От Цезаря до Августа

События в Италии

В Эфесе Антоний нашел италийских курьеров с известием об осаде Перузии и ужасном смятении, вызванном в его партии падением этого города. Это были новые и очень серьезные затруднения для триумвира, уже озабоченного войной с парфянами. Неужели разом рухнет все здание, воздвигнутое с таким трудом при Филиппах и несколько месяцев тому назад способное, по-видимому, простоять века? Перузинская резня перепугала его друзей и родных и обратила их в бегство. Фульвия в сопровождении трех тысяч всадников, посланных ей генералами Антония, направилась в Брундизий, чтобы оттуда отплыть в Грецию и дожидаться Антония в Афинах. [765] Планк бросил командование своими тремя легионами и бежал с Фульвией; его мать Юлия бежала к Сексту Помпею, принявшему ее очень любезно; [766] Азиний Поллион со своей армией поспешно отступил к дельте реки По, где готовился вести оборонительную войну; [767] Вентидий Басс направился, кажется, в Брундизий. [768] Все старались держаться морского берега, чтобы не потерять связи с Антонием. Многие сторонники Фульвии и Луция бежали, одни — к Сексту Помпею, другие — к самому Антонию. В числе последних были сын Сервилии, Марк Юний Силан и Тиберий Клавдий Нерон. Последний тайно сел в Неаполе на корабль вместе со своей женой, дочерью убитого при Филиппах Ливия Друза, и своим годовалым ребенком, который по капризу судьбы стал впоследствии императором Тиберием. [769]

765

Арр., В. С., V, 50. Это бегство не могло быть очень поспешным, и поэтому Фульвия и Антоний могли встретиться в Афинах.

766

Ibid., 52; Dio, XLVIII, 15.

767

Velleuis, II, 76. Вероятно, в это время на падуанцев была наложена та контрибуция оружием и деньгами, о которой говорит Макробий (I, XI, 21). Мне, однако, кажется, что Азиний не мог иметь тех семи легионов, которые ему приписывает Веллей.

768

Арр., В. C..V, 50.

769

Velleius, II, 75; Sueton, Tib., 4.

Октавиан в Риме

Октавиан остался единственным господином Италии, господином жестоким и страшным, характер которого, по-видимому, ухудшался с каждым днем. В судебных процессах против плебеев, вольноотпущенников, чужестранцев он с такой легкостью выносил приговоры, обрекавшие их на пытку, смерть, распятие, что народ прозвал его палачом; [770] он посещал притоны и предавался отчаянной игре; [771] он шокировал Рим скандалами необузданного распутства, посылая за прекрасными матронами, понравившимися ему мимоходом, и принуждая их тотчас же удовлетворять его желания. [772] Мрачный и, несмотря на свое могущество, всем завидующий, Октавиан не доверял никому из своих сотрудников. Сам Агриппа, способности которого он начинал ценить и который, несмотря на свою молодость, был в этом году претором, жаловался на эту зависть и держался настороже, чтобы не давать к ней повода. [773] Действительно, его победа и последовавшая за ней всеобщая растерянность испугали Октавиана, а страх сделал его жестоким. Преувеличивая вместе со всеми влияние Фульвии на ее мужа, он знал, что она склонит его к мщению; знал, что Антоний сильнее его, что он располагает могущественной армией и верными друзьями; знал, что Секст Помпей оказывает любезности матери и сторонникам Антония, и эти любезности в высшей степени беспокоили его, указывая на возможность союза его товарища с Помпеем. И он старался защищаться, распространяя вокруг себя ужас, стараясь всеми средствами привязать к себе солдат и плетя вероломные интриги. Он начал с того, что отдал Италию ветеранам. Ужасная перузинская война как будто бы не насытила еще его жестокость: он конфисковал почти всю территорию Нурсии за то, что граждане воздвигли памятник жертвам защиты города с надписью, что они умерли за свободу, указывая этим, как сожалела о древней республике зажиточная италийская буржуазия. [774] Он ускорил основание колоний, сделал подарки всем ветеранам и заменил в Цизальпинской Галлии Азиния Поллиона Алфеном Варом. Теперь он всеми средствами старался возмутить легионы Антония. Агриппе удалось привлечь под свои знамена два покинутых Планком легиона, но кавалерия отправилась к Сексту Помпею, а третий легион присоединился к Вентидию. [775] В этот, кажется, момент Октавиан постарался подкупить Калена, Вентидия и Азиния, маскируя это якобы попыткой заключить мир. [776] Но его старания окончились неудачей: никто более не доверял ему, а Антоний пользовался слишком большим влиянием. Последний быстро приближался к Греции, а Фульвия двигалась ему навстречу. Угроза прибытия товарища причиняла Октавиану такое беспокойство, что в конце мая он обратился с просьбой о вмешательстве в его пользу к матери Секста, к той Муции, с которой великий Помпей развелся после своего возвращения с Востока, заподозрив ее в связи с Цезарем. [777] Союз с Помпеем он предпочитал унижению перед Антонием и Фульвией. Настоящее чудовище, имевшее все пороки тиранов — страсть к насилию, гордыню, сластолюбие и вероломство, Октавиан внушал ужас Италии. Однако, как ни странно это для тирана, у него было несколько верных друзей, в том числе его учитель Афинодор из Тарса и происходивший из некогда царствующего дома Этрурии Меценат, мы не знаем как он с ним познакомился. Октавиан всегда имел их рядом с собой и обо всем совещался с ними. Вещь еще более странная для тирана: он терпеливо выслушивал их суждения, признавал иногда себя виновным и обещал исправиться. [778] Происходила ли испорченность Октавиана от дурной, испорченной натуры, или она была кризисом болезненного юноши, испорченного властью, ожесточенного ненавистью и страхом? Это была важная проблема, которую должно было разрешить будущее.

