От пращуров моих (Часть 1)

"сортиров". И при этом безжалостно вышучивал, чем внушил мне

к этим играм устойчивую если не ненависть, то неприязнь на

всю мою жизнь. Я усвоил опыт его педагогических ошибок и ни

когда не приминял его методику, обучая своих сыновей игре в

шахматы. Но научившись играть, оба восприняли мое внутреннее

неприятие этих игр и сами не стали, умея неплохо играть, лю

бителями шашек и шахмат.

Дед часто рассказывал смешные истории и я хохотал до

изнеможения. Даже бабушка, на всю жизнь обидившаяся на деда,

довольно часто сдержанно улыбалась. Рассказчиком дед был ве

ликолепным - он с каким-то скучным выражением лица и серьез

ным тоном говорит нечто- а кругом все покатываются с хохота.

Все это воспитало во мне настороженно-острое любопытст

во к нему. Однажды, обидившись на него за что-то, я назвал

его "ипритом" (это такой отравляющий газ). Он принял это и в

редких письмах, иногда подписывался:-"Твой иприт".

1941 г.

15 03 41г.

Письмо в самодельном конверте на Сивцев-Вражек.

"15/111 41г. Милая Муся! Посылаю тебе два рецепта на присып

ку. У нас как будто все спокойно. Никол. уехал в дом отдыха.

Вот и все! Целую тебя. Желаю тебе счастья и здоровья.

Твой Ф.Б."

27.03.1941 г.

"Отец обещал сам послать тебе рецепты. Послал-ли? Пиши."

(из письма М.Т.дочери от 27.03.41г.)

Из фабричного "Личного дела"

Март 1941г.-Июнь 1941г.
– Хирург. Детский врач фабричной по

ликлиники.

Июнь 1941г.-Март 1942г.
– Главный врач, хирург фабричной по

ликлиники.

250

– Хирург призывной комиссии.

Для понимания дальнейшей переписки нужно сообщить след

ующее. После окончания 2-го класса в г.Ленинграде мы с бабу

шкой приехали в Москву.

22 июня 1941 г.- Начало Отечественной Войны.

После начала войны в начале июля я был эвакуирован в

Татарскую АССР сначала в санаторий Берсут, а осенью в г.Чис

тополь с Интернатом детей писателей. В г. Чистополь же в ко

нце августа были эвакуированны из Москвы в большом количест

ве родственники писателей и инвалиды-писатели, не подлежащие

призыву в СА. Вместе с ними приехала и моя бабушка - М.Т.Бе

рггольц. Все наши ленинградские родственники остались в Лен

инграде. Отец мой и Николай Молчанов ушли в армию. Мать моя

осталась в Москве.

По книге следующая встреча после 1937 г. Ольги Бергго

льц с отцом произошла в момент смерти ее бабушки Марии Иван

овны Грустилиной. Как я отмечал выше, в действительности,со

бытие это произошло 20 августа 1941 г., а по книге Ольга в

интересах увеличения художественного воздействия на читате

лей привязывает его к критическим дням октября 1941 г. в об

становке жесточайшего обстрела Ленинграда немцами.

То, что встреча такая была именно в момент смерти Марии

Ивановны дает описание реакции отца на это. С другой стороны

упоминание необходимости отъезда Ольги с мужем из Ленинграда

явно относится к более позднему времени,когда Н.Молчанов ве

рнулся больной с фронта, а в конце августа он был на передо

вой. Скорее всего таких встреч было несколько - и только в

книге они объединены в одну.

Итак, после прощания Ольги с бабушкой,которое было при

ведено выше в конце биографии Марии Ивановны:

"..... Я вышла во двор наш, взглянула на сад - он был прекр

асен в златосумрачном наряде своем, густой, вновь, разросши

йся после того, как в гражданскую его почти вырубили....

– Ольга!
– вдруг окликнул меня отец.

Я с радостью обернулась на его зов. Он вбежал во дворик

в своем простеньком, поношенном пальто-реглане, похожем на

бабью юбку, в старом, пожалуй еще времен той войны, защитном

картузике - и по голубым веселым глазам его,по какому-то по

молодевшему голосу я поняла, что им как и мной,владеет то же

веселое чувство сопротивления почти неминуемой гибели...

– У бабки была?
– быстро спросил он.
– А, ну хорошо.Я вот

251

только что вырвался на минутку с приема. Ты погоди меня - я

скоро. До Шлиссельбургского вместе пойдем.....

Вышел отец, посерьезневший, с картузиком в руке.

– Достойно теща отходит,- сказал он негромко.- Вечная па

мять....- И, упрямо тряхнув головой, точно сбрасывая какую

то внезапно свалившуюся на нее тяжесть, сурово, с так понят

ным мне чувством вызова, улыбнулся и сказал:- Ну, пошли, де

вчонка....

И мы побежали с папой по Палевскому, по его древним де

ревянным мосткам,и оба, одержимые весельем сопротивления ги

бели, разговаривали бегло, телеграфно, почти невоспроизводи

мо. Покосившись на меня, отец спросил:

– Ну... комиссаришь?

– Вроде... Политорганизатор. И еще работаю на радио.В ра

зных отделах. В том числе и в контрпропоганде. И еще в "Окн

ах ТАСС".

Я говорила возможно небрежнее, но не в силах была сдер

жать, ни радости, ни гордости своей: ведь он все еще был для

меня ПАПОЙ/разр/, которого я побаивалась, а вот теперь я шла

с ним, участником двух тяжелейших войн,..... и вот я первый

раз в жизни шла с ним как равная, больше- как солдат рядом с

солдатом, и потому и выложила ему про все свои военные рабо

ты так много и так небрежно.

– Хотели еще в военную газету взять, но я отказалась - и

так еле справляюсь, - добавила я.

Папа фыркнул круглыми ноздрями и зашевелил бровями, что

означало высшую степень огорчения или досады.

– Н-да...Таких девчонок, как ты, берут в армию, а мне от

казали!

– В чем?

– Я в народное ополчение просился, - помолчав, сказал он