда мы все сбросимся, но чтобы дом матери был цел. Не хочешь сам там жить - девчонок в деревню отправим. Нечего им в городе торчать.
Предложение понравилось.
Не расходились долго. Сидели до рассвета. Кула-гинский наблюдатель докладывал по сотовому своему бригадиру о культурных посиделках в вестибюле строения No 2. В 4.00 мужики из цирка и автосервиса высыпали в переулок. Сильно пах жасмин. Значит, жильцам еще предстояла борьба и необходимо было выстоять. Кто знает, какой ответ придет из Франции... Кто знает, окажутся ли фигурами люди, некогда посещавшие салон сестер Скрыпник.
– Что-то не нравится мне этот автомобиль с бодрствующим дебилом, сказал гигант.
– Давно он тут сшивается?
– спросил он у Лехи, вышедшего на воздух проводить гостей.
– Дня три-четыре, а что?
– Да так... Степ, провентилируй вопрос, - коротко бросил он товарищу.
– Будет сделано. Акробат подошел сзади к седану и коротко ткнул ножом в правую заднюю шину. В тишине Калачковского переулка раздался характерный свист выходящего воздуха.
Глава 32
Мечты мечтам рознь. Бывают мечты нереальные. Это когда на досуге мечтаешь. Устроишься поудобнее, закроешь глаза - и понеслась душа в рай. Тут все зависит от твоего настроя и фантазии.
Один настрой - и мечтаешь о сундуке с сокровищами. Запросы у тебя большие, но и сундук немаленький. Устанешь сокровища тратить и начнешь мечтать об отдыхе, например на вилле, и не где-нибудь, а на Канарах. Даже тот, у кого она есть, тоже может помечтать об этом, но уже о вилле понаворо-тистее.