770

Sueton., Aug., 70; Seneca, De dementia, I, X, 4: in adulescentia caluit, arsit ira.

771

Sueton, Aug., 70.

772

Dio, LVI, 43; Zonaras, X, 38 (544).

773

Dio, XUX, 4.

774

Dio, XLVIII, 13; Sueton., Aug., 12.

775

Арр., В. С., V, 50.

776

Ibid., 50–51.

777

Хронология этих интриг очень запутана; я пытался установить ее, исходя из единственной точной даты, сообщаемой Дионом (XLVIII, 20), именно, что Октавиан отправился в Галлию в тот момент, когда Секст, узнав об этом, мог организовать нападение на берега Италии во время аполлоновских игр, т. е. в середине июля. Следовательно, Октавиан уехал во второй половине июня. Дион (XLVIII, 20) говорит, что Октавиан уехал после того, как узнал о неудаче своих заискиваний перед Секстом; последние, следовательно, имели место в апреле или в мае. Попытки, о которых упоминает Дион (XLVIII, 20), те же, о которых он уже говорил ранее (XLVIII, 16), т. е. предпринятые через Муцию; они, как мне кажется, относятся к моменту брака со Скрибонией и, подобно этому браку, обусловлены союзом, предложенным Секстом Антонию. Аппиан (В. С., V, 53) описывает события иначе: по его словам, Октавиан узнал о союзе, предложенном Секстом Антонию, после своего возвращения из Галлии; ко времени после этого возвращения относит и проект брака, не упоминая при этом о Муции. Хронология Ал пиана должна быть точной, ибо этот брак не мог быть предметом переговоров в мае. Эти переговоры, по словам самого Диона, прервались оттого, что в конце июня Октавиан узнал о намерении Секста напасть на берега Италии, и тогда он не стал бы вступать в брак, становившийся совершенно бесполезным. Переговоры, следовательно, должны были происходить позднее. Но противоречие может быть разрешено, если не смешивать, подобно Диону (XLVIII, 16), вмешательства Муции с переговорами о браке. В мае Октавиан послал Муцию склонить Секста к миру, но безрезультатно; в июне он уехал в Галлию, где оставался весь июль; вернувшись в августе, он узнал о переговорах, начавшихся между Секстом и Антонием, и постарался тогда прервать их, предложив этот брак. Тот факт, что Аппиан говорит о переговорах о браке без упоминания о Муции, вполне подтверждает мою гипотезу.

