Осталось одно воскресенье

За массивной деревянной дверью, в темном узком помещении, оказались едва освещенная барная стойка, два высоких столика не больше чайного подноса и четыре трехногих стула. Огромные холодильники для вина. Полумрак. Тишина. Маша поджала губки и сердито посмотрела на человека, который привел ее в это недружелюбное место. Ау! Откуда-то выскочила симпатичная администратор. За этим «откуда-то» оказался большой светлый зал, где и столы, и скатерти, и парад приборов. Фух! – выдохнул Слава. Администратор усадила их за столик у зеркальной стены, выдала меню, объяснила, что шеф Филипп будет минут через десять, и убежала, приняв заказ на напитки. Пока Слава зачитывал вслух названия блюд, Маша рассматривала в зеркале свое отражение, изучала посетителей – зал был почти полон. Все ждали шефа и переговаривались вполголоса. Звучала приятная фоновая музыка – уютно.

Вдруг, внезапно, неожиданно, стремительно, заполняя собой всё пространство, в обеденный зал ворвался человек-вихрь в красной футболке и джинсах. Смуглое лицо, испещренное морщинками жизнерадостной натуры, украшали донкихотская бородка и усы. Он очень извинялся за свой вид сразу перед всеми, порхал по залу, охватывая каждого и каждому посвящая всего себя, говорил без остановки, вскидывая, жестикулируя, всплескивая аккуратными ручками. Обставил свое исчезновение незаметно – облачился в белые парадные одежды. Шеф. Каждое блюдо в своем меню он любил и восхищался им, но особенно вашим выбором. Он любил каждого посетителя своего ресторана, не отводил восхищенных глаз во время общения, вычленял, выделял каждого из всех одним лишь взглядом. Каждому предложил лучшее, и каждый удивился своему выбору. Стройные официанты изящно текли по проходам, вынося блюда, подчиняясь его дирижерской жестикуляции бессловесно и безошибочно. Марлезонский балет.

Под бурный аккомпанемент шефа Маша, неожиданно для себя, выбрала лазанью – блюдо, которое не понимала, не любила, – и теперь скептически смотрела в свою тарелку.

– Хочешь, поменяемся? – Слава еще не прикасался к своим фетучини с лобстером.

– Ну уж нет. Я должна это попробовать и попытаться съесть. Иначе, боюсь, Филипп не вынесет такого оскорбления.

Маша ковырнула начинку, осторожно попробовала, замерла и расплылась в довольной улыбке. Божественно!

– Это очень вкусно! Я даже не дам тебе попробовать – придется везти меня сюда еще раз, если ты хочешь отведать этого чуда. А у тебя вкусно? – Маша, не дожидаясь ответа, тянется к тарелке мужа и подхватывает длинную ленту теста в густом розоватом соусе. – М-м-м, в следующий раз возьму как у тебя.

– Теперь, когда учеба закончена, вечера свободны, за Яном присматривают родители, мы можем куда-нибудь выбираться хоть каждый вечер. Тебе комфортно с моими родителями?

– Мы же не в первый раз живем вместе! Всё хорошо. Конечно, твоя мама немного…

– Навязчива?

– Перегибает с контролем того, что и сколько я ем. – Маша смеется. – Мне кажется, я сейчас объемся!

– Не объешься. Скоро будет готов проект дома. В нашем техническом задании два автономных жилища, связанных общим холлом. Должно быть всем удобно.

– Да, посмотрим. Ужасно интересно, что нам предложат! Я хотела сказать…

– Что?

– Эта девочка сегодня, Софи…

– Да?

– Она так на тебя смотрела…

– Как?

– Так. Она смотрела только на тебя.

– Ты ревнуешь? – Слава откидывается на спинку стула. – Она – ребенок. Напуганный какой-то, несчастный.

