Осознание
Шрифт:
Вода на первый взгляд просто ледяная, а ступни почти сразу же тонут в мягком и рыхлом песке, но отступать перед такими мелочами Эдвард не привык, тем более, что Славя уже вынырнула и, отплыв на несколько метров от берега, помахала рукой, призывая плыть к ней. Сделав еще пару шагов вперед и вдохнув поглубже, просто рухнул в воду, погрузившись в реку с головой. Почти сразу же глаза закрыло «второе веко», прозрачная, искусственно имплантированная пленка, срабатывавшая как защита от чужеродных веществ, что могут навредить органам зрения. Оказывается, оно вполне нормально защищало и под водой, мог даже разглядеть под собой среди поднятого песка покрытое тиной и засыпанное мелкой галькой дно, быстро уходящее вниз, где река промыла довольно глубокую быстрину. Задержав дыхание, Эдвард широко взмахивая руками, поплыл вперед, ориентируясь на знакомый бело-синий купальник. Славя, кажется, потерявшая его из виду, так и держалась на одном месте, смешно болтая в воде ножками.
–
– Ой, Эд! – Славя развернулась, – А ты откуда появился? – он быстро моргнул и убрал «второе веко» прежде, чем девушка его заметила, забыл сделать это сразу же, но она замыслила что-то совсем другое, – А давай наперегонки? – и задорно улыбнулась, когда Эдвард принял вызов.
Оказывается, плавала Славя весьма неплохо, и Эдварду пришлось потрудиться, чтобы от нее не отставать, но в остальном же с ней было невероятно легко и просто, и описать происходящее иначе, как «дурачеством», нельзя. Они доплывали чуть ли не до самых буйков, какими, как оказалось, здесь отмечают безопасную для купания детей зону, просто ныряли и плескались, либо же пытались догнать друг друга в воде. Эдвард искренне смеялся и радовался, чего с ним не было уже очень давно, прежде не было поводов для такого дурацкого и детского веселья даже тогда, когда сам был ребенком. Вместо таких вот шалостей он готовился управлять огромным баронатом, учитывать нужды и требования подданных, разбирать споры между вассалами и принимать участие в жестокой и полной обмана и лжи внешней политике. И конечно, никогда рядом с ним не было таких друзей, с которыми можно заниматься всякими глупостями, не опасаясь при этом никаких последствий.
– Спасибо тебе, – наконец, произнес Эдвард, выбираясь на берег и, не выбирая, повалился прямо на песок, глядя в яркое голубое небо, где сейчас не было ни одного облачка, – Славя… спасибо большое…
– И за что же? – девушка, устало и часто дыша, тоже выбралась из воды следом за ним и легла рядом, раскинув свои косы, сейчас мокрые и плотные, как веревки, прямо по песку, – Хотя да, было очень здорово! А ты сам хорошо плаваешь, почему же раньше сюда не заглядывал?
– Да времени как-то не было, – повернув голову на бок, посмотрел на свою белокурую спутницу, – Вот и не приходил. А может быть, просто не было повода веского… Знаешь, у меня ведь до этого лагеря никогда и не было особых поводов веселиться, – он приподнялся и повернулся набок, поскольку разговаривать с ней, лежа на спине, оказалось не очень удобно, – знаешь, так бывает, когда сам себе не принадлежишь, и каждому ты должен, причем срочно и без промедлений…
– И каждый от тебя что-то ждет, и надо стараться изо всех сил, – кивнула Славя, улыбнувшись, – потому что все тебя называют лучшей, и так боишься не оправдать того, что они от тебя ждут… – она положила голову ему на плечо, ничуть не стесняясь остальных, – я знаю, каково это… и как сложно порой бывает…
– Славя, – Эдвард, в этот момент словно найдя родственную душу, прижал девушку к себе, – просто спасибо тебе за то, что ты есть… – конечно, ее проблемы нельзя сравнить с тем, что пришлось пережить ему самому, и вряд ли можно объяснить этому чудесному созданию, что такое одним росчерком голопера отправить на смерть несколько миллионов солдат лишь для того, чтобы перехватить тактическую инициативу, или же брать на себя ответственность за судьбы целого королевства, брошенного на истребление врагом, пытаясь спасти всех этих людей, выбирая между большими или очень большими жертвами. И все же, у девушки множество своих, конечно, не столь крупных проблем, но столь же ее волнующих. Одноклассники, учителя, друзья, та же самая вожатая, и каждый что-то от нее ждет, взявшую на себя ответственность быть лучшей и идеальной среди всех остальных, будучи примером для остальных. И конечно, ей тоже очень тяжело выдерживать всю эту взятую на свои плечи ответственность, здесь Эдвард чувствовал с ней немалое родство, как с человеком, который может понять его собственные ощущения всего лишь с полуслова.
Славя доверчиво прижалась к нему, как к родному человеку, наверное, тоже уловив это же ощущение груза ответственности, принятого Эдвардом, но, как и все прекрасное, этот миг недолог, и уже через несколько секунд их вспугнула группа пионеров, с хохотом и гоготом всей гурьбой устремившихся в воду. Девушка испуганно вздрогнула, а потом потащила Эдварда дальше от воды, к занятому вначале месту под деревом. Утреннее солнце еще не достигло своего пика в небе, и падающие под острым углом лучи выжигали любую возможную здесь тень, а понежиться под теплыми и яркими солнечными лучами, как оказалось, еще одно прежде не испытанное им удовольствие. Растянувшись на траве, Эдвард смотрел на Славю, решившую, как она сама сказала, «позагорать». Ультрафиолетовое излучение, как он знал и на собственном опыте, заставляло кожу темнеть, нарушая в ней пигментный баланс, но чтобы этим можно заниматься намеренно, Эдвард не догадывался, хотя сам уже успел заметить, что его прежде весьма бледная на фоне всех остальных
кожа постепенно меняла свой оттенок на более темный.– Эд, скажи, а откуда у тебя это? – спросила Славя, указывая на металлические пластинки на его позвоночнике, но только сейчас решившись задать этот вопрос. Каркас системы нейроподключения автоматически нагрелся после купания, просыхая и обеспечивая безопасность контактов, и сейчас, уже остывая, чуть заметно блестел на солнце, возбуждая любопытство многих пионеров на пляже, но больше поинтересоваться его назначением ни у кого смелости не хватало.
