Останови моё безумие
Шрифт:
Я нескромно, без предупреждения вошёл в незапертую дверь, тепло большой залы создало контраст с устоявшимся на дворе двадцатиградусным холодом для моего тела, лицо как будто обдало жаром. Полешки, лениво разгорающиеся в камине, тихо потрескивали и приковывали взгляд к смирному огню, на них и были обращены задумчивые глаза Миры, расположившейся неподалёку. Сестра сидела на огромном белом ковре (единственное, что было разрешено принести сюда: ковёр и кресло-качалку), скрестив голые ноги и обхватив колени руками. С распущенными волосами, в белой мужской рубашке - моей, она сжимала в одной руке кисть, измазанную в краске, не замечая, что продолжает разрисовывать уже не холст (отчего-то лежащий на полу), а свои детские коленки.
Создавая как можно меньше шума, я опустился на ковёр позади неё, сбрасывая
– Ты сегодня поздно, - прошептала она, не было нужды говорить громче.
– Так получилось. Поужинала?
– приблизив её тело к себе ещё ближе, спросил я.
– Угу. На фирме снова проблемы?
– немного повернув голову, продолжала она шептать.
– Нет. Не думай об этом, просто новый заказчик - немного капризный. Как прошёл твой день? Ты ездила в галерею?
– Нет, осталась дома. Лиза звонила, передала тебе привет, пожаловалась, что не может до тебя дозвониться, - она ещё немного повернула голову к плечу, - у тебя телефон был выключен. Потом она забыла про тебя и радостно защебетала про своё путешествие с Анатолием. Про невероятно ровный загар, симпатично появляющийся на её коже и заботливость мужа, который следит за распределением температур на её теле.- Мира улыбнулась, вспоминая непременно восторженный рассказ старшей сестры.
– Я передала трубку маме, спасаясь.
– Мира снова повернулась к огню.
– Завтра я сам позвоню ей. Родители уже спят?
– Да. Они ходили после обеда по магазинам - выбирать подарки Лизе и Толе к их приезду. Ты голоден?
– в её голосе промелькнула обеспокоенность, и я поцеловал её за ухом, прежде чем ответить.
– Нет. У меня была встреча в ресторане.
– Я вернул свои губы на прежнее место, наслаждаясь видом её чуть прикрытых век.
– Что ты рисуешь? Меня?
– Разве похоже?
– смеясь спросила, резко обернувшись в моих руках и указывая на неоконченную картину.
– Может быть, ты видишь меня таким?
– пошутил, разглядывая экзотичные фрукты на небрежно брошенной на стол скатерти изображённой на холсте.
– Кем? Ананасом?
– улыбка Миры становилась шире, и мне это нравилось, я продолжил эту невинную игру с ней.
– Нууу… Возможно. Из нас двоих: ты - художник.
– Я снова поцеловал её за ухом, в этот раз, промахнувшись, захватил в плен мочку её уха на доли секунд, Мира заёрзала в моих руках, протестуя.
– Влаад!
– протяжно воскликнула она так, чтобы я не смог понять чего желает от меня моя госпожа. Я перестал её терзать и вернулся к вдыханию запаха её волос, она быстро пришла в себя и продолжала шутить.
– И кто же, по-твоему, я?
– она откровенно смеялась надо мной, и я позволил себе ответить ей тем же.
– Апельсин?
– Мира окончательно развернулась в моих объятиях и смотрела на меня смешливым взглядом тёплых глаз. Она приблизила ко мне своё лицо, и я повёлся на её приманку, потянувшись за поцелуем, но Мира лишь слегка коснулась моих губ, совсем не целуя, только дразня меня шёпотом в самые губы своим ответом.
– Ты знаешь, а ведь это совсем неромантично… - она попыталась вернуться в исходную позу наших объятий, но я неожиданно для неё откинулся на ковёр, утянув её за собой, и она оказалась лежащей на мне. Плутовка дула мне губки и смеялась глазами: я сам впился в её губы с долгожданным поцелуем. Её руки очень быстро обхватили мой затылок, зарываясь в короткие пряди и сжимая их в своих кулачках, я так же крепко обнимал свою девочку за талию. Она целовала меня со всей страстью, но, тем не менее, всё время норовила выскользнуть из моих объятий, распаляя меня ещё больше.
– Люблю тебя, - выдохнул я, наконец, прервав наслаждение вкусом её губ и языка, Мира провела губами по моей скуле в продолжение нашей игры и скатилась рядом, немедленно переплетая пальцы наших рук.
