Осторожно: злая инквизиция!

«Нет, ну не хочет, чтобы я смотрела, — сказал бы словами через рот, к чему такое хамство?!» — негодовала я, брыкаясь и колотя кулаками по широкой спине, пока меня не сбросили на кровать, впрочем, вполне аккуратно.

Негодовала я совершенно напрасно: хамство еще и не начиналось.

Только я свернулась уютным клубочком в милой кроватке, планируя сладко доспать недоспанное, как в меня прилетели шорты с майкой.

Этот… этот… запнувшись от невозможности подобрать всеобъемлющий эпитет, я повернулась, чтобы посмотреть: он действительно шарился в моей одежде.

— Хам! — рявкнула я, подскочив из положения лежа.

— Подъем! — рявкнул хам, нависая из положения стоя.

— Не буду!

— На допросы не возьму!

— Клятва!

— А клятва распространяется только на честный обмен информацией. Ну так информацией я поделюсь, — внезапно вышел из телеграфного стиля этот… с виду приличный человек. А затем сменил тон: — Давай, Ксюш. Твое тело скажет тебе спаси…

— Это ты на что намекаешь? — смертельно опасным тоном поинтересовалась я, почуяв великолепный шанс не отрывать задницу от дивана и вцепившись в него сходу. — Ты хочешь сказать, что я толстая?!.

Ведьмовская сила угрожающе сгустилась вокруг меня, со стены сорвалась нервная картина — золотая осень в рамочке.

Любой здоровый мужик, имеющий хоть что-то между ушами, уже упал бы на пол и ползком перемещался бы в сторону бомбоубежища. Этот же суицидник бесстрашно наклонился и чмокнул меня в губы:

— Ты охрененная!

Бубум-с! Прямое попадание, ваш противник контужен!

— …Но зарядку делать все равно нужно. Для здоровья. Подумай о своем сердце!

И пока я приходила в себя, хлопая ушами, льстивый змей сменил аргументацию:

— Ксюша, нельзя быть такой доброй к врагам! Ты же не хочешь умереть лет через пятьдесят и осчастливить их всех своей столь ранней смертью?

Довод был настолько внезапным, что я хоть и буркнула «А тебе-то что за дело?», но с постели слезла и, прикрываясь простыней, направилась к гардеробу за комфортным нижним бельем. То ли этот умник о нем не подумал, то ли постеснялся в нем копаться. Во втором я, если честно, сомневаюсь: многоуважаемый Максим уже продемонстрировал полное отсутствие и стыда, и совести, и прочих признаков закомплексованности.

— Ну, мы же теперь партнеры, — с совершенно иезуитскими интонациями выдал инквизитор за спиной.

Вообще, если быть честной, я не обдумывала, как будут выглядеть наши теперешние отношения, но подспудно ожидала, что они будут протекать в формате «Постель не повод для знакомства» — с регулярными визитами в оную постель, разумеется. И для меня стало сюрпризом, насколько резко инквизитор перешагнул эту черту, форсированно вогнав их в формат «Ну раз уж мы с тобой партнеры…».

А еще я по утрам деревянная, негибкая — и это было еще одной причиной, помимо лени, почему я не хотела заниматься при подтянутом и спортивном дознавателе.

Обо всем этом я примерно и думала, расставив ноги на ширину плеч и выполняя поочередные наклоны к левой и к правой ноге вслед за Максом.

Бюст качался, инквизитор отвлекался.

Хм… А что-то в этой вашей зарядке определенно есть! 

Максим

«Я три ночи не спал, я устал»…

Не то чтобы совсем не спал, но два-три часа, которые удавалось урвать на сон в последние дни, — это мало. Позавчера выехал в ночь, чтобы к утру быть в Крапивине, вчера пришлось всю ночь сводить отчет, чтобы утром поделиться сведениями со Свердловой, как обязывала клятва, а сегодня ночью — сообщение-приманка и ловушка в подъезде.

Насыщенной жизнью они тут живут: два покушения за два дня.

По-быстрому собрал, что мог, по горячим следам на месте происшествия, отпустил спать пострадавшую и свидетельницу в одном лице, отправил в Орден запрос по поводу номера, с которого Свердловой пришло сообщение, оформил еще пару срочных запросов — по способу нападения и подкреплению, в надежде, что, когда я проснусь, уже будут ответы и можно будет работать, с чувством выполненного долга упал на диван…

И понял, что уснуть не могу. Организм, получивший пинка магией и адреналином, взял разгон и не мог затормозить.

Пришлось закидываться спецсредствами.

Пробуждение было… Было. Чудо, что я этой удивительной женщине ничего не сломал.

Нет, я, знаю, что женщине в стрессе позволительно думать эмоциями, а мужчина и в критической ситуации должен сохранять хладнокровие и благородство и не пользоваться женской слабостью…

Но у нее грудь четвертого размера.

Мое благородство меньше.

Следует еще учитывать личность самой Свердловой. Воспользуюсь я ее слабостью или нет — все равно останусь виноват.

Так уж лучше быть виноватым в том, что сделал, чем в том, чего не делал.

К тому же — четвертый размер.

Натуральный.

Ластится, как ручной…

В любви Свердлова неожиданно оказалась открытой и податливой, доверчиво следуя за партнером туда, куда он ее ведет.

Был еще гнусный страх опозориться от усталости, но он отступил.

Потом отступил и разум, оставив тело на управлении спинным мозгом.

Потом я вырубился в обнимку с четвертым размером.

Уснул мгновенно — спецсредства не понадобились.

Завтракать чем бог пошлет я не могу: у меня утро — время самого зверского аппетита. Поэтому после войны за зарядку и самой зарядки пустил ведьму в душ первой и пошел готовить завтрак обоим, решив, что такое распределение обязанностей меня в принципе устраивает: я готовлю на двоих утром, Ксения заказывает вечером, в обед каждый кормится сам.

Сковородок на кухне имелся целый набор — я еще вчера оценил. Причем с видавшим виды чугуном, явно доставшимся в наследство, соседствовала модная ярко-фиолетовая керамика вполне заслуженного вида, навскидку — около полугода эксплуатации. Значит, Свердлова, в принципе, все же готовит.

Разумно купленный заранее бекон лег на раскаленный металл и тут же съежился.

Итак, что мы имеем?

На крапивинскую Хозяйку за двое суток покушались дважды. Способы различаются, но есть в них нечто общее: каждый раз с ней старались справиться дистанционно.

Значит, кто бы это ни был, он убежден, что в прямом столкновении со Свердловой ему не справиться. Честно говоря, после сцены в морге я преступника понимаю и на его месте тоже постарался бы действовать исподтишка.

Нож в очередной раз расколол скорлупу, и последнее, четвертое яйцо вылилось на сковороду.