– Скажем так, эта вещь несколько раз спасала мне жизнь, – ушел Эдвард от прямого ответа, – Только расплатой стало то, что носить мне ее придется до конца жизни, если его снять, то, скорее всего, умру через несколько часов, – он усмехнулся, заметив, как удивилась его собеседница, – Не волнуйся, ничего страшного тут нет. Если хочешь, можешь потрогать… не кусается, обещаю.
– Да не стоит… – Славя снова смутилась, но любопытство пересилило, и осторожно, одним пальчиком коснулась металлических пластинок, закрывавших позвоночник, проведя по ним пальцем и нащупывая едва заметные стыки между ними, – Шершавый... Это что-то вроде гипса получается?
– Ну, может быть… – Эдвард пожал плечами, сравнение было настолько отдаленным и ничего не объясняющим, что самому ему на ум бы никогда не пришло, но особенно углубляться в эту тему желания не было. Перевернувшись на спину, он внимательно посмотрел на девушку, – Славя, есть такие вопросы, на которые не стоит искать ответы. Я надеюсь, ты не станешь обижаться на меня за это?
– Ну конечно нет, – девушка улыбнулась и пододвинулась к нему, положив голову почти что ему на плечо, – Я просто волновалась, вдруг это что-нибудь опасное для тебя… – он только погладил ее по еще мокрым волосам, искреннее тронутый такой заботой.
====== Осознание. Глава 15. ======
Глава 15.
Теплое солнце, тихо шелестящие на слабом ветру ветви над головой, звонкий и беззаботный детский смех, слабый плеск воды, небольшой рябью набегающей на песчаный берег, но снова и снова откатывающейся назад, и, конечно, лежавшая рядом девушка, так доверчиво прижавшаяся головой к его плечу, настраивали сознание на спокойный лад, и Эдвард позволил себе прикрыть глаза и немного расслабиться. Нет, заснуть сейчас было бы совершенно глупой идеей, насильственный сон изматывает организм едва ли не больше, чем активная деятельность, но он умел входить в некое состояние полудремы, когда мозг расслаблен как во сне, но при этом продолжает получать и анализировать данные, приходящие со всех задействованных органов чувств. Специалисты по психологическим практикам, обучавшие этому молодых курсантов в королевской армии, называли такое состояние «сном разума».
Эдвард слышал пионеров, что веселятся вокруг, чувствовал тех, кто проходил мимо, по привычке напрягаясь, когда незнакомый человек оказывался в зоне досягаемости руки, и, естественно, ощущал совсем рядом с собой Славю, уставшую от плавания и действительно заснувшую рядом с ним, кажется, полностью доверяя ему свою безопасность. Поняв этот факт, Эдвард снова почувствовал прилив умиления к этой наивной и ответственной девушке, пытавшейся всегда и во всем быть лучшей, но на деле так же нуждающейся в заботе, как и любая из представительниц прекрасной половины человечества. Свободной рукой пригладил ее волосы, высыхающие на солнце и начинавшие топорщиться, от чего коса приобретала небрежный и распушенный вид, и Славя, отреагировав на касание, улыбнулась кончиками губ и еще сильнее прижалась к его плечу.
Забота… Еще один кусочек его души словно встал на свое место, заняв прежде выжженное место, когда Эдвард наконец-то понял, как можно назвать то чувство, что пробуждалось в нем, когда смотрел на эту белокурую девушку, так умильно уткнувшуюся носиком ему в кожу. Не ответственность за подчиненных, чьи жизни ты должен сохранить или же, что выглядит даже правдивее, как можно эффективнее потратить в предстоящем сражении, не обязанности за сохранность и развитие вверенных тебе территорий или армий, и даже не сохранение взаимовыгодных отношений с политическими или экономическими партнерами. А именно простая забота о человеке, что просто рядом с тобой, без каких-либо сторонних мыслей и ожидания какого-то результата от сделанного, где ты оцениваешь успешность только по тому, насколько он счастлив, не требуя и не прося ничего взамен. Он даже не мог вспомнить конкретно, когда вот так заботился о ком-либо, кроме собственных интересов в последние годы своей жизни. И только здесь, в «Совенке», это чувство, практически забытое за ненадобностью, в нем проснулось вновь.
Жаль только, что такие приятные моменты имеют свойство кончаться, и Славю разбудил кто-то из других пионеров, отдыхавших на пляже, вдруг подбежавший к ним и, прежде чем Эдвард успел даже подняться, почувствовав угрозу, плеснул водой из ведра. Если бы держал глаза открытыми, то, быть может, Эдвард еще успел как-то отреагировать, но слишком расслабился, отвыкнув от постоянных угроз, а потому пионер успел сбежать, заливаясь на всю округу громким смехом, к которому почти сразу же присоединились несколько других столь же веселых голосов.