Острова богов

– Но люди вернулись в Храмы, – замечаю я.

– Вернулись, – кивает она. – Мы поддерживали огонь, порой с огромным трудом, но именно мы приносили людям еду, когда они голодали. Именно мы, зеленые сестры, давали им деньги в моменты острой нужды. Мы сохранили огонь веры, и теперь жители Мелласеи возвращаются в Храмы, чтобы пламя разгорелось сильнее. Баррика удерживает Макеана, но хватка ее слабеет. Скоро наша вера умножит его силу, он стряхнет с себя сон и будет с нами.

– И что тогда? – шепотом спрашиваю я.

– Он будет жить среди нас, – отвечает она, отворачивается и смотрит вдаль. – И вести нас.

– А правительство?

– Он наш бог, Джуд.

Я медленно выдыхаю. Существует немало легенд о временах, когда боги жили среди людей. О чудесах творения и разрушения.

– Последний раз, когда они приходили, мы получили Бесплодную долину, – осторожно напоминаю я. – Погибла целая страна и ее народ. Они могут уничтожить все творения в одно мгновение. Мы изучали это в школе.

В это нет желания верить, но я знаю, все зависит не от веры. В это сложно, невозможно поверить.

– Война возможна, – заключает она с сожалением в голосе. – Если Баррика вновь пожелает с ним сразиться.

– И ты хочешь именно этого?

– У нас нет выбора. Не мы заколдовали нашего бога во сне.

Я не знаю, что сказать. Стоит ли принижать значение многовековой работы, выполненной сестрами для осуществления их плана? Как заставить их понять, насколько ужасно все, что они собираются сделать и уже сделали?

– Неужели ты молишься Баррике? – спрашивает она, выдержав долгую паузу.

Качаю головой.

– Да, в детстве. Хотя…

– Хочешь молиться Макеану?

Опять качаю головой.

– Я сам отвечаю на свои молитвы, сестра Берис. Больше никто, только я сам.

Я был уверен, что она попытается меня убедить, но она лишь кивает.

– Возможно, тебе надо в Храм Матери, – неожиданно для меня говорит сестра. – Все ее дети там присутствуют.

– Возможно, – отвечаю я и внезапно понимаю, что нужно срочно заканчивать этот разговор. – Проверю, не нужно ли что Ласкии, сестра. Извини.

Она окидывает взглядом булавку с рубином на моем лацкане и кивает, милостиво отпуская. Я удаляюсь, сдерживая себя, чтобы не перейти на бег.

Я стараюсь держаться в стороне от происходящего. Мы добрались до Востер-Бей. Варон и остальные матросы готовятся бросить якорь, а пока огромная туша корабля разворачивается носом в сторону уходящей во время отлива воды.

В Храм на берегу посылают сигнал, и скоро оттуда отправят лодку, чтобы перевезти Ласкию, сестру Берис и меня, а корабль пойдет дальше, к следующему пункту назначения.

Все собрались внизу, в столовой, за длинными столами и подготовились к горячему завтраку, хотя солнце еще не встало. Впрочем, мы свою работу выполнили.

Я знаю, что после еды меня будет тошнить, поэтому открываю рот, чтобы отказаться, но меня опережает Лаския – тянет к выходу и заставляет встать рядом с ней и сестрой Берис. На лицах обеих непроницаемые маски – они не менялись с той поры, как мы бросили в море торговый корабль. Такое поведение наводит на мысль о том, что у нее теперь два пути: понять ужас содеянного и остановиться, либо оставить все в прошлом и двигаться вперед, где, возможно, она сотворит что-то еще более страшное.

Мне кажется, она искренна в своей вере и считает, что способна многое изменить. Что одной смертью может спровоцировать войну, которая сплотит верующих вокруг сестры Берис. Это принесло бы Руби столько денег и дало бы такую власть, что у нее не было бы иного выбора, кроме как принять значимость сестры.

Но Руби никогда не станет смотреть на Ласкию так, как она мечтает. Сестра Берис тоже. Она служит своему богу, и Лаския для нее лишь инструмент получения желаемого. Бог Макеан спит и не знает, что она творит.

А как же сама Лаския? Ей ведь известно, что она сделала. Губы ее плотно сжаты, взгляд устремлен в одну точку. Она похожа на человека, который отчаянно старается забыть о том, что случилось вчера, но вспоминает этот ужас всякий раз, когда оглядывается через плечо. Она приняла решение идти вперед, надеясь, что страхи из прошлого однажды исчезнут.

Я стою рядом с ней и смотрю, как матросы ковыряют геркулесовую кашу, которую раскладывают из огромных кастрюль, слушаю их радостные возгласы, когда кок приносит и ставит на стол горшочки с медом. Он кивает Ласкии, наполняет свою тарелку кашей и плюхается на скамью через пару мест от Варона.

– Это небольшой бонус, – обращается к команде Лаския и делает широкий и величественный жест рукой. – Спасибо за хорошо проделанную непростую работу.

Матросы радуются угощению, как дети, передают мед из рук в руки по рядам. Награда за совершенные убийства.

Лаския поворачивается и с отсутствующим выражением лица смотрит на сестру Берис, а та поднимает руку и кладет ей на плечо.

– Ты должна быть сильной, Лаския, – тихо подбадривает она. – И не забывать о цели.

Тошнота от запахов еды становится почти нестерпимой. Я уже готов бежать на палубу, как внезапно в помещении стихают разговоры. Я настораживаюсь, оглядываю ряды скамеек и вижу выпученные глаза и открытые в немом крике рты. Их что-то душит, лица краснеют от попытки вдохнуть. Варон становится пунцовым, наши взгляды встречаются, и я стою, опешив, не зная, как реагировать.

– Лаския, – бормочу я, – что ты наделала?

– Мы пытаемся сделать так, чтобы в убийстве обвинили наше правительство, Джуд, – монотонно объясняет она. – Поэтому мы и оставили там, среди обломков, тела в форме военно-морского флота Мелласеи. Свидетели – это лишние обязательства.

Слушаю ее и смотрю, как Варон тянется ко мне рукой со скрюченными пальцами и смотрит так, будто я лично его предал. Я очень хочу отвести взгляд, но что-то странное внутри заставляет удерживать внимание.

Рядом с ним падают на стол, ударяясь головами, его товарищи. Некоторые поднимаются, делают пару шагов и валятся с шумом на пол.

Лаския стоит у дверного проема и невозмутимо наблюдает за происходящим. Рядом с ней – такая же спокойная сестра Берис.

– Уборщики Руби позже наведут порядок на корабле, – произносит Лаския.

Варон падает со скамьи на пол и теперь лежит, раскинув руки в стороны.

Лаския чуть сильнее сжимает зубы, взгляд по-прежнему обращен вдаль – по ней не понять, чего ей это стоило.