От Лили Эванс с любовью

Он чуть запрокинул голову, всё так же вглядываясь вдаль. Сигарета в его тонких пальцах одиноко дымилась, но он, казалось, даже не замечал этого.

– А потом я стал отвратителен сам себе. Они дали мне всё. Меня любили, баловали, как любят и балуют немногих детей. А я чувствую облегчение, узнав об их смерти.

Я молчала, не зная, что сказать. Да и Джеймсу, наверное, мало были нужны сейчас мои слова.

– Это была ужасная смерть, - быстро заговорил он, оправдываясь то ли передо мной, то ли перед родителями, то ли перед самим собой. Глаза его блестели от слёз. – Полгода боли, которую уже невозможно было скрывать, эти вечные повторяющиеся потери памяти и рассудка… Медленное умирание, превращавшее их в несчастных беспомощных развалин. Видела бы ты их в эти последние три дня. Я боюсь идти спать – стоит мне только закрыть глаза, в ушах стоят эти чудовищные хрипы! Разве плохо было желать избавления от всего этого ужаса? Разве плохо желать смерти, если жизнь превратилась в одну сплошную муку?

– Нет, - произнесла я, удерживая разгорячившегося Джеймса за рукав. Наклонившись к самому его уху, я прошептала, делая паузы после каждой фразы: - Ты прав. Где бы они ни были, им сейчас хорошо. Они молоды. Они не чувствуют боли. Не чувствуют страха. Они вместе. Они счастливы.

Поттер молчал, не глядя в мою сторону. Но я чувствовала, что мои слова доходят до его сознания, словно целительное зелье, маленькими капельками заживляя раны в его душе.

– Я никогда не увижу их, Лили, - на выдохе произнёс он. – Никогда не смогу сказать им всё то, что хотел бы и что, наверное, должен был… Это страшное слово «никогда».

– Ты ещё встретишься с ними, я уверена, - ответила я, чувствуя, что ещё немного, и я сама буду давиться слезами.

– Ты, правда, считаешь, что мне не стоит мучиться угрызеньями совести? – спросил он, повернувшись, наконец, ко мне. Сейчас он больше не был самоуверенным хулиганом, каким я его знала так недавно, не был взрослым рассудительным мужчиной, каким я его знала сейчас. Передо мной сидел ребёнок, жадно пожирающий меня карими полными грусти глазами, ищущий во мне поддержку и сочувствие.

– Правда, Джеймс, - произнесла я, положив руки ему на плечи. – Я думаю, ты замечательный сын. Мне бы хотелось иметь сына похожего на тебя.

Он чуть вздрогнул, предприняв неудачную попытку улыбнуться. И в тот момент я не выдержала. Все обиды, сомнения были забыты – я порывисто обняла его за шею, чувствуя, как он уткнулся лицом мне в плечо. И хотя через несколько мгновений он отстранился, я почувствовала сквозь тонкую ткань платья, как пара солёных капель коснулась моей кожи.

Я без слов поняла, что моя миссия выполнена, и мне стоит уйти. Мне не позволено было видеть его слабым, разломленным. Поэтому без лишних слов и объяснений, я пожелала ему спокойной ночи, сжав на прощанье его ладонь, и поднялась к себе. Когда я проснулась, они с Сириусом уже исчезли улаживать какие-то формальности.

– Как спала? – осведомился Ремус, хозяйничавший на маленькой уютной кухоньке. – Чай? Кофе?

– Молочный чай, пожалуйста, - ответила я, плюхаясь на табуретку напротив. – Я поздно уснула.

– Я видел, вы сидели с Джимом на веранде, - заметил Люпин, подавая мне чашку.

– Ему нужна была поддержка, - произнесла я, чуть смутившись под его взглядом. – Я просто оказалась рядом.

– Джим не из тех, кто станет раскрывать душу тем, кто просто оказался рядом, - Ремус чуть наклонился ко мне через стол. – Заметь, он искал поддержки не у Кристен, а у тебя. Это дорогого стоит.

Я поперхнулась чаем. Улыбка Люпина стала совсем сочувствующей.

– Так заметно? – кинула я, заметив, что мой голос звучит почти жалобно.

Ремус молча вздохнул.

– Всё равно он с ней, - произнесла я, вновь отглатывая чай.

– У него есть на это причины, - откликнулся Люпин.

– Он её любит, - покачала головой я.

– Я бы не был так в этом уверен, - я удивлённо уставилась на Рема. Он же, прижав палец к губам, быстро прошептал: - Я тебе этого не говорил, - и поспешно отвернулся, явно давая понять, что разговор окончен.

