Осторожно! Время!
Шрифт:
– Ну как же? К, примеру ты посадил в землю картофель, а время там идет, скажем, в Пи-раз быстрее! И что будет?
– А- а! – опять дошло до меня, – понял, понял! При определенных условиях можно будет и у нас, как в Турции, снимать два урожая в год!
– Да! – подтвердил внук, – но это, можно сказать, пройденный этап. На повестке дня создание «Временных тоннелей». Представляешь, сейчас ты здесь, а через секунду уже на северном субтропическом пляже или еще где!
И тут мне в голову пришла гениальная, я был уверен, мысль. Я подобрался и сказал: – Послушай, внук! А не мог бы ты передать мне сейчас, к примеру, на флэшке, …э…мои будущие разработки? Представляешь, сколько времени мы могли бы сэкономить!
Внук от души
А еще скажу…, – и не договорил, потому что прозвучал сигнал и механический голос оповестил: – Лимит времени, лимит времени…
– Пойдем, дед, – озадачился внук, – тебе пора возвращаться, ибо сказано: «всему свое время»
– Да я рад бы вернуться, но как?
– Пойдем, пойдем!
Мы подошли к стене, она раздвинулась, и мы шагнули в кабину. Легкий шелест и вот мы уже в бункере один к одному как тот, из которого я вылетел.
– Дай посмотреть раритет, – внук протянул руку.
– Что посмотреть? – не понял я.
– Ключ к обратному Пи-эффекту.
– А-а! – сообразил я, достал из кармана и вложил в протянутую руку тритиевый патрон.
Внук внимательно рассмотрел его, вернул и тихо сказал: – Пора! Прощай, дед! Или до свидания!
Мы обнялись, пожали руки, Михаил – внук шагнул в кабину и исчез. Вслед ему я зачем-то громко воскликнул: – Всему свое время! Время собирать камни! – И тут же встрял Первый Миша: – Давай работай, философ! – Второй следом подвякнул: – Соломонию он тут развел, библиофил хренов! Домой пора!
Когда всё было готово, послышался знакомый голос: – Опять беспокоить меня будешь?
– Каюсь, буду! Прости меня, Время! – и нажал на кнопку «выстрел» Раздался грохот, из коллектора рванулось пламя, я рефлекторно зажмурился, а когда открыл глаза, то первым делом глянул на часы. Они шли и показывали 00.30 минут. Я подорвался и бросился к тому месту, где была кабина, но ничего, кроме монолитного бетона, не обнаружил.
– Ура! – заорал я, – вернулся! Я вернулся! Я дома!
Несмотря на то, что домой я попал поздно ночью, проснулся я рано и весь измаялся, ожидая, когда время доползет до десяти часов. Это время открытия цветочного магазина по субботам, а сегодня как раз была суббота.
«Чего тянуть? Раз все проверено временем и внуком!» – и я решился.
В одиннадцать с огромным букетом роз я стоял перед дверью Машиной квартиры. Открыла дверь сама Маша и с широко открытыми от удивления глазами переводила взгляд от моего лица к букету и обратно. Наконец. послышалось тихое: – Заходи, Ми-миша.
Из комнаты в прихожую вышли родители Маши и с одинаковыми выражениями лиц замерли статуями.
Я тоже замер и почувствовал, как в ямке за левым коленом забилась жилка. Обычно это случалось в моменты сильного волнения. В голове проскочила от Первого Миши совершенно не ко времени мысль: «Надо же! Когда в будущее летал такого не было».
– Да говори же ты что-нибудь! – изнутри подтолкнул меня Второй Миша.
Первый прикрикнул: – Цветы преподнеси и на колено припади, идиот!
Я протянул Маше цветы и промямлил: – Вот.
«Что «вот», идиот?» – воспалился Первый Миша, и я опомнился, бухнулся на колено и выпалил: – Маша! Я люблю тебя! Навсегда! На все времена! Выходи за меня замуж!
Маша после небольшой паузы еле слышно прошептала: – Я, я согласна!
Я взял Машу за руку, мы повернулись к ее родителям и я по стародавнему обычаю поклонился в пояс и сказал: – Я прошу руки вашей дочери! Благословите!
Первый Миша приказал: – Обними Марию, обними!
Второй добавил: – И поцелуй, крепко поцелуй!
