Особо опасная особь

– Почему?

– Из-за тебя. Из-за тебя, Линка.

– Тебя выгоняют из-за меня?

– Совсем наоборот. Они хотят, чтоб я остался в СВР – вместе с тобой.

– Мишка сказал, что я лакомый кусочек. Он это имел в виду?

– Да. Он знал, что у СВР на тебя большие планы. Но ты – кусочек только для меня, Линка. Ты будешь только моей, и я хочу, чтобы ты была счастлива.

– А они не могли тебя заставить?

– Нет, нет. У нас свободная страна. Действительно свободная, несмотря на кажущуюся строгость. Мне нелегко было решиться уйти, я проработал в этой службе всю жизнь. Уйти из привычной среды – это как в пропасть прыгнуть. – Юрий закрыл глаза, устало потер веки пальцами. – Но… Но, но. Я не хочу, чтобы ты работала там, детка. Это слишком жестокая работа – мы стараемся избежать грязи, но не всегда так получается. Прав был Мишка – мы звереем там, кто-то больше, кто-то меньше… Я не жалею… Да нет, жалею, конечно, но что поделать… Думаю, что я сделал как лучше, сделал все правильно. А по-другому не получилось бы – либо мы с тобой вместе, либо… Как со Светкой было, и чем в конце концов кончилось… Извини. М-м-м… Я же обещал тебе, и вот держу свое слово. Как это объяснить… Не знаю, сумеешь ли ты понять…

– Я все понимаю, – Лина приложила палец к губам Юрия, оборвав его бормотание – мучительное, идущее от сердца, начинающееся становиться все более бессвязным. – Не переживай, милый. Я все поняла, и я очень тебя люблю. Давай выпьем, и тебе станет легче.

Она плеснула ему чуток вина, и себе полстакана сразу. Будь ее воля – вмазала бы сейчас стакан виски, прямо из горлышка, как последняя алкашка. Потому что с души ее свалился камень величиной с Эверест, ей хотелось хохотать и плакать, и кружиться с Юркой в вальсе, и висеть у него на шее, и целовать его, и получать поцелуи в ответ, и говорить ему, какой он хороший, самый лучший на свете. А вместо этого она официально сидела во главе стола и ждала, пока все кончится, и они останутся с Юркой одни-одинешеньки, без чужих глаз, без чужих ушей, вдвоем на большой белой кровати.

– За тебя, Умник, – сказала Лина, промакивая глаза салфеткой. – Ты своего добился, да?

– За тебя, солнышко. Не плачь, тушь размажешь. Дай я тебя сам вытру…

А потом была длинная пауза, и все, кажется, уже наелись и напились, и Юрка ушел с мужиками курить в коридор, а Лина сидела совершенно обалделая, откинувшись на спинку стула, к ней подходили люди, говорили с ней о чем-то, половина – по-английски… смешно, право, как будто она по-русски не умеет, и она отвечала невпопад, только старалась выпить с каждым вина, потому что уже знала, что пить в одиночку в Раше неприлично, и слегка надралась, а потом, само собой, ее отпустило и хмель испарился – черт бы драл эту утилиту детоксикации, за одно это свинство Вика Дельгадо стоило убить. А затем вернулся Юрка, и распорядитель банкета загнал всех за стол на места чуть ли не пинками, и Юрий снова налил себе офицерской дистиллированной воды, встал и сказал:

– Господа. Коллеги. Милые друзья. Так получилось, что вам придется стать свидетелями еще одного значительного события. В городе Нью-Йорке я встретил девушку, лучше которой не встречал нигде, во всем мире. Ее зовут Лина. Не могу сказать, что мы сразу подружились, всякое было… Но что полюбил ее сразу, от всего сердца – это точно. Потому что Лина – не просто изумительно красивая девушка. У нее добрая, открытая душа. Ей пришлось перенести много страданий, но это не ожесточило ее. И еще она умничка. Те, кто общался с ней за эти дни, убедились в этом сами. Так вот, это… Значит, так… – Лина испугалась, что Юрий снова стушуется и замычит, понесет околесицу, но он справился. – Я хочу сказать, что Лина согласилась стать моей женой. Я благодарю за это Бога, благодарю Лину, и объявляю этот день днем нашей помолвки.

Лина зарозовелась, сидела как дурочка с открытым ртом и не знала, что делать. Как-то слишком много всего навалилось за один день.

– Встань, солнышко, – Юрий склонился над ней, подал ей руку. Лина неловко поднялась, оправила жакет, одернула юбку. – Не знаю, может, я нарушаю какие-то традиции, я в них не силен, – продолжил Юрий. – Просто я хочу подарить моей невесте колечко. – Он вынул из внутреннего кармана коробочку, обтянутую бархатом, открыл ее. На красной подушечке лежало неброское платиновое кольцо – тонкое, с тремя бриллиантами. Умник подцепил его и надел Лине на палец. – Вот и всё, – сказал он ей на ухо, – всё. Теперь ты моя невеста, детка. Невеста с гарантией. Поцелуй меня.

– Умник, ты гад, – шепнула она. – Почему ты меня не предупредил?

– Я хотел, чтобы все для тебя было как в сказке. Получилось?

– Получилось. Ты гад. Я тебя обожаю.

– Горько, горько!!! – завопили за столом.