778

Dio, LV, 7; LVI, 43; Zonaras, X, 38 (544). Проявления тирании отличают первую половину его жизни, потому что они совершенно несовместимы с умеренностью, характерной для Октавиана после принятия титула Августа.

Антоний в Греции

Октавиан не хотел войны, но не хотел также и унижаться перед Фульвией и Антонием или показаться слабым в глазах Италии и потому ускорил войну, чтобы приготовиться к защите. Во второй половине июня он узнал, что Муции не удалось добиться для него поддержки Секста Помпея и что последний, ободренный ростом своих сил и побуждаемый беглецами, готовился опустошить берега Италии. [779] В то же время Октавиан узнал, что Кален умер в Галлии и что командование над его одиннадцатью легионами принял его молодой сын. Находясь в страшном затруднении, он принял тогда безрассудное решение поручить Агриппе защиту Италии от войск Секста, а самому отправиться в Галлию и привлечь к себе легионы Калена, [780] надеясь легко отвлечь их от их нового вождя и с их помощью уравновесить вероятный союз между Секстом и Антонием. Примерно в это время, вскоре после отъезда Октавиана из Рима, Антоний прибыл в Афины, где встретился с Фульвией. Эта встреча, по общему мнению, означала начало войны. Но Антоний не желал этой войны, ибо положение на Востоке становилось критическим. Об империи Клеопатры теперь не могло быть и речи. Лабиен завоевал Киликию и Азию, убил Децидия Саксу, овладел без труда всеми городами, исключая Стратоникеи, Миласы и Алабанды, [781] принудив правителя бежать на острова, [782] так что если бы Антоний даже желал смерти Октавиана, он прежде всего вынужден был заняться этими восточными провинциями, готовыми ускользнуть от него. Действительно, он сделал, кажется, суровый упрек Фульвии за ее безумства [783] и в ожидании возвращения Октавиана из Галлии [784] занялся подготовкой сил, чтобы быть готовым к дальнейшим событиям, не делая вместе с тем ни малейших уступок домогательствам Фульвии и многочисленных врагов своего товарища. Где-то в июле приехала в Афины его старая мать, которую прислал ему Секст с эскортом из знатных лиц, в числе которых были объявленный вне закона Гай Сенций Сатурнин и Луций Скрибоний Либон. Это посольство определенно предложило ему союз с Секстом Помпеем для борьбы с Октавианом. Твердо решив не вызывать войны, но быть готовым, чтобы не быть захваченным врасплох, Антоний отвечал, что он признателен Сексту за его предложение и согласен объединиться с ним, если Октавиан не выполнит принятые на себя при Филиппах обязательства; если же, напротив, Октавиан выполнит их, то он постарается примирить с Секстом своего товарища. [785]

779

Dio, XLVIII, 20.

780

По поводу отъезда Октавиана см.: Dio, XLVIII, 20. Аппиак (В. С., V, 51) сообщает нам, что он уехал из Рима после получения известия о смерти Калека, и это очень вероятно. Дион (XLVIII, 20), говоря, что Октавиан уже пытался подкупить армию, указывает на первые тщетные попытки, предпринятые им. Когда последние не удались и Октавиан узнал о смерти Калека, он тотчас же отправился к легионам.

781

Dio, XLVIII, 26. По поводу Миласы см. письмо Октавиана, найденное в надписи (Lebas — Waddington, III, Asie Mineure, 441).

782

Dio, XLVIII, 26.

783

App., В. С., V, 52.

784

сли предположить, что Антоний прибыл в Грецию в то время, когда Октавиан был на пути в Галлию, то понятно отсутствие упоминаний о переговорах между Октавианом и Антонием. Последний ожидал возвращения Октавиана, ко когда тот возвратился, переговоры были уже невозможны, так как стало известно о восстании галльских легионов.

785

Арр., в. с., V, 52.