– Угу. Выглядела она плачевно, и ты стал ее спасителем. Героем. Рыцарем на белом коне…

– Это глупый разговор. Смотрела… Пожалуй, если взгляды можно применить в качестве обвинения, то мне есть что высказать…

– И что же?

– Филипп на тебя та-ак смотрел!

– Пф-ф! Он на всех та-ак смотрит. Обнимающе. Ты не заметил?

– А вот за тем столиком, у тебя за спиной, молодой человек постоянно поглядывает в твою сторону. Не слишком ли у тебя провокационное платье?

– Комбез. Где? – Маша пытается разглядеть в зеркале отражение человека позади себя. – А он ничего, симпатичный.

– Мне ревновать? – Слава приподнимает одну бровь.

– Да. Ты давно меня не ревновал.

– Квиты?

– Пожалуй.

Они очистили свои тарелки почти одновременно и отстранились от стола в ожидании смены приборов. Филипп должен был быть ими доволен, но он подошел и с озабоченностью поинтересовался, почему они не выпили свое шампанское – почти нетронутые бокалы едва пульсировали последними пузырьками газа.

– Не понравилось?

– О, нет, о, что вы! Всё великолепно! Просто у нас будет малыш, и шампанское – лишь атмосферное сопровождение вечера.

– Восхитительно! Мои поздравления! – Шеф всплеснул руками, изобразил ими некую воздушную фигуру и умчался на кухню.

Через пару мгновений перед Машей стоял «комплимент от шефа» – облако белоснежного безе в окружении калейдоскопа разноцветных ягод. «Павлова»! Филипп смотрел на Машу восторженными глазами в ожидании дегустации. Чуть хрустнул сахарный взбитый белок, вилка погрузилась в нежнейший крем, затем – долька алой клубники.

– Идеально! – выдохнула будущая мать.

Филипп победно воздел руки над их головами, благословляя, венчая, отпуская. Ударил церковный колокол на углу улицы. Чистый театр.

Расплатились, уже собрались уходить – в зал, им навстречу, вошла группа новых посетителей. Маша сразу угадала в яркой брюнетке Анну, которая шла первой. Та скользнула по ней безразличным, не узнающим взглядом. Джессика, что-то шепчущая Роберту на ухо, прижимающаяся к нему всем телом, оценивающе осмотрела Машин наряд. Роберт уже вступил в акт ответной жестикуляции-пантомимы с Филиппом. За ними, светлыми и праздничными, вся в черных гипюровых воланах, на высоченной платформе лаковых туфель, ковыляла Софи. Она увидела Славу, Машу, слегка отшатнулась; неловкая, поднесла ладошки к губам и замотала головой: нет, нет, пожалуйста, мы не знакомы! – и проследовала за всеми к лучшему столику у окна.

– И кто она теперь? Какой персонаж? – спросит Маша на улице. – Воздух какой дивный! Давай спустимся к площади и пройдемся немного. Держи меня крепче – камень очень скользкий.

– Держу. – Слава обнял жену за талию. – Что-то зловещее, готское и всё равно несчастное. К чему вся это секретность?

– Это как раз был ее отец со своей свитой. Мы встречались на нашем пляжике, я тебе про них рассказывала.

– Свитой? А где ее мать?

– Не знаю. Ничего не знаю. Как она передвигается по брусчатке в такой обуви? Это же смертоубийство какое-то! Софи была похожа на черную птицу, одинокую, отбившуюся от своей стаи…

– Придумщица. – Слава чмокает жену в макушку. – Одиноким ребенком у нас была ты и вот какая стала прекрасная и сильная.

– Люблю тебя.

– И я тебя.

– Я оглушена впечатлениями. Этот Филипп…

– Уж не влюбилась ли ты в него?

– Я только что призналась в любви тебе!

– Точно. Так что Филипп?

– Он оглушительно эмоционален, многословен и упивается своим величием.

– Ты не преувеличиваешь?

– Не думаю. Но его блюда… они выше всяких похвал. Придем еще?