Остров на птичьей улице

Это была его тетя, которая всегда кричала из окна:

— Янек, подлец, домой!

— Иду, тетя!

И не двигался с места.

— Новый мальчик, — сказал продавец, когда я открывал дверь.

Я выскочил на улицу. Они еще догадаются, что я нигде не живу. И что на всей улице нет никого нового. Теперь мне нельзя больше приходить сюда. Лучше уж я буду покупать в той лавке, которая на углу улицы Пекарей, где я в прошлый раз купил булочку. Люди в той лавке казались мне более приятными. Кроме того, оттуда мне было ближе к дому. Я, наверное, мог положиться и на привратника. Я не был уверен, что он мне поможет, но уж, конечно, не выдаст. Ведь это его доход.

Град смешался с дождем. Я поднял воротник и натянул фуражку на уши. И снова побежал. И вдруг столкнулся с мальчиком, который шел мне навстречу, и он упал на тротуар. Я опустил кошелку на землю и помог ему встать.

— Извини, — сказал я, — это не нарочно.

Но это оказался не мальчик. Это была та самая девочка. Она была готова расплакаться. Падая, сильно расшибла колено. Но сдержалась. Она меня сразу узнала. И даже пыталась улыбнуться.

— Это ты, — проговорила она. — Знаешь, доктора забрали.

— Знаю, — ответил я.

Мы прижались к стене дома, чтобы укрыться от дождя.

— Меня зовут Алекс, — сказал я.

— А меня Стася. Холодно, — проговорила она.

Мне так хотелось рассказать ей о себе. И о том, как я наблюдаю за ней в вентиляционное окно. Никогда не смогу рассказать ей об этом. По крайней мере, пока не кончится война. И тогда я сказал ей, хотя лицо мое горело от смущения:

— Хочешь, будем дружить?

— Ты что, смеешься надо мной?

— Нет, — сказал я. — Я говорю серьезно.

— Ладно, — проговорила она. — Ну, я должна бежать домой. Ты что, здесь новенький?

— Я живу по ту сторону парка, — сказал я. — Хочешь, там и встретимся? Иногда я играю в футбол.

— Они всегда смеются, если видят, как мальчик разговаривает с девочкой.

— Найдем другое место.

— Завтра?

— Нет.

Я не знал, что будет завтра. Найду ли я пана Болека сейчас. И что будет дальше. Когда Хенрик уйдет. Даже если он не уйдет, это мне не помешает. Впрочем, может, он мне не разрешит. Скажет, что это опасно. Так что? Мне наплевать на опасность. И, кроме того, оставлю ему пистолет. Или нет, не оставлю. Это мой пистолет.

— Приходи в следующий понедельник, — сказал я ей. — После обеда, как сейчас. Но, конечно, не в дождь.

— А если будет снег?

— Снег — это красиво, — сказал я.

На этом мы расстались. Каждый побежал своей дорогой. Я свернул налево и нашел дом пана Болека. Это было близко. Мы проходили мимо него, когда еще до войны ходили в гости к бабушке.

Я вошел в ворота. Там стоял противный верзила. Смотрел на меня подозрительно. И уставился на кошелку.

— Где пан Болек? — спокойно спросил я.

— Где он может быть? — с демонстративным презрением сказал парень и указал рукой на дверь, ведущую в квартиру привратника. И, правда, вопрос мой звучал довольно глупо.

Я постучал в дверь. Вышел привратник. Это был он, только одет иначе, чем полагалось. В тяжелых сапогах. С первого взгляда он меня не узнал. Я снял мокрую фуражку и вежливо с ним поздоровался. Тогда он вспомнил.

— А, — воскликнул он, — Алекс! Ну, заходи.

Его жена была дома. Я замялся.

— Говори, — сказал Болек. — Что случилось?

Я молчал. Тогда он ввел меня в глубь квартиры и закрыл двери. Я все рассказал ему, как доктору. Он тоже не мог поверить.

— А откуда этот загар? Это что, краска?

— Да нет, остался с лета. Из-за птиц.

— Что ты делаешь с птицами?

— Так, ничего. Они привыкли ко мне. Они прилетают пить воду, а там иногда есть солнце. Я сижу там неподвижно и даю им крошки. Каждый раз бросаю их ближе и ближе к себе. Некоторые птицы уже садятся на мою ладонь.

Я рассказал ему о Хенрике. И о враче.

— Где ты прячешься?

Теперь уже пятеро знали о моем убежище.

Он позвал меня, и мы вместе поднялись на чердак. Оттуда он указал рукой в сторону моего дома. Я утвердительно кивнул.

— Невероятно, — снова повторил он.

Мы спустились вниз. Он все рассказал жене. Говорил шепотом. Они посадили меня за стол и накормили. Настоящим обедом. Суп. Мясо с овощами. Пудинг. И хлеб. Ой, сколько же я съел! Потом с трудом поднялся из-за стола. Я, правда, не голодал.

Но настоящий обед не ел довольно давно. И потому сейчас съел его, как голодный волк.

Пока я ел, они перешептывались. Это немного волновало меня. Но они не выглядели людьми, способными выдать. Поговорив, они тут же мне все объяснили.

— Алекс, — сказал пан Болек. — Ты остаешься у нас. Больного мы заберем и переправим, куда следует. А ты останешься с нами. Документы мы достанем.

— Это будет нетрудно, — добавила его жена. — У меня в деревне есть племянник твоих лет. Болек поедет туда и привезет его свидетельство о рождении и другие бумаги. Ты будешь у нас вместо него. Пойдешь в школу. Что ты на это скажешь?

У нее был очень приятный голос.

Мне так хотелось у них остаться. Они мне очень нравились. У женщины были добрые глаза. Болек был умный человек. Я расспросил его. До войны он не был учителем. Он занимался политикой. Был коммунистом. Из тех, которые боролись за равноправие и счастье рабочих. И не были против евреев. Он мне это сказал.

— К сожалению, я не могу остаться, — сказал я им.

— Но почему? — воскликнули они в один голос.

— Я жду моего отца, — ответил я.

Болек хотел что-то сказать, но жена остановила его предостерегающим жестом. И не произнесла ни слова. Она дала мне пакет с яблоками. Их прислала ее сестра из деревни. И банку меда. Обернула ее куском газеты и предупредила, чтобы я не разбил.

— Не волнуйтесь, пани, — сказал я.

Если бы она знала, сколько мешков с вареньем я перетаскал и почти ни разу ничего не разбил. Это случилось только тогда, когда я очень спешил и не обмотал каждую банку тряпкой.

Пока я ел, Болек ходил по комнате. Потом он сказал:

— Слушай, сынок, и запоминай, что я говорю. Каждый день, когда колокола в церквах будут звонить к обедне, я, жена или наш сын будем подниматься на чердак и смотреть на стену твоего дома. Если тебе понадобится помощь, подай нам знак.