– Я знаю, - необычно ответила мне, опустила свои ресницы и растянула губы в хитрой улыбке, скрывая от меня лишь блеск своих глаз. Минуту молчания я созерцал её прекрасное лицо, только потом
перекатился вбок и снова обвил её тело руками: очень трудно было удерживать их от неё.– Давай уедем, - шепнул в ямочку основания её шеи, слыша её размеренное дыхание и чуть выше от моих губ бьющуюся пульсом жилку. Мира вздрогнула, несомненно, вспоминая часто повторяющиеся разговоры между нами о необходимости нашего отъезда, но я говорил не об этом сейчас.
– До Лизкиного возвращения ещё две недели, потом Новый год. Давай уедем сейчас, - я крепче прижал её к себе, боясь, словно она начнёт вырываться и сбежит, не дав мне досказать.
– Хочу посмотреть на тот сельский домик из твоих картин, хочу посмотреть на твой дом.
– Мира широко раскрыла глаза, уставившись на меня в изумлении, а я смотрел на неё с неугасающим обожанием и любовью: она всё поняла.
– В отпуск? Только вдвоём?
– уточнила она, теперь пропуская мои волосы сквозь пальцы, словно успокаиваясь, только успокаивая меня.
– Да, только вдвоём, - я улыбнулся, слегка касаясь её губ, почти не целуя, только чтобы ощутить её дыхание на своих.
– А родители?
– она снова чуть вздрогнула, но теперь я не позволил ей передумать.
– Скажем маленькую правду о том, что нужно проведать ваш пустующий дом, пока они будут гостить у нас на новогодних праздниках и что мне не терпится увидеть ваше село, как ты называешь ваш город. А ещё мне нужен опытный экскурсовод, а лучше тебя никто не справится.
– Мира смотрела на меня во все глаза, невнятно кивая на мои доводы, но до конца не уверенная в моей безобидной затее.
– В этом нет ничего предосудительного. Они мне доверяют.
– Мира улыбнулась, почти убеждённая мной, но последние мои слова мне совсем не нравились, как будто я обманывал отца и тётю Нину, хотя это на самом деле и было так: я обманывал их доверие. Но сейчас я не дал себе возможности омрачить согласие Миры своим помрачневшим от раздумий лицом. Обеими руками зарываясь в её волосы, я снова её целовал.
– Доброе утро!
– появляясь в гостиной после утреннего душа с плохо просушенными волосами, я застал там только родителей. Отец с тяжёлыми вздохами нетерпеливо жал кнопки пульта ища на ТВ действительно стоющее его внимания вещание. Тётя Нина снисходительно улыбалась его раздувающимся щекам и продолжала расставлять на столе приборы.
– А где Мира?
– за несколько месяцев я научился неплохо вести себя в обществе и роль брата исполнял на ура.
– Доброе утро, милый. Как будто ты не знаешь свою сестру!
– сразу же возмутилась тётя Нина, хотя лицо её при этом осталось таким же широко улыбающимся. Отец на мой вопросительный кивок лишь пожал плечами и снова вернулся к своему скучному и неблагодарному занятию.
– Учит Татьяну Львовну готовить сырники, - объяснилась моя добрая мачеха.
Теперь улыбаться пришлось мне, прекрасно осведомлённому упрямым характером сестры. Не говоря ни слова, я тихо направился в кухню, уже в прихожей отчётливо различая спорящие голоса домработницы и своей любимой. Мира была непреклонна. Я остановился в дверях и, продолжая усмехаться услышанному в коридоре, облокотился о косяк двери, складывая руки в карманах. Наблюдать за вырывающей сковородку сестрой оказалось вдвойне интересней, чем просто слышать её оживленное недовольство. Татьяна Львовна, так же не замечающая моего присутствия, как и спорящая с ней сестра пыталась выбить кухонную посуду мирным путём, но вразумить сестру у неё явно не получалось.
– Упрямая девочка!
– сокрушалась она, размахивая руками.
– Ну, Мира Сергеевна! Нехорошо ведь!
– Сколько раз вам повторять тёть Тань, какая я вам Мира Сергеевна, - спокойно продолжая обжарку сырников, успевала и отругать бедную женщину моя малышка.
– Хорошо Мирочка, ну отдайте же мне эту несчастную сковороду и позвольте спокойно дожарить сырников для Владислава Сергеевича, - снова идя на уступки, упрашивала сестру тётя Таня.
– Ах, оставьте! Сырники для брата я приготовлю сама, а вы лучше присоединяйтесь к моим родителям в гостиной.
– Женщина явно не находила себе места, не зная, что ещё нужно ей предпринять, чтобы отвадить от плиты мою неугомонную сестрёнку, но я решил оповестить их о своём присутствии именно в этот тяжёлый для тёти Тани момент.