Особое задание

Алексей, кивнув на икону, сказал:

– И вы возложили все надежды па пресвятую богородицу?

Софья Львовна задумчиво проговорила:

– На кого же мне надеяться?..

– На людей. И ни на кого больше.

Софья Львовна подняла голову.

– На людей:?
– как бы с удивлением переспросила она.
– На каких людей? Где они? Каждый теперь думает только о себе. Каждый стремится только выжить, выжить, выжить любой ценой.

– Неправда. Люди есть разные.

Софья Львовна молча смотрела перед собой.

Алексей взял старый иллюстрированный немецкий журнал. С его страниц смотрел Гитлер. Вот он принимает парад, вот поднимает рюмку на дипломатическом приеме, вот, сцепив руки на животе, позирует в обществе каких-то блондинок с ослепительными зубами.

– Это откуда-то принесла дочь, - сказала Софья Львовна, глядя через плечо Алексея на улыбающихся киноактрис.
– Странно, что кто-то сейчас может веселиться, смеяться и надевать бальные платья...

Она вдруг ткнула пальцем в фотографию Гитлера и почти закричала:

– Неужели ему все это сойдет? Вы только посмотрите, что они вокруг натворили. Я потеряла только дочь.

Но вокруг погибли целые семьи, уничтожены тысячи людей. Ведь должен же кто-то отомстить!

– Почему кто-то? Почему не вы? Хотя бы за свою дочь, - вполголоса проговорил Алексей.

Софья Львовна удивленно посмотрела на него: губы ее скривились в усмешке.

– Я? Вы шутите? Что я могу сделать?

– Можете.
– Алексей отшвырнул в сторону журнал, взял Софью Львовну за руки и усадил ее в кресло.

Сам- сел напротив.

– Послушайте меня. Вот вы работаете в управе, через ваши руки проходят десятки документов... Согласны ли вы помочь тем, кто мстит и будет мстить за вас, за ваше горе и за горе других людей? И не только мстить, но бороться за счастье тех, кто остался жить.

Софья Львовна молчала.

– Подумайте, - продолжал Алексей.
– А чем вам.

это грозит, вы знаете.

– Что мне терять? Самое дорогое я уже потеряла...

Губы ее дрогнули.

Алексей отошел к окну, давая Ивашевой время прийти в себя. Он еще не знал, сумеет, ли эта женщина стать членом его группы, но в одном не сомневался:

перед ним человек, который ненавидит врага.

Когда Софья Львовна успокоилась и он снова подошел к ней, она спросила:

– Но кто вы?

– Сапожник, - отшутился он.

– Хорошо, не говорите. Так, пожалуй, будет лучше.

Но чем я-то могу быть полезна?

– Для начала узнайте, что затевают на Мотовилихинском пустыре.

– Попытаюсь.

– Заходить к вам сюда я уже не смогу. Если гденибудь столкнемся на улице, делайте вид, что мы незнакомы.

Софья Львовна согласно кивнула головой.

...Алексей договорился встретиться с Софьей Львовной через несколько дней на бульваре Декабристов. Она должна была ждать его там. Подходя к условленному месту, он заметил Ивашеву у входа на бульвар перед стендом с объявлениями. Он подошел к стенду, остановился у Софьи Львовны за спиной. Скользя взглядом по объявлениям, шепотом поздоровался, спросил:

– Что нового?

– На Мотовилихе строят склад боеприпасов, - так же шепотом, не оборачиваясь, ответила Софья Львовна.

– Это точно?

– Да. Видела по нарядам комендатуры.

Алексей тихо прошептал:

– О следующем свидании вам сообщат.

В тот же день Алексей отправился к месту строительства склада на Мотовилихе. Вышел к нему окраинными улочками, прошелся по тротуару, как будто разглядывая номера на домах, на самом деле тщательно изучая местность. Бывший пустырь теперь был огорожен высоким забором.

То и дело подъезжали грузовики, крытые брезентом.

Охранники проверяли у шоферов документы и распахивали высокие ворота. Останавливались грузовики у платформы с подъемным краном, стрела которого виднелась поверх забора.

Алексей не мог простить себе, что узнал о строительстве склада так поздно. Если бы расчистка пустыря еще велась, то можно было бы незаметно пронести на его территорию противотанковые мины и зарыть их гденибудь в центре. Хоть одна, может быть, взорвалась бы, и склад взлетел бы на воздух. Великолепная операция, почти не связанная с каким-либо риском! Теперь пронести что-нибудь в строго охраняемый склад было невозможно.

Ночами Алексей не мог уснуть, обдумывая всевозможные варианты диверсии.

И вот, как-то "прогуливаясь" неподалеку от склада, Алексей увидел санитарную машину с красным крестом на дверце. Она пронеслась мимо, по дороге к воротам.

Сквозь ветровое стекло мелькнуло знакомое лицо с нахмуренными мохнатыми бровями. Лещевский!

С тех пор как Алексей вышел из госпиталя, он с хирургом не встречался. Спросил как-то Аню, где живет Лещевский, но адрес и ей был неизвестен. Пришлось прибегнуть к помощи Шерстнева. Тот через полицию быстро выяснил, что Лещевский живет почти в центре города на бывшей Красногвардейской улице.

Боясь не застать Лещевского дома днем, Алексей отправился к нему вечером после комендантского часа.

В кармане у Алексея лежал пропуск негласного сотрудника полиции, добытый Шерстневым.

Лещевский открыл дверь только после того, как Алексеи сказал, что он из госпиталя и ему срочно нужен врач.

Адам Григорьевич встретил его в большой комнате, заставленной шкафами с книгами. Потрескивала большая, выложенная изразцами голландская печь, у дверцы валялись мокрые от снега поленья. Лепные карнизы потолка терялись во мраке.

При виде Алексея брови Лещевского полезли вверх, на лоб набежали морщины.

– Попов?
– вскрикнул он.

В следующую секунду он уже тряс руку Алексея, расспрашивал о раненой ступне, тут же приказал снять валенок и внимательно осмотрел ногу.

– Теперь я вам могу признаться, - сказал он, - я полагал, что в конце концов вам грозит ампутация.

Да, собственно, надо было сразу отнять ступню, но стало жалко, здоровый, молодой мужчина. Решил рискнуть. Ну, как себя чувствуете?