От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое
Шрифт:
– Нет, для меня уход Керра с поста посла явился неожиданностью.
– Оставляете ли Вы совсем дипломатическую работу? – поинтересовался Молотов творческими планами Гарримана.
– Не знаю, чем займусь после возвращения в США.
Молотов признался:
– Я пожалел бы, если бы ряды дипломатов поредели в результате Вашего ухода с дипломатической работы.
– Возможно, президент назначит меня в один из правительственных органов. Однако я не отстраняюсь совсем от дела взаимоотношений между Советским Союзом и США – от дела, которое стало столь близким моему сердцу. Конечно, я буду заниматься политической деятельностью, если Президент даст соответствующее назначение. В свое время Рузвельт послал меня в Англию, где пришлось заниматься вопросами, имеющими непосредственное отношение к войне. В то время я близко познакомился
– Советское правительство очень хорошо это помнит. Та полезная роль, которую Вы сыграли, не вызывает сомнений у друзей Советского Союза и США.
Гарриман поблагодарил Молотова «за многочисленные любезности, которые он ему оказал»:
– Между нами бывали очень откровенные беседы, и тем не менее мы всегда оставались друзьями.
– Мы, естественно, иногда спорили друг с другом, но находили общие решения, – согласился Молотов.
Гарриман сообщил о серьезной болезни Гопкинса. Молотов отреагировал:
– Как мне казалось, болезненный Гопкинс обладает, тем не менее, большим запасом внутренних сил.
– Гопкинс болен сейчас серьезнее, чем раньше, и не может играть прежней роли. Об этом, конечно, приходится сожалеть, так как Гопкинс был большим другом Советского Союза.
Это было так. Затем перешли к делу.
– Сталин просил, чтобы я принял Вас, – пояснил Молотов. Генералиссимус сейчас всецело занят вопросами избирательной кампании.
– Но Трумэн просил меня встретиться с генералиссимусом Сталиным до отъезда, чтобы ознакомиться с его пожеланиями в части советско-американских отношений, в особенности в вопросах Дальнего Востока.
– Советское правительство в своей политике по отношению к Китаю остается на почве последнего Коммюнике трех министров, то есть хочет, чтобы Китай избежал гражданской войны, и чтобы он пошел по пути демократизации и объединения внутренних сил. Дела в Китае сейчас как будто идут неплохо, – заметил нарком.
– В какие сроки будут отводиться советские войска из Маньчжурии по мере вступления туда китайских войск?
– Эти сроки установлены и по возможности они будут выдержаны.
Затем разговор переключился на Японию. Сначала вспомнили о суде над японскими военными преступниками. Тема возникла в начале января, когда американский госдепартамент поставил вопрос об участии представителей СССР в Международном военном трибунале для суда над главными военными преступниками Японии. Лозовский 10 января ответил, что Москва «в ближайшие дни доведет до сведения государственного департамента фамилии судьи и обвинителя от Советского Союза в вышеуказанный Международный Военный Трибунал. О сроке открытия судебного процесса советское правительство предлагает договориться дополнительно, после того как представители стран, участвующих в Международном военном трибунале, ознакомятся с обвинительным актом».
Реакции не было, и 12 января Лозовский пригласил Кеннана и сказал ему, что «у советской стороны возникли вопросы: 1. Нам хотелось бы иметь обвинительный акт, который подготовила американская сторона. Мы хотели бы иметь список главных военных преступников Японии, которых Американское Правительство и генерал Макартур считают необходимым предать суду Военного Трибунала». Получив ответ, НКИД 18 января довел до сведения американского посольства: «Советское правительство назначило в Международный Военный Трибунал в Токио для суда над главными японскими военными преступниками в качестве обвинителя от Советского Союза – доктора юридических наук, посланника С. А. Голунского и в качестве судьи – члена Военной Коллегии Верховного Суда СССР генерал-майора юстиции И. М. Зарянова, которые выезжают со своими сотрудниками из Москвы в Токио в ближайшие дни».
Молотов подтвердил Гарриману, что обвинителем от Советского Союза в судебном процессе над японскими военными преступниками назначен Голунский.
– А кто является представителем Советского Союза в Дальневосточной Комиссии? – спросил посол о судьбе неработавшего органа.
– Представителем в Дальневосточной Комиссии является Громыко, которого, в случае его отсутствия, будет замещать Новиков, временный поверенный в делах в Вашингтоне.
