Останется с тобою навсегда

Вопросы рождались во мне один за другим, но времени задавать их не было.

– Разрешите приступить к командованию?

– Разрешаю.
– Генерал протянул руку: - Действуйте, подполковник. И людей берегите, берегите!..

* * *

В полк нас, меня и Ашота, вел старший лейтенант Архипов. Он в немецком маскхалате, молодой, с рыжей бородкой и мальчишескими кругловатыми глазами. Как-то виновато представился, будто это он не смог задержать прорвавшуюся на КП полка "ягдт-команду" и из-за его какого-то промаха, в котором он сам никак не может разобраться, погибли офицеры штаба во главе с командиром полка. А он - жив и очень хочет жить.

Положение мое было прямо-таки аховым. Почему-то вспомнились огромные серые камни, окружавшие кратер потухшего вулкана. За ними тогда ждали нас каратели. Мы притаились на дне кратера в кустарниках - слепые и зрячие, кто покорился судьбе, кто мучительно искал выхода из этой мышеловки. Мы нашли его, и потом, когда шагали по безопасной лесной дороге, тот капкан, в котором мы только что были, казался не таким уж страшным...

Командный пункт полка находился в подвале, заваленном гниющими фруктами; пьянящий винно-кислый дух ударил и ноздри. В углу горела лампочка от аккумулятора, под ней сидел офицер в наброшенной на плечи шинели. Увидев нас, встал; стараясь не споткнуться, пошел навстречу. Хлопотливо одергивая гимнастерку, виновато сказал:

– Я же совхозный статистик, а мне говорят: "Командуй!" Всего-навсего капитан интендантской службы, вон у меня и кухни поотстали...

– Идите подгоняйте свое хозяйство.
– Я полол ему руку, представился и на прощанье сказал: - И чтобы горячее два раза в сутки!

– Это мы сделаем, товарищ подполковник, тут уж будьте спокойны, сказал радостно.

Ашот, отшвырнув валявшиеся под ногами яблоки, подошел к полевому телефону, нажал на зуммер:

– Кто живой, отзывайся... Да-да, давай сюда начальника связи. Убит? А ты кто будешь? Так вот слушай меня, старшина...

Я посмотрел на часы.

– Ну, начштаба, сколачивай новое хозяйство, а я на позиции.

В сопровождении Архипова и двух автоматчиков вышел на кукурузное поле и тут же был обстрелян минометным огнем. На переднем крае - окопы в полный рост, но проходы между ними лишь намечались. Взводами командовали сержанты, ротами - младшие лейтенанты. На батальон - менее ста активных штыков. Полоса полка по фронту около трех километров, впереди - ровное поле, лишь местами пересеченное мелкими кустарниками. Многие солдаты спали. По всему участку била артиллерия, но не кучно.

Появился сержант с телефонным аппаратом, протянул мне трубку. На проводе Ашот:

– Из того, что прибыло с нами, половину направляю к вам, а вторую держу в резерве.

– Поступим иначе. При себе оставь третью часть, остальных скрытно, но дорожа каждой секундой - по хозяйствам, пока поровну.

Меня разыскал длиннолицый офицер с голубыми глазами:

– Командир гаубичного дивизиона майор Нияшин! Мои машины за вашим КП.

– Свяжитесь с командиром полковой батареи.

– Убит. Вчера.

– Тогда придется вам быть богом нашего полка. Все пушки - вам. Договорились?

Майор молча смотрел на меня, как бы ожидая, не откажусь ли я от своих слов, которые можно понять и как просьбу, и как приказ.

– Через два часа представьте мне схему ведения артогня, - сказал я.

– Хорошо.
– Ушел не торопясь.

Скинув плащ-палатку, чтобы солдаты видели мое звание и награды, медленно продвигался с правого фланга на левый, на ходу знакомясь с офицерами. Стало прибывать пополнение. Распределил его по ротам. Солдаты просыпались, послышались негромкие команды, замелькали лопаты.

– Окапываться, хлопцы, окапываться, - раздавались голоса сержантов.

За виноградниками, окружавшими домишки под красной черепицей, расстилалось безлесное и безлюдное поле. Метрах в шестистах от переднего края было городское кладбище, откуда постреливали короткими очередями немецкие пулеметы. Над левым флангом полка нависала лесистая гора - крутая, конусом. Гора молчала. Оттуда, по-видимому, проглядывались позиции не только нашего полка, но и других частей, располагавшихся севернее.

Пошел к артиллеристам. Голубые глаза майора Нияшина холодно смотрели на меня.

– Как позиция?
– спросил у него.

– Хреновая. Не мы ее выбирали...

– Они, что ли?
– Я кивнул на гору.

– Пожалуй, что они... Тащу пушки от Сталинграда, и на всем пути реки текут с севера на юг. Правый берег выше левого. Им, гадам, везет: они смотрят на нас с верхотуры, всегда с правого берега. За три дня в лобовых атаках знаете скольких побили...

Возвращался на командный пункт, а думка у меня одна: дадут мне ночь или прикажут сегодня же поднимать полк в атаку?

В трех батальонах до пятисот активных штыков. И мало, и вроде бы много... Пушек бы побольше, минометов. Шалагинов своих поведет на штурм, а чем я прикрою его батальон? Пока в полку на километр двадцать стволов вода в решете. Достаточно кинжального прицельного огня немецких пулеметов и нам каюк...

На командном пункте уже несколько телефонов, раций. Ашот кого-то вызывает - наклонился к микрофону:

– Я "Коршун", я "Коршун"! Перехожу на прием... Молодец, хорошо отвечаешь.
– Увидев меня, тихо спросил: - Худо, командир?

– Времени бы нам, Ашот!

– Не дадут его, Константин Николаевич.

– Колдуешь?

– Зачем колдую? Обстановка.
– Он развернул карту, на которой густо рассыпаны условные значки - огневые точки врага, наша позиция и то, что было за нами. А за нами - гаубицы РГК заняли новые боевые рубежи, еще дальше стоят наготове реактивные дивизионы.
– Не на парад же, командир!..

Я пожал плечами и вошел в нишу с перископом. Ашот стукнул по дощатому столику американской консервной банкой:

– Надо подзаправиться, не люблю голодным воевать, голова пустая.

Ели с ножа, запивали неустоявшимся кисловатым вином.

– Ах, если бы одну ночь!
– причитал я.

– Не будет ее.

Кто-то звонко высморкался - на пороге стоял полковник Мотяшкин, заместитель командира дивизии по строевой части. Я, как и положено, доложил о том, что успели сделать. Он выслушал, стал внимательно присматриваться к оперативной карте.

– Да!
– Устало присел на ящик.

– Вина сухого, товарищ полковник?