Останется с тобою навсегда
Шрифт:
У меня трудно со временем.
И в штабе армии спешат: из резерва прислали пожилого полковника, видно соскучившегося по горячему делу: сейчас же сдавай ему полк, и никаких отсрочек!.. Он прилип ко мне, куда я - туда и он. И смотрит во все глаза, и принюхивается. Вгляделся в офицеров, с которыми я собираюсь уходить на передний край, ахнул:
– Да вы что, батенька? С кем же я-то останусь? Уж обижайтесь не обижайтесь, а я бегу и звоню генералу Валовичу!
– Как вам будет угодно...
Ашот Богданович безоговорочно заявил, что судьба нас связала одной веревочкой. Он
Меня особенно волновало, как отнесется к моей просьбе майор Шалагинов. За ним послал Касима. Жду... Не встряхнув чубом, как он это делал всегда, доложил о своем прибытии.
– Александр Федорович, ты мне нужен, очень!
– Кому прикажете сдать батальон?
* * *
Вера, как говорится, готова и на марш и на песню. Вещи наши сложены; в обнимку стоят в уголочке походные мешки.
– Куда это ты?
– Спрашиваешь... Скорее раздевайся да в таз залезай - вода готова. Вымою тебя, а то придется ли...
– Она энергично трет мне спину.
– Не в коня корм. Одни кости у мужика!
– Зато бицепсы, вот пощупай.
– Прямо-таки Поддубный!..
Вымытый, вычищенный лежу в постели с белыми простынями, слежу за Вериными хлопотами. Она много умеет, руки у нее ловкие, сноровистые. Но сердце мое не бьется так, как билось в том румынском городке, когда я спешил к светлым госпитальным палаткам...
– Верочка, иди ко мне, сядь рядом.
Она вздрогнула, подняла голову.
– Со мной тебе трудно?
– С неожиданно нахлынувшей нежностью я обнял ее.
– У нас все будет хорошо, накрепко, навсегда!
– Уж помалкивал бы.
– Глядя в сторону, заплакала.
– Ты совсем меня за дурочку принимаешь. Думаешь, ничего не знаю...
– Ты о чем, Верочка?
– О краснодарской. Думаешь, забыла?
– Зачем про это сейчас, зачем, скажи, пожалуйста?
– Мне семью свою сберечь надо. Через всю страну прошла - тебя искала!
Я гладил Верины волосы в крутых завитках.
– Не надо, Вера... Мы завтра идем в бой...
Она насторожилась:
– Хочешь избавиться от меня?
– Избавиться... Словечко-то нашла. Ты нужна нам - мне и дочери. У меня, кроме тебя, никого нет. И смотри правде в глаза: Наташку можем оставить круглой сиротой.
– Ты мне зубы не заговаривай Наташкой. Я знаю сама, где мне быть и какую дорогу топтать. Не поеду никуда. Не будет этого, не будет...
– Да пойми, жен на фронт не берут!
– Разве? Мало там баб с вами...
– Там не бабы, а солдаты, мобилизованные. Меня с тобой в боевую дивизию не пустят. Здесь ты на законных правах вольнонаемной, а там не нахлебницей же тебе быть... Вот что: капитан Карасев выпишет проездные документы, снабдит тебя всем, что положено, - и домой!
Вера поплакала, но, к счастью, недолго. Вытерла слезы.
– Думаешь, я по дому не соскучилась? Еще как, господи!.. И тебя одного оставлять боюсь. Боюсь - и все.
– А цыганка твоя? Гадала же...
– Да пошла она к чертовой матери!..
32
Штаб епифановской дивизии занимал винодельню.
В большом, похожем на ангар помещении с развороченной снарядом арочной крышей стояли давильные прессы "мармонье". Гулко отдаются мои шаги.– Кто идет?
– остановил автоматчик, показавшийся из-за тысячеведерного чана.
– Подполковник Тимаков.
– Вас ждут.
– Он открыл в полу люк.
Крутая лестница вела в полутемный подвал. Я спустился на площадочку, освещенную яркой лампочкой, и... замер: передо мной стоял Иван Артамонович Мотяшкин.
– Здравия желаю, товарищ полковник!
– вытянулся перед ним.
– Вам кого?
– спросил сурово.
– Не узнали? Подполковник Тимаков, был в краснодарском резерве.
– Что Тимаков - известно, что офицер, которого мы ждем, - нет. Прошу документы.
Фу, черт возьми!.. Пришлось доставать удостоверение личности и предписание отдела кадров. Мотяшкин с пристальным вниманием рассмотрел их и вернул мне:
– Где пополнение?
– В лесу, в пятистах метрах от вашего КП.
Как и прежде, в белом подворотничке, но в глазах и знакомая мне самоуверенность, и что-то новое, скорее всего усталость. Он протянул мне пухловатую руку:
– С прибытием в нашу боевую дивизию. Выходит, встретились... Идите к генералу, срочно.
– Кивком головы показал на высокую узкую дверь, едва видневшуюся в полумраке.
Я помнил приглашение Епифанова еще там, за Днестром, и решительно открыл дверь. Генерал холодно скользнул по мне взглядом.
– Боевой частью командовали?
– Командовал партизанской бригадой.
– Ладно.
– Он из ящика стола достал планшет.
– Вот все, что осталось от человека, которого вы замените. Усаживайтесь, достаньте из планшета карту, хорошенько всмотритесь в нее; все, что сможете прочитать, прочтите и запомните.
Выгоревшая километровка испещрена стрелками - синими и красными, кружочками, ломкими линиями, в нескольких местах разорванными. Не так уж трудно было догадаться, что 310-й стрелковый полк, начав марш 21 сентября из района города Шумен, к концу месяца достиг рубежа болгаро-югославской границы, а на днях с боями подошел к городу Заечару - узлу железных и шоссейных дорог, связывающих южную, северную и западную части Сербии. Сейчас он занимает позицию на юго-восточных подступах к нему.
– Мало что узнали? Слушайте и глядите на километровку; - Генерал уткнулся в свою карту.
– Перед нами городок, отделенный от нас речкой Тимок. Он лежит в котловине. Та сторона его, где немцы, повыше нашей; там леса, а на юге высота. Что на ней, нам пока неизвестно. Перед вашим полком расположено городское кладбище. Замечено там около двадцати огневых точек противника и до шести рот солдат. Эта сила поддерживается массированными залпами артиллерии, которая в основном бьет с закрытых позиций. Ваш сосед слева - полк Пятьдесят второй стрелковой дивизии, нацеленный на железнодорожный мост через Тимок. Вот и все. Данные скудные, а приказ о штурме может поступить внезапно. Немедленно отправляйтесь в полк и всеми средствами наблюдайте за противником, познакомьтесь с позициями и окапываться, окапываться!