Приготовления Октавиана к войне, его брак

Антоний и Октавиан, таким образом, не доверяли друг другу; ни тот, ни другой не хотели войны, но ни тот, ни другой не хотели и проявить инициативу мира. Подобное положение не могло долго Октавиана продолжаться. Октавиану удалось возмутить в Галлии легионы Калена, и, оставив их под командой Сальвидиена, к концу июля или началу августа он вернулся в Рим, все еще полный страха и неизвестности. Было ли для него действительно выгодным восстание легионов Антония? Не вызовет ли оно войну? Кроме того, будут ли верны ему эти легионы? По возвращении в Рим он мог собрать более подробные сведения о происходивших между Антонием и Секстом переговорах, однако он не знал с достоверностью, был ли уже заключен союз между ними или нет. Чтобы воспрепятствовать во что бы то ни стало союзу, бывшему по меньшей мере возможным, Октавиан отправил Мецената к Луцию Скрибонию Либону, тестю Секста и самому влиятельному из его советников вследствие старой дружбы с его отцом, и просил себе в жены его сестру Скрибонию, которая, по-видимому, была старше Октавиана и уже была женой двух прежних консулов. [786] Скрибоний, очень обрадованный, тотчас написал в Рим, что этот прекрасный брак следует заключить немедленно, и триумвир, со времени измены легионов постоянно ожидавший нападения со стороны Антония, поторопился со свадьбой, которая, вызывая насмешки всего Рима, была справлена, вероятно, в августе. В то же время Октавиан постарался уверить ветеранов, что Антоний вступает в союз с Секстом с единственной целью — возвратить прежним владельцам назначенные им земли; [787] наконец, он постарался примириться с Луцием Антонием, которому дал управление Испанией. [788] Луций принял его, и с этого момента мы не находим о нем никаких известий; вероятно, он скоро умер, и неизвестно, естественной ли смертью.

786

Арр., В. С., V, 53; Sueton., Aug. 62.

787

Арр., В. С., V, 53.

788

Ibid., 54.

Начало военных действий

Октавиан не ошибся на этот раз. Когда в Греции узнали, что сын Цезаря отнял у своего товарища его лучшую армию, Фульвия и партия войны одержали верх. [789] Антоний тотчас перешел в наступление; он посадил часть македонских легионов на корабли, найденные в Азии, и приготовился напасть на Италию. В этот критический момент к нему прибыла помощь. Из своего убежища в дельте реки По Азиний Поллион вступил в переговоры со странствующим господином Адриатического моря Домицием Агенобарбом, плавающее царство которого имело своими границами борта его кораблей, и убедил его заключить мир с Антонием. Предложения Домиция прибыли в удачный момент: Антоний нуждался в кораблях и принял их, забывая, что Домиций был одним из заговорщиков, осужденных по Lex Pedia. [790]

789

Ни один историк не говорит нам, что поводом к враждебным действиям был мятеж галльских легионов, ко не видно никакого другого мотива, который мог бы заставить Антония изменить его выжидательную тактику; с другой стороны, этого было вполне достаточно. Намек на этот мотив мы находим в переговорах о мире, как их описывает Аппиак (В. С., V, 60). Таково также мнение Ciccotti (А., с. 6).

790

Арр., В. С., V, 55; Velleius, II, 76.

Усиленный кораблями и двумя легионам под начальством Домиция, он уехал из Греции в сентябре, оставив Фульвию в Сикионе и написав Сексту Помпею, что принимает его союз. Скоро военные операции начались с обеих сторон. Захватив Сипонт, Антоний тотчас же осадил Брундизий. Секст высадил на берегах Лукании отряд, осадивший Консентию (совр. Cosenza), другой отряд он направил к Фуриям в Тарентском заливе, а флот с четырьмя легионами под начальством своего вольноотпущенника Менодора, или Мены, послал для завоевания Сардинии. [791] Октавиан в свою очередь отправил Агриппу для отвоевания Сипонта, сам двинулся на помощь Брундизию, а П. Сервилию Руллу дал приказ собрать прочие силы и следовать за ним. [792]

791

Арр., В. С., V, 56.

