Останови моё безумие

– Понятно, – говорит Катя и одобрительно качает головой. Я не знаю, почему отвечаю на эти её вопросы, но меня радует, что она не записывает мои ответы на свой диктофон.

Официант возвращается с подносом и ставит перед нами на столик наш заказ, после чего покидает нас, снова оставляя меня наедине с Катей. Она делает большой глоток из своей чашки, комментируя напиток.

– Горячий… – я маленькими глотками пью свой сок и не отвечаю ей.

– Как вы познакомились с Инессой? – возобновляет свой допрос, именуемый интервью с художником, зачерпывая небольшими порциями мороженое, с наслаждением отправляя их в рот, ни разу не испачкав своих идеально накрашенных губ.

– Нас познакомил Влад. Она случайно увидела мои картины, когда гостила в нашем доме. – Я наблюдаю, как меняется выражение на её лице, но остаюсь в неведении относительно причины этого.

– Вот как, – почти шепчет Катя, ненадолго выпадая из нашего диалога. – Это, конечно, совершенно не нужно для статьи, просто для общей картины несколько дополнительных штрихов, – оправдывается она, занервничав, удивительно, но продолжая улыбаться. Именно в этот момент во мне что-то переключается и я, не успев задуматься, спрашиваю:

– Вы давно знакомы с Владом?

– Мы дружим. Довольно давно, – коротко отвечает она, подтверждая мои сомнения, но не обращает внимания на мои, посиневшие от перенапряжения, губы, на, нервно теребящие ободок стакана, руки, и глаза, которые я умоляю не прослезиться.

Весь оставшийся день мы с ней обоюдно пытаемся превратить наш не клеящийся разговор во что-то отдалённо напоминающее «интервью с художником», но к вечеру, размашистыми шагами подползшему в городской парк, облегчённо выдыхаем при долгожданном расставании.

После возвращения домой я чувствую себя усталой и разбитой, хотя ни одно из моих сомнений не подтвердилось окончательно,… и не было опровергнуто.

Я не знаю, почему я такая, но, не обнаружив Лизы дома, я мысленно благодарю её «подругу» Анатолия, у которой она решила переночевать. Мне не стыдно за сестру, которая не осталась на ночь дома в день отъезда наших родителей, мне стыдно за себя и за мою радость их отъезду. Сегодня первый день за последнюю неделю, когда я смогу быть с Владом, не деля его ни с кем, кроме себя. Даже Татьяна Львовна удачно выпросила выходной на эту пятницу.

Переодевшись в своей комнате, я отправляюсь на кухню, мысли о бесконечно кружащейся в голове фразе «Мы дружим довольно долго», не могут выбить меня из колеи – мы проведём этот вечер с Владом, и только вдвоём. И у нас будет банальный, но от этого не менее прекрасный – наш самый первый романтический ужин при свечах.

ВЛАД.

– Ты знаешь? – в голосе не шок, скорее отупение.

– Как видишь, – просто отвечает Олег, просто пожимая плечами.

– Давно? – спрашиваю, удивляясь, почему он до сих пор меня не ударил – разочаровываюсь.

– В ту ночь, после операции – ты вернулся и плакал в её палате. – Олег отвечает сдержанно и с… сожалением.

– Я люблю её… – признаюсь я, легко говорить об этом кому угодно, только не ей.

– Это я уже знаю, – как-то весело проговаривает Олег. – Меня интересует другое.

– Что? – смотрю другу в глаза, ничего не скрывая уже, не стыдясь своих чувств.

– Я уже спросил, Влад. Ты признался ей? – голос его со скоростью света становится жёстким, он не похож на моего друга, но передо мной сейчас и не врач.

– Нет, – отвечаю, – но собираюсь это сделать. – Звучит вызывающе, и я продолжаю смотреть другу в глаза, вижу и слышу разрывающий поток воздуха звук удара, а через секунду уже и чувствую – не отстраняюсь, но удар всего один.

Алая струйка стекает по уголку губ, стираю её подушечкой пальца, ощущая солоноватый вкус собственной крови, очень хочется расхохотаться в голос, но самоконтроль выдаёт лишь горькую усмешку. В голове хаос – там засела глупая мысль о сбережении хирургических пальцев. Олег ударил меня один раз, всего лишь один, когда даже я знаю, что заслуживаю больше, больше ударов, чтобы превратить меня в мясо.

– Ты же знаешь, что это преступление, – снова слышится голос друга. Мы сидим на бордюре тротуара в опустившихся на столицу сумерках приближающейся ночи.

– Против кого? – спрашиваю, смотрю в бок, не пытаясь заглянуть в глаза Олега, я и так знаю, что в них увижу… – осуждение. – Против людей или против Миры?

– Что ты с ней сделал? – игнорирует мои вопросы, задавая свои – новые.

– Я люблю её, – повторяю, но с каждым разом становится легче.

– Прекрати, Влад. Это не любовь. Не может быть любовью. – Он вскакивает с пыльного бордюра и смотрит на меня сверху вниз, с каждым предложением повышая тон.

– Тогда что это? Скажи мне, ты же врач. – Меня поражает собственное спокойствие, я не понимаю, почему теперь, когда Олег знает – я так спокоен.

– Ты просто зациклен на ней. Ты гипертрофируешь свои братские чувства к ней. – Всерьёз пытается объяснить мне моё состояние «врач».

– Ты реально так думаешь? – говорю и опускаю голову, становиться неудобно – смотреть вверх. – А если я скажу тебе, что у меня никогда не было этих твоих братских чувств. Если скажу, что желание её тела во мне появилось раньше, чем желание заботиться о ней, тогда ты скажешь, что это похоть?

– Это неправильно и ненормально, – тихо отвечает Олег. Я тоже поднимаюсь с бордюра и встаю напротив друга, с минуту смотрю ему в глаза, желваки на моём лице маятником совершают привычный ход – это не нервы, это чувства.

– Мне не важно, что это неправильно, уже не важно. Она любит меня. И это единственное, что по-настоящему важно. Ты можешь обвинять меня в ненормальности и неправильности, в преступлениях и всевозможных грехах, но её нет. Ты не можешь обвинить её. – И это последнее, что я сказал Олегу, прежде чем развернуться и пойти прочь – меня ждёт моя сестра.

====== Глава 29 ======

МИРА.

В лучших традициях современного кино для романтического ужина я приготовила мясо по-французски и бутылку красного вина, особенно долго разглядывая этикетку последнего – указанная двенадцатипроцентная крепость известила меня, что пить его мне не придётся; но я всё-таки не решилась убрать бутылку со стола. Расставила в центре праздничного стола два серебряных подсвечника – не имея представления об их происхождении в доме брата, но свечи в них смотрелись просто потрясающе таинственно.