От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое
Шрифт:
Как бы понимая это, главная площадь страны приобрела торжественно-праздничный вид. Ее украсили красными победными знаменами. Вдоль фасада ГУМа были выставлены огромные гербы СССР и союзных республик.
На Лобном месте был специально для парада воздвигнут 26-метровый «Фонтан Победителей».
Парад готовились снимать 100 кинооператоров и фотокорреспондентов, большинство которых были и фронтовыми операторами. Некоторых вооружили трофейной немецкой цветной кинопленкой. Что позволило получить и цветную версию документального фильма.
Жуков в то утро встал раньше обычного. «Сразу же поглядел в окно, чтобы убедиться в правильности сообщения наших синоптиков,
Казалось, Парад Победы пройдет не так торжественно, как всем нам хотелось. Но нет! Москвичи в приподнятом настроении шли с оркестрами к району Красной площади, чтобы принять участие в демонстрации в тот исторический день. Их счастливые лица, масса лозунгов, транспарантов, песни создавали всеобщее ликующее настроение».
«В 9 часов 45 минут по трибунам прокатилась волна рукоплесканий, – наблюдал Штеменко. – Разместившиеся там депутаты Верховного Совета СССР, передовики московских заводов и фабрик, работники науки и культуры, многочисленные гости из-за рубежа приветствовали правительство и членов Политбюро Центрального комитета партии, только что поднявшихся на Мавзолей. Перед Мавзолеем на особой площадке – советские генералы».
Кузнецов замечал: «И. В. Сталин, имевший привычку занимать на трибуне Мавзолея определенное место, не изменил ей и на сей раз. Обычно он редко улыбался и мало разговаривал. Но в тот день был особенно приветлив и охотно говорил со всеми находившимися на трибуне».
Часы на Спасской башне размеренно отбивают 10 часов. Генерал армии Иван Христофорович Баграмян, стоявший впереди колонны 1-го Прибалтийского фронта, сама внимательность: «Красная площадь замерла. Отчетливо слышен цокот копыт, а затем четкий рапорт командующего парадом. Последние слова Рокоссовского тонут в торжественных звуках сводного оркестра, объединившего 1400 музыкантов».
Жуков не скрывал, что сильно волновался. Кстати, ему предстояло нарушить сразу два вековых правила: выехать из Спасской башни Кремля с ее иконой Спаса (пусть тогда и замурованной) верхом на коне, да еще в головном уборе. «Часы отбивают 10.00, – вспоминал маршал. – Что тут говорить, сердце билось учащенно. Но с выездом на Красную площадь, когда грянули мощные и торжественные звуки столь дорогой для каждой русской души мелодии „Славься!“ Глинки, а затем сразу воцарилась абсолютная тишина, раздались четкие слова командующего парадом… Рокоссовского, который, конечно, волновался не меньше моего. Его рапорт поглотил все мое внимание, и я стал спокоен.
Боевые знамена войск, под которыми был завершен разгром врага, опаленные войной мужественные лица воинов, их восторженно блестевшие глаза, новые мундиры, на которых сверкали боевые ордена и знаки отличия, создавали волнующую и незабываемую картину… Во время объезда и приветствия войск я видел, как с козырьков фуражек струйками сбегала вода от дождя, но душевный подъем был настолько велик, что никто этого не замечал».
На поздравления Жукова сводные полки отвечают ликующим «ура!». «Когда оба маршала возвращаются к Мавзолею, этот боевой клич, все нарастая и нарастая откуда-то из глубины улицы Горького, с Театральной и Манежной площадей, как бы накатывается вновь на Красную площадь».
Сводный оркестр под управлением Чернецкого и полковника Агапкина выходит на середину площади и гремит «Славься, русский народ!».
Жуков направляется к Мавзолею. «Спешившись, маршал Советского СоюзаГ. К. Жуков быстро поднимается по ступеням Мавзолея, подходит к
микрофонам, – наблюдает Баграмян. – От имени и по поручению ЦК ВКП(б) и советского правительства он поздравляет советских воинов, трудящихся города и деревни, работников науки и техники, деятелей социалистической культуры – весь советский народ с Великой Победой над фашистской Германией…Громогласное „ура“ трижды всплескивается над Красной площадью, прокатывается над рядами выстроившихся полков и где-то в районе улицы Горького постепенно замирает. И вот уже стены древнего Кремля сотрясают величавые звуки гимна Советского Союза. Этой торжественной мелодии напряженно внимали тысячи собравшихся на Красной площади. А мне казалось, что ее слушает сейчас вся Европа, избавленная от коричневой чумы, весь мир».
Жуков потом расскажет писателю Константину Симонову о запомнившейся ему реакции Сталина: «В конце войны в нем как отрицательная черта заметна стала некоторая ревность, стало чаще и яснее чувствоваться, что ему хочется, чтобы все победы и успех были связаны с ним, и что он ревнует к высоким оценкам тех или иных действий тех или иных командующих. Я, например, остро почувствовал это на Параде Победы, когда меня там приветствовали и кричали мне „ура“, – ему это не понравилось: я видел, как он стоит и у него ходят желваки».
Наступил самый ответственный момент: Рокоссовский подает команду о начале торжественного парада. Торжественный марш сводные полки совершают в том порядке, в каком располагались фронты. Первым идет полк Карельского фронта. Впереди – маршал Мерецков, который хорошо запомнил: «В составе открывшего парад сводного полка Карельского фронта были подразделения, видевшие тундру Заполярья и горные озера Карелии, леса и болота Приволховья, те, кто отстаивал Новгород и Ленинград, Беломорье и Мурманск, кто освобождал Прибалтику и Норвегию».
За ним Ленинградский фронт во главе с маршалом Говоровым.
Баграмян, чей сводный полк шел следующим, наблюдал: «На определенной дистанции от замыкающей шеренги сводного полка Карельского фронта чеканящим шагом, чуть склонив вперед голову, шагает впереди сводного полка Ленинградского фронта мой старый товарищ маршал Советского СоюзаЛ. А. Говоров. Если бы у этого выдающегося военачальника Красной армии не было никаких других славных боевых дел, кроме 900-дневной героической обороны Ленинграда, то и тогда его имя навеки сохранили бы благодарные потомки…
Поворачивая у здания Исторического музея вслед за воинами-ленинградцами, я с гордостью оглядывал идущие за мной стройные шеренги воинов, которым выпала честь представлять на параде 1-й Прибалтийский фронт, довелось освобождать Белоруссию, Литву, Латвию, перерезать путь отступления войск группы армий „Север“ из Прибалтики в Восточную Пруссию, участвовать в героическом штурме Кёнигсберга.
С чувством исполненного долга перед Родиной чеканили мы шаг по звонкой брусчатке Красной площади, приветствуя взмахом клинка и поворотом головы стоявших на центральной трибуне руководителей партии и правительства.
Я прошагал мимо Мавзолея и, повернув направо, остановился в положении „смирно“ у его подножия, пока не прошел торжественным маршем возглавляемый мною полк.
Далее следовали стройные шеренги сводного полка 3-го Белорусского фронта, которые возглавлял маршал Советского СоюзаА. М. Василевский. Он тоже повернул направо к Мавзолею, пропустил шеренгу своего сводного полка, и мы вместе поднялись на трибуну, куда были приглашены все командующие войсками фронтов. И уже с высоты трибуны Мавзолея мы продолжали наблюдать за прохождением остальных сводных полков».