От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

В тот вечер я интуитивно понял, что в сущности все предрешено, что бессмысленно и даже недостойно делать вид, что управляешь страной, когда воспрянувшие духом партии вновь пустились в прежние игры. Иными словами, теперь мне надо было подумать о том, как оформить уход».

Третьего января де Голль со своей родней был на свадьбе дочери – Элизабет выходила замуж за капитана Алена де Буассьё.

Благословив молодоженов, генерал объявил, что намерен отдохнуть и берет на восемь дней отпуск. Вместе с супругой, младшим братом Пьером и шурином Жаком Вандру он отправился на Средиземное море под Ниццу, на мыс Антиб, в курортное местечко Эден Рок. У моря де Голлем овладела меланхолия, под стать погоде: было холодно, дождливо, над морем стелился туман. Впервые за многие годы он облачился в штатское. И неприкаянно вышагивал вдоль скалистого берега в длинном пальто, в шляпе, с тростью в руке, выкуривая одну сигарету за другой…

«Впервые за семь лет мне представился случай отдохнуть. Я хотел убедить самого себя и других, что мой уход из правительства – не результат затмения, вызванного вспышкой гнева, или депрессии, порожденной усталостью. Бродя по берегу моря, я размышлял над тем, как лучше обставить свой уход. Я должен был уйти молча, никого ни в чем не упрекая ни на публике, ни в частных беседах, не соглашаясь ни на какие должности, ни на какие почетные звания, ни на уход на пенсию и не объявляя о своих будущих планах. Более чем когда-либо мне требовалось быть выше преходящих обстоятельств».

Проведя неделю на юге, де Голль 14 января вернулся в Париж. В течение всей недели он приводил в порядок дела, занимался срочными законами и постановлениями, требовавшими подписи. Ближайшим министрам – внутренних дел, юстиции и обороны – об отставке он сообщил заранее.

16 января ускорение его решению уйти в отставку придал лидер радикалов Эдуард Эррио, которому до войны случалось быть и премьер-министром, а потом провести много времени в немецком концлагере, откуда его освободила Красная армия. Эррио выступил с резкой речью против решения де Голля подтвердить награды, присвоенные военным командованием режима Виши в 1942 году солдатам, матросам и летчикам, погибшим или ставшим инвалидами в ходе боев в Африке против американцев. Потрясая списком награжденных, Эррио называл эти награждения оскорблением в адрес наших союзников и прославлением позорящего страну сражения. Выступление Эррио было встречено аплодисментами.

Де Голль ответил, что речь уже не должна идти о том, чтобы вытаскивать из гробов или срывать с груди инвалидов ордена, которые им были вручены за выполнение приказов своих командиров, даже если эти командиры были не правы. И что сам он, в отличие от Эррио, «никогда не разговаривал ни с правителями Виши, ни с врагами иначе, как на языке пушек».

Де Голль пригласил всех министров явиться к себе на улицу Сен-Доминик на утро 20 января. Генерал вошел в зал Рыцарских доспехов, пожал всем руки и, не пригласив сесть, заявил:

– В страну вновь вернулся монопольный режим партий. Я не могу этого одобрить. Но я не могу этому и помешать, разве что силой, установив диктатуру, которая мне претит и которая ни к чему хорошему не приведет. Поэтому я должен уйти. Сегодня же я отправлю письмо председателю Национального собрания, известив его об отставке правительства. Я искренне благодарю каждого из вас за оказанную мне в работе помощь и прошу вас оставаться на своих местах для выполнения текущей работы до назначения ваших преемников.

«На лицах министров я прочитал скорее грусть, чем удивление. Никто не произнес ни слова. Никто не попросил меня отказаться от принятого решения и не выразил по его поводу сожаления. Я распрощался и отправился домой».

Министры остались наедине. Морис Торез произнес:

– В этом уходе есть что-то величественное!

Жюль Мок был оптимистичен:

– Эта отставка – дело несомненно серьезное! Но нет худа без добра. Личность генерала подавляла Собрание. Теперь оно сможет проявить себя без помех.

Хотел ли де Голль действительно уйти из политики? Конечно, нет. Он был уверен, что его скоро призовут опять возглавить правительство. Приглашения не последовало.

Новый кабинет сформировал социалист Феликс Гуэн, в состав правительства который вошли коммунисты, социалисты и представители МРП. Начался период правления трехпартийной коалиции.

А де Голль пока оставался в Париже. Он снял особняк Марли, где жил с супругой и младшей дочерью Анной. Фамильное имение Буассери в Коломбэ-ле-дез-Энглиз во время войны было разрушено и разграблено, и генерал взял кредит, чтобы привести его в порядок.

Окружение де Голля настаивало на том, чтобы он объяснил нации свою отставку:

– Вы вошли в историю своим Призывом от 18 июня, Вы не можете выйти из него письмом Феликсу Гуэну.

Эти слова повергли его в гнев. Генерал ответил:

– Лишь молчание полно величия, все остальное – признак слабости.

Борьба за власть во Франции продолжалась. КПФ предложила социалистам разделить между собой исполнительную власть. Социалисты не согласились. Они ясно понимали, что Франция имела ограниченный суверенитет, и что США никогда не предоставит левому французскому правительству экономическую помощь. Коммунисты будут первыми и на выборах в парламент Франции 10 ноября 1946 года, получив 29 % голосов. В составе КПФ было около миллиона членов. Партийная ежедневная газета L'Humanite вместе с ее вечерней Ce Soir были наиболее читаемыми во Франции. КПФ контролировала крупнейшие молодежные и профсоюзные организации, в том числе Всеобщую конфедерацию труда.

Посол Соединенных Штатов во Франции каждую неделю слал тревожные сообщения в Белый дом. Генерал Хойт Ванденберг, директор CIG, предупреждал Трумэна, что КПФ сможет захватить власть в любое время.

Под эгидой американских и британских спецслужб во Франции была создана секретная армия под кодовым названием «Голубой план» (Blue Plan), чьей задачей было тайно и, если потребуется, насильственно предотвратить приход к власти КПФ.

Смена западной дипломатической команды и бомба

В конце января со Сталиным с разницей в два дня прощались послы США и Великобритании – Гарриман и Керр, с чьими именами было связано сотрудничество военных лет.

Гарриман 20 января провел прощальное совещание на Моховой. Его наказ подчиненным был весьма жестким: урегулирования с СССР не предвидится, но «русские пока недостаточно сильны, чтобы пойти на открытый разрыв, и потому следует твердо отстаивать наши интересы в противовес русской политике».

Поздним вечером того же дня он нанес прощальный визит Молотову:

– Трумэн просил меня выехать в США через Дальний Восток. Поэтому в ближайшие дни еду в Чунцин, где встречусь с генералом Маршаллом. Из Чунцина проследую в Токио, там повидаюсь с генералом Макартуром. Вероятно, заеду также в Корею. Ну а затем вернусь в США для доклада Президенту. Могу Вам конфиденциально сообщить, что по возвращении подам в отставку, которая будет принята.

Молотов не выразил эмоций на этот счет:

– Я знаю из сообщений печати, что Вы дали согласие остаться на дипломатической работе только до конца войны. Кстати, Керр тоже уезжает из Москвы. Вы там с ним не сговорились часом?