792

Dio, XLVIII, 28; Арр., В. С., V, 57–58.

Недовольство в армии

Но Октавиан скоро заметил, что в этой войне, как и в войнах Мутинской и Перузинской, наибольшую трудность представляет противодействие солдат, жаждущих согласия между Октавианом и Антонием и вопреки своему желанию взявшихся за оружие против победителя при Филиппах. Агриппа безуспешно пытался призвать к оружию ветеранов, которым были даны земли в Южной Италии. Октавиан во время поездки в Брундизий убедил многих ветеранов следовать за собой, но они сделали это только в надежде заставить его заключить мир. [793] Сипонт был освобожден Агриппой, но Сервилий, захваченный Антонием возле Брундизия, был разбит и оставлен почти всеми солдатами, [794] а под стенами Брундизия солдаты Цезаря постоянно осыпались бранью и упреками солдатами Антония. [795] Еще серьезнее было то, что Сальвидиен, по-видимому, вступил в переговоры с Антонием по поводу возвращения ему армии, которую Октавиан отнял у него, так как казалось невозможным удержать ее в верности новому господину. Со столь мало расположенной к сражению армией Октавиану было трудно действовать энергично: триумвиры в одно и то же время были господами империи и рабами легионов. С другой стороны, Антоний готовился призвать подкрепления из Македонии; Сексту Помпею удалось овладеть Сардинией и привлечь под свои знамена два легиона Октавиана. [796] Таким образом, дело принимало для Октавиана дурной оборот.

793

Арр., В. С., V, 57.

794

Dio, XLVIII, 28; Арр., В. С., V, 58.

795

Арр., В. С., V, 59.

796

Арр., В. С., V, 59.

Смерть Фульвии и начало переговоров

Октавиан очень хотел завязать переговоры, но ни ему, ни Антонию не хотелось делать первого шага. Нужно было чье-нибудь посредничество, но на это никто не осмеливался из страха перед Фульвией. По странному случаю, в это время пришло известие о смерти Фульвии в Сиконе. [797] Тогда, наконец, друг Антония Луций Кокцей решил вмешаться, чтобы восстановить мир между Октавианом и Антонием. Первый визит он нанес Октавиану, потом вернулся к Антонию, снова отправился к Октавиану, вытягивая постепенно с той и другой стороны оправдания, предложения, ответы. Октавиан поручил ему сказать Антонию, что он хотел оказать ему услугу, взяв легионы Калена, чтобы не оставить в руках молодого человека войска, которые Секст Помпей мог постараться привлечь на свою сторону; [798] Антоний, со своей стороны, поручил передать Октавиану, что он признает ошибочность действий Фульвии. [799] Пока Кокцей беседовал с Антонием и Октавианом, солдаты проводили крупные манифестации в пользу мира. [800] Невозможно было сопротивляться более их желаниям. Антоний отправил Домиция в Вифинию и написал Сексту Помпею, чтобы он удалился в Сицилию. [801] Можно было, таким образом, организовать обсуждение нового соглашения, но не прямо между обоими триумвирами, а между Азинием Поллионом как представителем Антония и Меценатом, представителем Октавиана. [802]

797

Dio, XLVIII, 28; Арр., В. С., V, 59; Plut., Ant., 30.

798

Арр., В. С., V, 60–63.

799

Plut., Ant., 30.

800

Арр., В. С., V, 63.

801

Ibid.

802

Ibid., 64.

Брундизийский договор

Таким образом, осенью 40 года в Брундизии было заключено принципиально новое соглашение. Это был новый передел Римской империи, включавший на этот раз и восточные провинции, о которых не было речи после битвы при Филиппах. Октавиан получал все европейские провинции, включая Далмацию и Иллирию, а следовательно, и Нарбонскую, и Цизальпинскую Галлии, ранее принадлежавшие Антонию; последний же получал все восточные провинции — Македонию, Грецию, Вифинию, Азию, Сирию, Киренаику;

Лепиду была оставлена одна Африка. [803] Октавиан возвращал Антонию легионы Калена, [804] но получал два легиона, которые ему был должен Антоний, а также три легиона, еще не отданные ему Лепидом, и сохранял три легиона, только что набранные Планком; таким образом у него оказывалось шестнадцать легионов (два отнял у него Секст).