В это время
уже были готовы пространные директивы для Громыко, которые он получит 24 января. Там, в частности, говорилось: «Члену Союзного Совета для Японии от СССР во всей своей работе иметь в виду, что из условий Потсдамской декларации, Протокола капитуляции и Общего приказа № 1 вытекает, что Япония должна быть полностью разоружена и ее военно-промышленный потенциал уничтожен. Вместе с тем следует учесть, что ни Правительство США, ни Командование американских оккупационных войск в Японии не проявляют стремления к решительным шагам для осуществления этих задач. Нужно обратить особое внимание на то, что японский офицерский корпус американцами не пленен, находится на свободе и фактически по-прежнему сохраняется. Оставление японского офицерского корпуса представляет явную угрозу сохранению мира на Дальнем Востоке и, несомненно, может быть использовано агрессивными элементами против Советского Союза.Необходимо поэтому предпринять все меры к тому, чтобы ликвидировать все пути и лазейки, направленные к сохранению и восстановлению японского офицерского корпуса как основы японского милитаризма и агрессии». Миссия была из разряда невыполнимых.
Гарриман меж тем продолжал в разговоре с Молотовым японскую тему:
– Я представил свои рекомендации правительству США и надеюсь, что решение по ним последует в течение ближайших дней. Между прочим, я рекомендовал, чтобы Макартур обращался с советскими представителями в Японии лучше, чем советские представители обращаются с американскими в Бухаресте, где они лишь один раз консультировались.
Молотов не удержался:
– Вы знаете, как часто англо-американские представители консультировались с советским представителем в Италии?
Гарриман ответил, что не знает.
– Я вообще не помню, чтобы консультировались – сказал Молотов. – Таких случаев как будто не было.
– Теперь Советский Союз и США будут иметь интересный опыт сотрудничества в Корее, – предположил Гарриман, даже не подозревая, насколько интересным он окажется.
– Для обеих сторон это новая область сотрудничества, – признал наркоминдел, – но выражаю уверенность, что дело там пойдет на лад. Совещание американских и советских представителей в Сеуле уже началось.
– Я об этом уже знаю. Если бы не поездка в Бухарест, то я был бы в Сеуле к началу этих совещаний.
– Как я уже сообщил, – свернул затягивавшуюся встречу Молотов, – Сталин просил передать, что сейчас сильно занят вопросами избирательной кампании. Но я доведу до него Вашу просьбу о встрече.
22 января посол прощался с Литвиновым, с которым «по привычке был более откровенен». Литвинов занес в дневнике: «Сообщив внезапно, что Гопкинс, по его сведениям, опасно болен и, вероятно, умирает, что около Трумэна почти никого не осталось для продолжения традиции Рузвельта и что Бирнс не имеет опыта, он дал мне ясно понять, что он не прочь занять место советника президента, которое при Рузвельте занимал Гопкинс… Гарриман посетовал на политику СССР на Балканах и спросил, „намерены ли мы поглотить всю Европу“… Я сказал, что посол, вероятно, шутит и что он отлично знает, что подобных стремлений у нас нет».
Сталин, несмотря на «загруженность выборами в Верховный Совет», 25 января все же принял Гарримана.
– Я не знал, что Вы уходите со своего поста, иначе отложил бы дела, чтобы принять Вас раньше.
Гарриман объяснил свой отъезд перспективой работой в администрации:
– Теперь, когда Гопкинс настолько заболел, что не сможет больше заниматься политической деятельностью, я остаюсь одним из последних звеньев, связующих президента со старыми советниками Рузвельта.
– Как так случилось, что Гопкинс женился и заболел? – шутливо спросил Сталин. Если бы он знал, что Гопкинс находился при смерти, то признал бы шутку неудачной.
– Гопкинс был болен до женитьбы, сейчас эта болезнь обострилась.
Сталин выразил удовлетворение результатами московского совещания СМИД.
– По Японии, видимо, дела пойдут на лад. Советское и американское правительства нашли общий язык в японских делах. В Румынии обе стороны, кажется, проявили солидарность, и фактически вопрос решен. Что касается Болгарии, то там дурацкая оппозиция обрекает себя на провал.
– Я уже рекомендовал своему правительству не откладывать установление отношений с Румынией, – заверил Гарриман. – А как Вы оцениваете положение в Китае?