Остатки

Юки напоминал ангелочка: белоснежные узкие штаны и белоснежная туника с длинными рукавами.

– Ты не спал?

Медиум отрицательно покачал головой.

– Что, одиноко без Мизуки? Не можешь привыкнуть?

Юки посмотрел на него, с характерной резкостью, как будто был очень удивлен, и по обыкновению смотря на парня взволнованно, сдвигая тонкие бровки.

– Иди ко мне.

Медиум послушно сел рядом с парнем и слегка облокотился на его плечо головой. Мэй обнял его и стал поглаживать плечо.

Подросток быстро успокоился, снова почувствовав себя в безопасности. Он до последнего наблюдал, как читает парень, пока его не сморил сон, солнышко и присутствие Мэя, и Юки не уснул. Парень, заметив, что веки медиума в итоге совсем опустились, его дыхание выровнялось, а пальчики, которые переплетал, опустились, улыбнулся и уложил его к себе на колени, чтобы было тому удобнее спать. Убрав с лица медиума прядки волос, он снова принялся читать, но теперь и у него внутри что-то успокоилось, а время начало плыть незаметно.

Я с беспокойством ждал возвращения Нико. Да, да, я волновался. Вдруг ему и правда Сэм больше нравится? Но ведь вчера он так и сказал. Черт возьми…

И вот, наконец, они появились. Я подошел к окну. Нико со всей искренностью улыбался, полный впечатлений, а Сэм слушал его нескончаемый разговор и, причем, с радостью. Они оба радовались. Да, давно я не видел, чтобы Нико улыбался так и со мной.

Я пошел вниз – встречать напарника.

– О, Кир, привет! – помахал он мне рукой, тем не менее, не спеша и продолжая что-то рассказывать. Кайл прав, этот красавец списал все не простой перепих и не придал ему значение.

– И тебе, – сказал я, подпирая ногой стену и сложив руки крестом. Видимо, я выглядел слишком угрюмым, потому что Нико сразу замолчал и посмотрел на меня.

– Сэм, спасибо больше за отличный день. Мы можем потом еще увидеться? – не отрывая взгляда, спросил он.

– Конечно можем, – тепло согласился тот и, нежно поцеловав напарника, ушел.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил парень, положив мне руку на плечо. Меня аж перемкнуло от злости. Но я не показал этого, а только скинул руку.

– Ничего, Нико. Совсем ничего, – спокойно ответил, собираясь уйти. Но Нико остановил.

– Пошли, поговорим.

Мы сели в зале. Он выглядел теперь усталым, погрустневшим и молчаливым.

– Что с тобой творится?

Я метнул на него ненавистный взгляд. Что же меня так сильно раздражает? Ах, да, Сэм.

– Опять начинается. Давай тогда так: зачем ты меня поцеловал? А переспали мы зачем?

Вот поставил в тупик.

– Это ты меня так ненавидишь, или я тебе нравлюсь? – попал в точку напарник, подняв ярко горящие изумрудом глаза.

– И ты сейчас рассчитываешь, конечно, на прямой ответ?

– Я бы не спрашивал, если бы мне не нужен был ответ. Если из ненависти – я пойму. Все равно собирался сегодня к Алексу, как вчера и говорил. А если нравлюсь… Тебе нужно будет постараться, потому что меня так ни от кого не коробило, как от тебя. Дай ответ сейчас, иначе я буду с Сэмом, и тогда уже ничего не попишешь. Я останусь с ним. Ясно, напарник?

– Дай мне время.

– Для чего? Чтобы решить – ненавидишь или нет?

Промолчал.

– Ладно, – вздохнул он, бросив дурачиться – До бала. Дай ответ до бала. А до этого момента не трепи мне нервы. Ты снова сегодня умудрился испортить весь день своей выходкой. Если б это ревность была – еще понять можно. Но… чтобы ты и ревность? – хмыкнул парень – Это же смешно.

«Так посмейся», – ядовито улыбнулся, смотря мимо напарника.

– Люди узнают его, – отчитался Вил, оставшись наедине с королем.

– Я тоже это заметил.

– Что-то может произойти, если мы будем и дальше закрывать глаза. Нико ничего не заподозрил, хотя люди не могли не обсуждать его, проходящего по улицам после новости о его смерти.

– Думаешь, стоит признаться? – спросил король, оперевшись на стол и сложив руки крестом. Вил стоял у двери, вытянутый в струну. На ноге был прикреплен пистолет, сверкающий под падающими лучами солнца, пробивающимися сквозь частично задернутые тяжелые занавески.

– Я думаю, что стоит поговорить с его величеством.

– Это так ты Джея зовешь? – с улыбкой спросил парень, с любопытством смотря на телохранителя.

– Для меня он был и есть принц.

– За это я тебя и выбрал, мой маленький Вил. У тебя всегда на все свое мнение, такое же определенное и категоричное, как и все, что ты делаешь. До сих пор помню твой упрямый взгляд. Ты вообще знаешь, что такое промахи?

– У меня одна задача: защищать вас. Для этого я не могу позволить себе промахов. Я всегда готов положить свою жизнь ради вас.

– Я знаю. Но тебя так долго не было.

– Прошу прощения, мой господин, – тут же упал на колено подросток в искреннем раскаянии – Крестоносцы отнимают слишком много времени, хоть я и знаю, что это не оправдание и моя задержка непростительна.

– Не говори глупостей. Хотя нет, говори: я люблю твой голос.

Вил оставался в том же положении. Сэм подошел к нему.

– Встань, – скорее не приказал, а попросил парень. Телохранитель послушался.

– Голос у тебя безумно красивый, – продолжил он и, приподняв лицо подростка за подбородок двумя длинными и изящными пальцами, провел по скуле, наблюдая, как в глазах Вила отражаются лучи.

У Сэма была небольшая слабость на голоса подростков, обладающих чуть сломавшимся фальцетом.

Щеки мальчика чуть покраснели, но взгляда отвести он не смел.

– Жаль, что ты мой телохранитель. Губишь свою жизнь, – чмокнул он его в лоб.

– Я живу для вас. Мне не нужна другая жизнь.

– Ты снова был ранен, – с правдивым огорчением сказал парень – Но почти успел заживить раны до нашего выезда. Вот только, Вил, я всегда все вижу.

С этими словами он расстегнул кофточку и показал видневшийся порез, идущий по ребрам.

– Тебя не прострелили, но пуля все же задела, – сказал он и, положив ладонь на рану, заживил ее. Движения были неспешными, осторожными, почти ласковыми.

Сэм испытывал к Вилу определенные чувства: он его любил, но по-своему. Как человека, которому всецело доверял и не сомневался в преданности. Он чувствовал огромную ответственность за него, отчасти из-за возраста. И часто волновался за телохранителя, потому что Вил никогда не говорил ничего лишнего, не жаловался, но при этом постоянно рисковал собой. А его поразительная стойкость и выдержка не позволяли лишним глазам увидеть слабости. И только Сэм видел его ранения, и иногда даже пробегавшие по лицу мысли. И он знал, что преданность Вила была настолько безграничной, безрассудной, что ее можно было с легкостью перепутать с любовью. Но это была только лишь преданность и готовность повиноваться в любом случае.