Антоний сохранял два легиона Домиция, что доводило его армию до девятнадцати легионов, и сохранял за собой право проводить наборы в Италии. [805] Лепид сохранял шесть легионов, недавно набранных Луцием Антонием. Секст Помпей лишался помощи Антония, и Октавиан поэтому мог немедленно начать с ним войну.

803

Ibid., 65; Dio, XLVIII, 28; Plut., Ant., 30.

804

Ibid., 66; но приводимое Annианом основание неточно. Октавиан возвратил галльскую армию не потому, что она казалась ему ненадежной, но потому, что это предусматривала статья договора в Брундизии. Невозможно допустить, чтобы Антоний заключил мир, если бы Октавиан не возвратил ему его армии.

805

Ibid., 93.

Значение этого договора

В этом соглашении, важность которого странным образом не признается историками, можно видеть первые результаты интриг Клеопатры. В то время как раньше, после битвы при Филиппах, Антоний требовал своей части в управлении Италией и хотел иметь в своей власти часть ее; теперь, напротив, он отдавал всю Италию и весь варварский и бедный Запад своему товарищу, а себе брал ту часть империи, центром которой можно было считать Египет: все провинции богатого и цивилизованного Востока и лучшую африканскую провинцию — Киренаику. Это изменение притязаний, конечно, было результатом обсуждений, проходивших при Александрийском дворе. При кажущемся блеске стагнирующего Египта Антоний, подобно Цезарю в его последние годы, был убежден, что Европа, не исключая даже Италии, бедная и варварская страна, которая никогда не станет богатой, и что, не будучи в состоянии захватить всю Римскую империю, ему нужно взять Восток, и прежде всего Египет как его центр. Властитель Египта, имеющий италийских солдат и восточное золото, он завоюет Парфию и станет самым могущественным из людей. Он должен был, однако, на время отказаться от части этого проекта, от царства Птолемеев, владычества над Нилом и брака с Клеопатрой, только что подарившей ему сына. Фульвия умерла вовремя, но солдаты всегда верили в чудесное действие браков как гарантии мира и, чтобы сделать соглашение более прочным, имели для него в виду новый брак. Антоний должен был согласиться жениться на Октавии, сестре Октавиана, овдовевшей несколько месяцев тому назад и имевшей маленького сына; [806] ему нужно было изменить свой образ жизни, перестать быть азиатским монархом, окруженным наложницами и евнухами, и снова стать латинским отцом семейства, мужем простой римской матроны. Но Клеопатра ввела в свиту Антония много ловких и хитрых египтян, которые должны были извещать египетскую царицу обо всем, что он делал или задумывал делать, и, кроме того, терпеливо работать над неустойчивым духом триумвира, чтобы он оставался расположенным к их царице и ее проектам. [807] Клеопатра издали упорно работала над превращением мужа Октавии в восточного монарха.

806

Weichert. Imp. С. Aug. scr. rel., стр. 118, пр. 13, и Moll, Zur Genealogie des Jul. Cland-Kaiserh., c, 9—10, утверждают, что Октавия, на которой женился Антоний, была старшей из двух сестер Октавиана, той, на которой женился в 49 году консул Марцелл. Друмакк (G. R., IV, 235 пр. 83) утверждает, напротив, что ока была младшей. Найденная в Пергаме надпись (Regebnisse der Ausgrabungen von Pergamon, 1880–1881, c. 50–51), в которой идет речь об Октавии, сестре Октавиана и жене Секста Апулея, доказывает нам, что женой Марцелла, а впоследствии Антония, была не старшая, а младшая Октавия (См.: Gardthausen, Augustus und seine Zeit, II, 102, пр. 13).

807

См. у Плутарха (Ant., XXXIII) анекдот о египетском прорицателе.