Отблеск безумной звезды
Шрифт:
— То есть?..
— Ну, насколько я в этом разбираюсь, повторения не будет. У тебя, если так можно выразиться, нечто вроде ремиссии.
— Вы уверены? — с надеждой спросила Оля.
— Почти, но это постольку, поскольку ничего абсолютного в этой жизни нет… Ты ведь полностью пересмотрела свою жизнь?
— Да, Пал Палыч, я теперь действительно другой человек. Я больше ничего не боюсь и ко всему отношусь с легкостью. Будь что будет… А в особо сложных ситуациях я говорю себе: «да будет воля Твоя яко на небеси и на земли!..» Потому что знаю, что некоторые вещи уже не смогу изменить.
— Ну
— Тогда я лбом стену пробью! Нет, пока у меня особо сложных ситуаций еще не возникало, но я думаю, что смогу понять, когда мне надо действовать, а когда сидеть сложа ручки… — пожала Оля плечами.
— Милая моя… — улыбнулся Пал Палыч. — Да ты просто гений! Ты самая замечательная пациентка, которую я только видел… Пожалуй, тридцать лет назад, в бытность мою психиатром, я такие случаи полного выздоровления нечасто наблюдал! Ты знаешь, это касается и других болезней… Да ты сама врач, наблюдала подобное: когда человек делает некое душевное усилие, пересматривает свою жизнь, начинает верить в лучшее и избавляется от страха перед жизнью (именно перед жизнью, потому что она часто оказывается страшнее смерти!), болезнь сама отступает от него.
— Знаю… — улыбнулась Оля. — Кстати, не далее как сегодня я поссорилась со своей лучшей подругой. Она, конечно, не подарок, но раньше бы я на это не пошла.
— Ну и бог с ней, с подругой! — дернул себя за бровь Пал Палыч. — Ты наверняка должна была это сделать давно, а не терпеть ее выкрутасы… и получай удовольствие от сделанного. Кстати, я уверен, что эта твоя подруга вскорости прибежит к тебе мириться.
— Пал Палыч, вы ее не знаете! — весело сказала Оля.
— Зато я знаю людей!
Оля распахнула рукой раму, посмотрела вниз. Ягоды на кустах боярышника уже потемнели, напоминая о близкой осени.
Пал Палыч взял Олю за руку.
— Что вы?.. — удивленно спросила она, повернувшись.
— У меня две причины, чтобы сдерживать себя: во-первых, я твой начальник и намного старше тебя. Во-вторых, я тебя считаю своей пациенткой в некотором роде. Но…
Оля осторожно убрала руку. Только сейчас она поняла все.
— Молчите, Пал Палыч… — тихо произнесла она. — Зачем? Все равно от этого никакого толку…
— Я знаю! — с досадой произнес он. — Столько всяких препятствий, столько этих запретов… Мне самому скоро потребуется помощь специалиста!
— Вы же были бескорыстны, общаясь со мной? — нахмурилась Оля.
— Да! — сердито произнес он. — То есть нет… Да, да!
— Пал Палыч, миленький… все пройдет, — сказала Оля. — Вот лето кончится, и я уеду. Больше вы меня никогда не увидите. Забудете как сон. Все пройдет…
— Нет, вы подумайте, она еще меня утешает! — полушутя-полусерьезно произнес Пал Палыч. — Я бы душу продал за то, чтобы снова стать молодым! Как Фауст…
— А вы вовсе и не старый! С чего это вы взяли, что старый?.. — насмешливо сказала она.
— Вон, седой весь! — он дернул себя за волосы.
— Дело не в этом. И вообще… — вздохнула Оля. — Помните, я вам рассказывала о вашем тезке, тоже Павле? — неожиданно спросила она.
— Сыне Степана
Андреевича? Да, конечно…— Он хороший человек. Все его ругают почем зря, а он — хороший.
Некоторое время Пал Палыч смотрел на Олю. Потом вздохнул, сел снова в свое кресло.
— Павел. Хоть одно утешение — ты полюбила человека по имени Павел.
— Да я еще сама не поняла, люблю его или нет…
— Любишь, любишь! — сердито закричал Пал Палыч. — Я же не слепой… И жениха даже из-за него бросила! А женихами просто так не бросаются!
— Пал Палыч…
— Все, Журавлева, иди, некогда мне с тобой лясы точить, у меня дел полно!
Оля уже взялась за ручку двери, но Пал Палыч снова ее окликнул:
— И гадость эту тоже забери…
— Какую гадость? — растерялась Оля.
— Вот эту, — он швырнул на стол стопку толстых глянцевых журналов. — С начала лета у меня копятся… В коридоре, перед кабинетами, разложи, чтобы пациенты, значит, не скучали. Любит бабье всякую ерунду читать!
…Он сидел за воротами в машине и все глядел на телефон, точно раздумывая: звонить или подождать еще немного?..
— Я здесь! — закричала Оля, и, распахнув дверцу, упала на переднее сиденье. — Долго?..
— Очень! — серьезно ответил Павел и поцеловал ее. — Прокатимся немного?
— До поворота…
Они поехали по узкой дороге, с обеих сторон подступали деревья, и в первый раз Оля заметила, что начинает желтеть листва.
— Может быть, передумаешь? — мрачно спросил Павел, крутя руль. — Ты пойми, я не для себя стараюсь, мне просто не хочется оставлять тебя одну…
— Чего ты все-таки боишься?
— Да как не бояться, тут этот твой и все такое… — взорвался Павел.
— Викентий — очень разумный человек, — сказала Оля. — Он не Отелло. А Эмма Петровна просто в восторге, что наконец избавилась от меня! Я думаю, она окончательно сумела убедить Кешу, что я ему не пара…
Они остановились у развилки. Одна дорога вела к дачному поселку, а другая — в Москву. Павел собирался ехать через Москву.
— Ты звони мне, пожалуйста, — тихо сказал Павел. — И телефон не забывай включать! Я за тобой заеду. Жди меня.
— Конечно. Конечно-конечно!.. — Оля улыбнулась и поцеловала Павла — в лоб, щеки, губы…
— Я тебя люблю! — Павел обнял Ольгу, зарылся лицом в ее волосы. — Какие глупые слова… Разве ими можно что-то выразить!
— Какие слова?
— Да эти — «я люблю тебя»! Сама подумай, сколько человек их говорило до нас и сколько будет говорить после! И еще миллион, а может, даже миллиард человек сейчас тоже повторяют их…
— Так придумай новые! — засмеялась Оля.
— Видимо, придется. А пока — я люблю тебя!
— Паша, Паша… — она тоже изо всех сил прижималась к нему, смеясь и плача. — Ты так прощаешься, как будто на войну уезжаешь!
— Ну скажи мне, что тоже любишь… Хотя бы соври!
— Паша… — она отстранилась. — Все будет хорошо… — Оля прикоснулась ладонью к его лицу, потом провела по его волосам. — Да, и подстригись, пожалуйста, а то как первобытный человек ходишь…
— Ладно, — покорно произнес Павел. — А ты обещай мне, что потом сразу же поедем ко мне. Увидишь, как я живу, с Сашкой познакомишься…