Лина вздрогнула. Конечно, это было не так, как в ее сне… Но как в сказке – точно.

– А свадьба будет? – спросила она. – Не зажмешь?

– Не зажму.

– Ну ладно, давай целоваться…

День 17

Они ехали по шоссе и Лина, не отрываясь, глядела в окно – пыталась высмотреть признаки чего-то иного, странного, неожиданного. Ничего странного, увы, не обнаруживалось. Конечно, на Калифорнию пейзаж не походил, но вот на Канаду, в которой Лина была много раз – вполне. Хорошая дорога из резинобитума, разлинованная белыми и желтыми полосами, с отражателями по обочинам. Аккуратные поля, рощицы деревьев, начинающие желтеть по-осеннему, поселки и деревни, добротные дома – пусть не в американском стиле, но и не деревянные покосившиеся избушки, какие она видела в видеофильмах о России. Почти все крыши – черные, матовые – из солнечных батарей, как и в Америке. У каждого поселка – ряды ветряных электростанций, зрелище тоже привычное. Автозаправки, конечно, другие, газовые. Но зайдя в магазинчик при заправке, Лина обнаружила там тот же набор товаров, что и, скажем, в Канзасе – только все было не американского, а русского производства. Юрий не удержался от смеха, когда увидел, с каким разочарованным видом она выходит из магазина, таща в руках ворох свежекупленной всякой всячины.

– Милая, – сказал он, – тебя что-то не устраивает? Не нашла пепси-колы и чизбургеров? Пришлось довольствоваться расстегаями с судаком и газированным сбитнем?

– Да нет, не в этом дело. Просто я думала, что все здесь будет по-другому. Ты же сам говорил, что у нас неправильная страна, а у вас правильная, все уши мне об этом прожужжал. А здесь все то же самое, все как и у нас в сельской местности, почти никаких отличий. Ты обманул меня, да?

– Это ты себя обманываешь. Хочешь увидеть что-то невероятное, неземное? Технологию, превосходящую вашу во много раз, какие-нибудь электронные деревья и никелированных коров-роботов? Фигушки. Кому они нужны, такие коровы? Люди давно изобрели все, что нужно, чтобы выращивать для себя пищи в достатке. Технологии везде одинаковы. И деревни ныне выглядят одинаково – что в России, что в Европе, что в Америке. Если хочешь узреть нечто действительно крутое, Линка, придется тебе пилить аж до Поднебесной. Их крыши с загнутыми углами – это нечто особенное.

– Так что, я так и не увижу ничего нового? – совсем уж расстроилась Лина.

– Увидишь, обязательно увидишь, – пообещал Юрий. – Только не на дороге.

Вот русская машина Лине понравилась – без сомнения. Называлась она «Лада-беркут», по виду мало чем отличалась от последней полноприводной модели «БМВ», но, пожалуй, была мощнее и комфортнее. Лине очень хотелось сесть за руль, но она боялась об этом даже заикнуться после того, как расколотила злополучный «Форд». Ну и ладно… Она уже выяснила, что Юрка купил для нее собственную машинку – небольшую спортивную «Ладу-сокол», и что эта тачка дожидается ее дома, под Брянском. Само собой, Лина слазила в интернет, полюбовалась на фотки «Сокола», прочитала про его характеристики и пришла в дикий восторг. С заработком скип-пилота ей пришлось бы копить на такую тачку лет пять, если не семь. Бывший шпион Ладыгин оказался весьма не бедным человеком.

Они задержались в КБК еще на три дня – Юрий ездил на двое суток в Москву, решал там свои дела, приехал в три ночи страшно измученный, но довольный, сказал что все путём, что все вышло так как надо и им не о чем больше беспокоиться.

– Ты больше не шпион? – спросила тогда Лина.

– Не шпион, – сказал Юрий. – Я свободен, как глиста в полете.

– Стало быть, ты безработный? – спросила Лина, нервно дернувшись от слова «глиста». – И у тебя нет средств к существованию? Не на что обеспечивать свою избалованную невесту?

– У меня до черта средств, – заверил Юрий. – Я полжизни мотался по загранкомандировкам, кроме шпионажа занимался там коммерческой деятельностью – для прикрытия, для видимости. Но так уж получилось, что обнаружились во мне предпринимательские таланты, поэтому обеспечивал я себя более чем достойно. Веришь?

– Верю, – сказала Лина и ни капли не соврала. Видела она Умника в Америке. Монстр был еще тот.

– У нас такой порядок: я перечислял попутно заработанные деньги в российский Фонд материнства и детства. Двадцать пять процентов из перечисленного осталось мне. Кроме того, вся моя госзарплата за эти годы осталась нетронутой. В результате получилась некоторая сумма на моем счету. Тебя интересует ее размер?

Лина молча кивнула, кляня себя за меркантильность, боясь показаться слишком уж хай-стэнд-гёрл в глазах русского Умника. Хотя, по правде говоря, не было у нее никакой меркантильности – она просто хотела знать. Юрий и глазом не повел, оторвал кусок бумаги от рекламного проспекта, валяющегося на журнальном столике, нацарапал ручкой цифру и показал Лине. Глаза Лины полезли на лоб, округлившись на манер нулей, написанных на бумажке длинным рядом. Потом Юрий щелкнул зажигалкой, прикурил от бумажки сигару, а пепел утопил в раковине.