Трудно сказать, как меня взбудоражили его слова. Надежда, уже похоронённая в моей душе, словно феникс возродилась из пепла, вспорхнув алыми крыльями и озаряя новый день. И всё же я искренне не понимала, зачем Джеймс встречается с Кристен, если не любит её. Безумно хотелось поговорить с ним об этом, но что-то подсказывало мне, что он не будет рад подобному разговору. Особенно сейчас. Вспомнив его, такого уязвимого и раздавленного, охваченного противоречивыми чувствами, я почувствовала, как что-то защемило в моём сердце. Мне казалось, что я чувствую всю его боль, как свою, вот только ему от этого вряд ли было легче. Когда они с Блэком вернулись, на его лице было всё то же отстранённое выражение лица, поразившее меня накануне. В этот же день мы покинули Годрикову лощину. Питер укатил домой, а я, Джеймс, Сириус и Ремус вернулись в Хогвартс.

Праздновать Рождество не хотелось. Я с сожалением вспоминала пятый курс – тогда, сильно повздорив с Петуньей, я уехала из дома обратно в школу прямо в канун праздника. Мародёры в тот год решили устроить в Хогвартсе небывалого размаха рождественскую вечеринку, а я ещё дулась и отчитывала их за громкую музыку и за в наглую разливаемое по стаканам огневиски. Закончился вечер появлением рассерженной МакГонагалл, назначившей зачинщикам очередную неделю отработок. Сейчас всё это казалось таким далёким, словно прошло не два года, а целая вечность. Огневиски снова оказалось на столе (помня вечеринку у Слизнорта, я не прикасалась к нему), но ни музыки, ни шума, ни веселья не было. Подпортило настроение очередное сообщение из газеты – очередной теракт произошёл на севере Англии, прямо на городской площади перед Рождественской ёлкой. Среди погибших были и дети. В «Ежедневном пророке» сухо подавались статистические данные о количестве убитых и раненых, но за всем этим стояли жизни людей, разрушенные либо законченные так преждевременно.

Начало учёбы я ждала с лёгким нетерпением, надеясь на то, что дела позволят отвлечься от дурных мыслей. А ещё я очень ждала Эммелину с весточкой о Кире. Увидев в первый учебный день слизеринку в Большом зале, я еле поборола в себе желание подойти к ней. К радости для меня, в этот же день мы должны были встретиться с Грюмом.

– Привет, - подскочила я к Вэнс, как только она переступила порог нашего убежища. – Как Кира?

– Она в порядке, - опустив глаза, проговорила Эммелина. Что-то в её голосе заставило меня вздрогнуть.

– Никто ведь не заподозрил тебя, верно? – ощущая, как похолодело всё внутри, спросила я.

– Боюсь, в Фиделиусе больше нет нужды, - поднимая на меня карие глаза, ответила Эммелина. – Эдвард Келли пропал пару дней назад.

http://quietslough.tumblr.com/post/89665431437

========== Змеиный подвал ==========

Дорогие мои девочки, друзья, и просто все те, кто знал меня или просто слышал моё имя.

Многие из вас осудят моё решение, но прежде чем бросить обвинения в мой адрес, вспомните, что у вас тоже есть семья и люди, чью жизнь и благополучие вы цените больше, чем миллионы чужих жизней. Не ищите меня, я ухожу к Тёмному лорду добровольно, глубоко презирая себя за это решение. Я сдаюсь в плен, меняю свою жизнь и знания на то, что ни Воландеморт, ни Упивающиеся не смогут причинить зло моей жене и дочери. Я уверен, он убьёт меня, как только узнает от меня всё, что ему нужно. И я не знаю, смогу ли ввести его в заблуждение, как того требует моя совесть. Я не оправдываю себя. Моя участь решена, и единственное, что мне остаётся, это написать, что я люблю вас – Джейн, Кира и Элизабет. Простите и прощайте.

Ваш Эдвард Талбот Келли.

Я перечитывала копию прощального письма мистера Келли снова и снова, практически задыхаясь от немого бессилия. Память услужливо подсовывала картинку из прошлого: невысокий коренастый мужчина, чуть замкнутый, увешенный кучей самых разных амулетов и оберегов, сначала недоверчиво, а после радушно открывает передо мною двери своего дома. В отличие от отца, Кира амулеты не любит: раньше она всегда стягивала их прямо в Хогвартс-Экспрессе, комком кидая на самое дно чемодана, оставляя на себе лишь какой-нибудь один наиболее изящный. Как она теперь? Мне было страшно об этом думать.