Особое задание

– И не дождались бы, если б не он. В общем помогла еще одна девчонка. Ей я тоже обязан, что сижу теперь перед вами.

– Так оно и должно быть, - сказал секретарь обкома.
– Ведь мы на своей земле, вокруг нас свои люди...

– Но теперь трудно сразу отличить своего от чужого, сначала приходится приглядываться, - заметил Алексей.
– Мне вот дали в Москве адресок одного человека, пошел к нему, чуть было в ловушку не угодил.

– Какой адресок?

– Парикмахерская у рынка. Фамилии его не знаю.

Черный такой, худой.

– Крюков, Борис!

– почти выкрикнул Корень.

Карнович рассказал, что в первые же дни оккупации начало твориться что-то непонятное. Во-первых, присланные для подпольщиков два вагона с оружием и продовольствием исчезли бесследно. Тогда решили проверить, цел ли склад в лесу Но люди, посланные в лес, были схвачены немцами. Подозрение пало на Крюкова, но пока еще не установлено, его ли это рук дело.

– И ты обращался к нему?
– спросил Корень.

– Да. Просил свести с кем-нибудь из подполья...

– Ну?

– Сказал, чтобы я быстрее уходил. За парикмахерской установлено наблюдение. А Крюкова вызывали в гестапо.

– М-м. Странно...
– Секретарь обкома задумался.
– Странно, очень странно, почему он тебя спас.

Виселицу видел? Те двое скорее всего на совести этого предателя. Должно быть, он назвал их имена, когда был в гестапо. Но почему же он не выдал тебя? Почему?

– Не знаю. Может быть, совесть проснулась?

– Совесть?
– с раздражением переспросил Корень.
– Где она у него была, когда он выдал тех двоих товарищей... Но почему он все-таки не выдал тебя?

– И все-таки в нем заговорила совесть, - настаивал Алексей.
– Когда я произнес пароль, он страшно перепугался и потребовал, чтобы я скорее уходил.

– Да, задал ты мне задачу. А мы уж думали убрать этого мерзавца.

– Нет, - решительно запротестовал Столяров.
– С этим успеется. Парень еще может нам пригодиться.

Он-то кого-нибудь еще знает?.

– Нет. К счастью, никого. А в Москву мы уже сообщали, что эта явка подозрительна. Ну что ж, может быть, ты и прав. Подождем.

Корень и Алексей помолчали. Наконец Павел Васильевич спросил, видимо, чтобы сменить тему:

– Как твоя нога?

– Получше, - медленно ответил Столяров.
– В первый раз я забыл о своей ноге. Хромота-то, видно, останется на всю жизнь.

Алексей прошелся по комнате.

– Крюков, Крюков, - повторял он, размышляя на ходу.
– А в ком вы еще не уверены?

Корень ответил не сразу.

– Есть еще один: некто Ландович. Личность темная.

– Чем он занимается?

– Толкается на базаре, меняет соль на керосин.

Но дело не в этом - сейчас всем приходится маскироваться. Однажды Ландович где-то выведал, что по глухой дороге пойдет колонна машин. Ну, мы организовали засаду. Действительно, колонна появилась в назначенный день и час. Но за два километра до засады внезапно повернула обратно. И есть подозрение, что именно Ландович и предупредил фашистов. Словом, загадочная история. Но он настойчиво напрашивается на задания. Даже предлагает достать оружие.

– Ну что ж, - задумчиво проговорил Алексей.
– Тогда познакомьте меня с этим Ландовичем. И кстати, дайте мне надежного помощника. У меня появился план...

– Что ж, есть у меня такой человек. Сам просится на дело. Зовут его Валентин Готвальд.

– Немец?
– удивился Алексей.

– Да. "Фольксдойч". Родился в России, но его отец и мать выходцы из Германии. До войны был шофером в облисполкоме, а теперь возит кого-то из комендатуры.

Вы знаете, как немцы носятся со своей арийской кровью.

В комендатуре он вне подозрений. И шофер первоклассный.

– А как себя ведет?

– Проверен в деле.

– Сколько ему лет?

– Молодой, лет двадцати пяти. Говорит по-немецки как по-русски.

– Ну что ж, кандидатура интересная.

– С чего ты собираешься начать?
– спросил секретарь.

Алексей улыбнулся.

– Будь другое время, с чего бы мы с тобой начали? Собрали бы совещание, пришел бы я к вам с планом.

– Нет, - засмеялся Карнович.
– Придется покороче. Какие у тебя соображения?

– Вот какие. Ты говоришь - этот Ландович напрашивается на задание?

Корень кивнул головой.

– Прекрасно. Нужно дать ему задание...

– Пока не понял, - сознался Карнович.

– А вот послушай. Коли дашь "добро", начнем действовать.

У Ландовича узкое, худое лицо, туго обтянутое желтоватой кожей, прямые редкие волосы, зачесанные назад. Большие глаза цвета крепко заваренного чая хоть и полуоткрыты, но настороженно прощупывают собеседника. Нога закинута за ногу, локоть уперт в колено, между длинных пальцев с обкуренными ногтями тлеет сигарета. На Ландовиче клетчатый пиджак, а зеленый шарф обвивает жилистую шею с острым кадыком. И в его позе и в одежде, как и в манере говорить туманно и интригующе, есть что-то картинно-театральное.

"Похож на провинциального актера, выгнанного со сцены за пьянку", решил Алексей.

Он почти не ошибся: как выяснилось, до войны Ландович работал театральным администратором. Но ломался он, как плохой актер, важничал, говорил с недомолвками, многозначительно.

У Алексея крепло убеждение, что перед ним ничтожный, но с неудовлетворенным честолюбием человек, авантюрист, мечтавший о крупной роли в жизненной игре, но так никогда ее и не получивший и теперь с приходом гитлеровцев решивший взять реванш за прошлое.

Алексей понял, что Ландовичу польстит, что с ним разговаривает не рядовой партизан, а некто повыше.

Поэтому он отрекомендовался уполномоченным обкома партии и заметил, что на Ландовича это произвело впечатление.

– Вы хотите с нами сотрудничать?
– задал вопрос Алексей.

Ландович подтвердил, что он не намерен в такое время сидеть сложа руки и готов выполнить любое задание.

– Задание есть. Нужно проверить склад с оружием.

Согласны?

Ландович кивнул головой.