Особый курьер
Шрифт:
– Давай, камрады, навались слева! Сильнее! Давай еще! Хорошо!
Безликая масса людей кряхтела, стонала, наваливаясь на рычаги, и, если балка вдруг соскакивала, слышались крики придавленных.
Их спускали вниз и снова брались за работу, ведь с каланчи продолжал стрелять пулемет, не давая людям Чемуля и подошедшему полку Торпедо пробиться к арсеналу.
Устав смотреть в иллюминатор, Джек вернулся в пилотское кресло и стал раскачиваться, словно ехал верхом. Монотонность постоянных толчков и непрекращающийся шум, как ни странно, навевали сон и воспоминания о безмятежной жизни на Бургасе.
Улыбающаяся
Последовало несколько толчков, и корабль развернулся настолько, что Джеку стал виден столб дыма, поднимавшийся от горевшего танкера.
«Если повернут еще на десять градусов, можно будет стрелять», – отметил он.
В надежде на заправку уиндера Джек был готов вступить в чужую и непонятную ему войну.
«Эх, мне бы баки залить, а там – только меня и видели! Получу денежки и забуду о Рабане, как будто его и не было».
Снова заскрежетали опоры. В коридоре послышались шаги, и в кабину влетел потный, раскрасневшийся Харрис.
– Ну что, камрад, видишь каланчу?
– Вижу, – кивнул Джек. – Теперь вижу. Скажи людям, чтобы спускались вниз.
– А зачем?
– А затем, что им может головы поотрывать.
Харрис выскочил из кабины, и Джек услышал, как он командует:
– Вниз, камрады, вниз! Здесь никому оставаться нельзя!
Затем Харрис вернулся в кабину, и Джек заметил, что карманы длинноволосого набиты семенами.
«Наверное, уже целый мешок сожрал», – подумал он и спросил:
– Ну что, стрелять?
– Давай!
Джек открыл заслонку и услышал донесшиеся снизу восторженные крики повстанцев. Они увидели обнажившийся ствол пушки.
«Как на спектакле. Наверняка еще и хлопать будут». Джек тронул джойстик, и перекрестье плавно поплыло по прицельному экрану. Когда оно остановилось на середине каланчи, Джек нажал спуск.
Первая цепочка снарядов легла точно в цель, и мишень заволокло пылью. Она висела плотной пеленой несколько минут, потом ее снесло ветром. Джек снова навел перекрестье и выпустил целую сотню снарядов. Теперь не только каланча, но и все пространство вокруг нее закрыло непроницаемой завесой.
– Здорово! – изрек Харрис, не переставая пережевывать семена.
– Они хоть вкусные? – неожиданно спросил Джек.
– Что? – не понял длинноволосый.
– То, что ты ешь, – это вкусно?
– Да не особенно.
– А чего же ты тогда жуешь?
– А тебе что, жалко?
В ответ Джек только пожал плечами, чувствуя, что ему очень хочется дать Харрису в морду. Это желание не покидало Джека все то время, пока ветер разгонял пыль.
С первого взгляда стало очевидно, что обстрел был удачным. Строение теперь больше напоминало попорченный временем пень, нежели стратегически важную высоту.
– Ну, врежь им еще разок, камрад Джек, и дело будет сделано. – Харрис забросил в рот новую порцию семян и начал с ожесточением их пережевывать.
Джек дал еще одну длинную очередь, и теперь можно было не сомневаться, что с пулеметными позициями покончено.
101
Когда Джек и Харрис вышли из уиндера, толпа повстанцев радостно ликовала, подбрасывая вверх какие-то предметы. Присмотревшись, Холланд понял,
что это выброшенные пушкой поддоны. По всей видимости, солдаты собрали их, чтобы сделать своими памятными знаками.– Да здравствует камрад Дункан! Да здравствует камрад Харрис! Да здравствует камрад Джек! – кричали повстанцы, и Джек почувствовал накатывавшуюся на него волну человеческого обожания. Это было так приятно, что он, сам того не желая, поднял руку и приветливо помахал кричавшим камрадам.
Радостное возбуждение улеглось, и все повстанцы, дружно достав тетради, принялись писать, устроившись прямо на земле.
– Что они делают? – удивился Джек.
– Они пишут о том, что сегодня увидели и что успели сделать, – пояснил Харрис и тоже достал из-за пояса толстую тетрадь в засаленном кожаном переплете.
– А зачем описывать все это в дневниках?
– Чтобы правильнее видеть мир и понимать его, – важно сказал Харрис. Он раскрыл тетрадь и послюнявил свой карандаш.
– Я написал про камрада Джека! – крикнули снизу.
– И я тоже! – отозвался другой человек.
– И я! И я написал!
«Ну вот, – подумал Джек, – обо мне уже пишут. Может быть, это не так плохо? В любом случае буду считать это добрым знаком».
102
Энрике Коррадо отер с лица пот и, бросив взгляд на ставший бесполезным «протос», тяжело вздохнул. Он экономил патроны как мог, но все же они закончились.
Пришлось выбрать другое оружие, благо в арсенале его было в достатке. Энрике подобрал себе автоматический дробовик и решил сделать обход этажей арсенала.
Повсюду в коридорах лежали раненые. Помогать им было некому, ходячие ухаживали за теми, кто был не в состоянии двигаться.
Тех, кто еще мог держать оружие, оставалось не более сорока человек, и теперь на них ложилась двойная нагрузка; державшая противника пулеметная позиция была уничтожена, обломки каланчи валялись в радиусе двухсот метров.
Теперь повстанцы Пеко атаковали, не считаясь ни с какими потерями, и уже вплотную подошли к стенам арсенала. Оборонявшиеся забрасывали их гранатами, но повстанцы собирались с силами и атаковали снова и снова. Небольшой группе удалось пробиться на первый этаж, однако милиционеры сумели разделить эту группу надвое.
Одна часть была уничтожена в рукопашном бою, а другую заблокировали в пустующем подвале.
К атакующим арсенал повстанцам подходили все новые резервы, и осажденным было ясно, что долго им не продержаться. Все надеялись только на помощь миротворцев.
Сержант Линникер, с которым Энрике познакомился в первые минуты приземления, регулярно связывался с миротворческим корпусом и просил помощи. Ему ничего не обещали и пока интересовались только общей обстановкой.
Все складывалось хуже некуда, но Энрике впервые чувствовал себя не охотником, а… рыцарем. Да, самым настоящим рыцарем. Для гангстера это было совершенно новым ощущением, и он тайно им наслаждался.
Он спустился на первый этаж и пошел осторожнее – за очередным поворотом коридора начиналась простреливаемая территория. Повстанцам удалось захватить тепловой узел, который находился в двадцати метрах от стен арсенала, и время от времени кто-то из них выпрыгивал из-за угла и делал несколько очередей.