Я обнял Машу и, крепко целуя, услышал голоса обоих внутренних Михаилов: «Остановись, Время! Ты прекрасно!»
И время для нас действительно остановилось, и улетели мы
с Машей из московской прихожей в дальние дали прелестные, в небеса небесные, в края чудесные, и чувствовали мы только сладость губ и слышали только биение влюбленных сердец. Но недолго длился наш сладостный полет. Заданный тихим голосом будущей тещи вопрос: – А где вы будете жить? – тут же приземлил нас и вернул в тесную прихожую. Вопрос, разумеется, был адресован в основном мне, вопрос, понятное дело, житейски важный, но почему-то он меня задел за живое и даже обидел, причем обидел за Машу. Дескать, нет чтобы спросить: «Маша, а любишь ли ты этого женихастого пришельца и уверена ли в его чувстве? И вообще – в чьи руки мы тебя отдаем?» Так нет! Сразу утилитарно – бытовое «а где жить будете?» Не совладав со своим раздражением, я выкинул коленце и по-булгаковски, помните встречу на Патриарших прудах, бухнул: – А жить мы будем в вашей квартире! – Типа пошутил! Но тут же вспомнил опять же булгаковское выражение относительно того, что квартирный вопрос москвичей портит, да еще увидев выражения лиц Машиных родителей, напряг всё свое обаяние, широко улыбнулся и сказал: – Шутка, конечно!Тут же в голову от Первого Миши прилетело: – Этак ты дошутиться можешь! – Второй Миша прокомментировал просто: – Идиот! Что тут скажешь!
– Так все же …э… где вы будете жить? – мягко и даже смущенно вступил в разговор будущий тесть и своим вопросом неожиданно совершенно успокоил меня и снял обиду за Машу, поскольку в голове у меня появилась простая и очевидная для этой ситуации мысль: «Они увидели меня и сразу поверили в глубину моих чувств к Марии! Да, да! И потому, как люди, умудренные жизненным опытом, минуя лирику, сразу перешли к житейской практике»
– А жить мы будем в соседнем подъезде, – серьезным тоном ответил я и пояснил, что в соседнем подъезде проживает мой друг Николай Сизов, который по контракту скоро уезжает на год служить в армии, в общем воевать уезжает. Квартира – однушка – осталась ему от бабушки, а меня он попросил присматривать за квартирой, но главным образом за бабушкиным фикусом, который она очень любила и наказала поливать раз-два раза в месяц.
Так что на год жильем мы можно сказать обеспечены, а дальше видно будет, – закончил я и добавил, – это что касается жилья. А свадьбу, свадьбу мы сыграем…, – тут я увидел Машины глаза и почувствовал, как она незаметно, но ощутимо сжала мою руку, и закончил, – это мы с Машей решим. Тут я опять почувствовал Машину руку и поспешно дополнил: – Конечно, по согласованию с вами. – Маша опять, но теперь поощрительно, чуть сжала мне руку, и я понял, что ситуация выправилась.
– Ну что же мы тут стоим, проходите, проходите, а я сейчас чай поставлю.
– Да, да, проходите, – поддержал супругу будущий тесть, – чайку выпьем, познакомимся, о себе расскажете, о родителях.
Чаепитие прошло спокойно, по-домашнему. Вот только когда Маша вышла на кухню помочь маме, и мы остались с кандидатом в тести одни он вдруг спросил: – А что же так? Друг на войну, а ты?
– А меня не взяли, – ответил я, – сказали, что здесь от меня толку больше будет и развернули.
Тесть пожевал губами, но ничего не сказал.
Потом, когда мы с Машей пошли гулять и обсудили наше чаепитие и застольные разговоры, я вдруг почувствовал непреодолимое, можно сказать жгучее желание рассказать ей о моем путешествии и о нашем внуке, и о пи-тритиевом оружии, и о «Платформе иного времени» и о феномене Крюкова.
Я думаю каждому известно это состояние, когда тебя распирает изнутри и слова буквально вертятся на языке, а ты стискиваешь зубы, чтобы промолчать. И не поверите, но я сдержался и ничего не сказал. Потому что Первый Миша твердо заявил: – Молчи! Ты только что, шутник хренов, на волоске висел из-за своего языка, а теперь хочешь этот волосок порвать? – Второй был проще и грубее: – Ты итак иногда смотришься идиотом! Не надо переводить это в хроническую стадию. Понял?