Отблеск безумной звезды

— Да, я просто мечтаю познакомиться с этим Сашкой!

Павел неожиданно встревожился.

— Погоди… Нет, я передумал, я не буду тебя с ним знакомить! Ну его…

— Паша, это называется — бред ревности.

— Пал Палыч твой просветил?

— Паша! — нетерпеливо воскликнула она, пытаясь открыть дверь. — Все, выпусти меня…

— Еще минутку, — он снова обнял ее. — Я как будто не в себе, прости, мучаю тебя всякой ерундой… прости!

— Как там твой отец, кстати?

— Отец? Да что ему сделается… Нас переживет! Он вечный.

— А другие? Кристина как?

— Никак. Я их почти не видел. Ходят насупленные, злятся. Ну, конечно, я им дорогу перебежал…

— Но ты же не виноват! — сердито произнесла Оля. — Они там из-за этого наследства совсем с ума посходили…

— Ну их, — мрачно сказал Павел.

— Да, знаешь, у Кристины какой-то компромат на Кирилла, — вспомнила Оля.

— Это пускай папаша разбирается… Думай только обо мне! — он снова поцеловал ее — долго, на сколько хватило дыхания.

— Все будет хорошо, — снова повторила Оля, выходя из машины. — Вот увидишь!

Потом она махала рукой ему вслед до тех пор, пока машина не скрылась из виду.

И пошла обратно, к санаторию.

Оле было грустно, но вместе с тем какая-то тихая радость переполняла ее. «Как странно… — удивленно подумала она. — Только я решила переменить свою жизнь и не быть зависимой от любви, как тут же новое чувство настигло меня. Я смирилась с одиночеством, но, по сути, и минуты не была одна! И сейчас, когда Паша уехал, я тоже не чувствую себя одинокой… Надо же, как странно, а с Викентием, даже когда он был рядом, все было по-другому…»

Оля вернулась к себе в комнату и там, сидя у раскрытого окна, от нечего делать принялась читать один из журналов, от которых просил его избавить Пал Палыч. И наткнулась на статью, очень заинтересовавшую ее…

«…Кувшинка, или водяная лилия, таит немало секретов.

Славяне именовали кувшинку одолень-травой, то есть травой, одолевающей нечистую силу, любые болезни и несчастья. С корневищем кувшинки в руках пастух в старину обходил стадо, чтобы отогнать прочь злых духов и предохранить скот от пропажи. А черные семена растения употреблялись монахами и отшельниками как средство, успокаивающее нервы.

Для лечебных целей цветки водяной лилии следовало срывать, произнося ласковые слова и крепко заткнув уши. Категорически запрещалось срывать их ножом или иным острым предметом — полагали, что в таком случае растение истечет кровью. По поверью, человек, срезавший кувшинку, обречен видеть тяжелые, кошмарные сны.

Верили, что растение помогает путешественникам, и, когда славянин отправлялся в далекое странствие, он обязательно зашивал в ладанку кусочек корневища кувшинки. А ведуньи использовали кувшинку для приготовления приворотного зелья.

Молва приписывает кувшинке и другие волшебные свойства. Она может дать силы одолеть врага, оградить от бед и напастей, но может и погубить того, кто искал ее с нечистыми помыслами…»

— Боже, как мило… — зачарованно пробормотала Оля.

Она взяла в руки цветок, который выковал для нее Павел, — теперь этот подарок приобрел для нее совершенно иной смысл. Так вот она, сказочная одолень-трава! «Интересно, а Павел знал об этом? — подумала Оля. — Нет, наверное, если б знал, то обязательно сказал бы…»

Она схватила в руки телефон, чтобы немедленно сообщить Павлу о том, что она только что узнала, но в этот момент ее внимание было отвлечено иным предметом.

В окно она увидела, что перед задней дверью, ведущей в санаторную кухню, брела, озираясь, могучего телосложения женщина с ярко-рыжими курчавыми волосами, больше напоминающими шапку. На женщине было платье нежно-розового цвета с узором из огромных ромашек, а глаза подведены, точно у балерины — издалека видны черные тени до висков.

— Римма… — ахнула Оля. На какое-то мгновение она решила, что бредит.

Потрясла головой, но нет, Римма никуда не исчезла. Тем временем та схватила за рукав выскочившую во двор повариху и принялась о чем-то ее расспрашивать.

— Римма, я здесь! — закричала Оля, открыв окно.

Римма повернулась, остолбенело захлопала подведенными глазами и со всех ног помчалась к Оле.

— Журавлева, я приехала! — завопила она. — Журавлева, прости меня!

— Господи, Римма…

Поначалу подруга ринулась штурмовать окно.

— Осторожно, платье порвешь! — испугалась Оля, увидев, как трещит по швам, закрывая весь оконный проем, розовая ткань с узором из ромашек. — Обойди справа, там дверь, а потом поверни налево по коридору…

Пыхтя, Римма выдвинулась обратно и побежала искать вход. «Заблудится! — запоздало спохватилась Оля, вспомнив, как сама в первый раз долго искала свою комнату. — Там же самый настоящий лабиринт…»

И, не долго думая, Оля выскочила в окно, намереваясь догнать Римму.

Обежала вокруг корпуса, нырнула в дверь, промчалась по одному из проходов. В одной из комнат кто-то смотрел телевизор, включенный на полную мощность, в другой — самозабвенно считали наволочки, одновременно пытаясь выяснить, куда девались полотенца из седьмого номера и почему так хреново работает прачечная…

Оля пробежала по одному коридору, а потом по другому — параллельному. На всякий случай поднялась на второй этаж и осмотрела его. Спустилась вниз.

Римма рыдала возле входа, сидя на ступеньках.

— Журавлева, я тебя потеряла!

— Все в порядке, — Оля села рядом с ней. — Тут очень сложная система…

— Журавлева, прости меня! Я знаю, что я свинья… — рыдала Римма. Потом бросилась обнимать Олю так, что от избытка чувств едва не открутила ей голову. — Я не имела права с тобой так разговаривать! Если ты меня не простишь, то я умру прямо вот на этом месте!

— Простила, я тебя простила! — едва выдохнула Оля.

— Ты золото, Журавлева… — Римма наконец выпустила ее. — Я к тебе еще раньше хотела приехать, но никак машину из автосервиса не могла забрать. Представляешь, сожгла сцепление…

— Римка! — перебила ее Оля. — Как хорошо, что ты все-таки здесь! Надолго? До вечера? А то оставайся у меня в номере ночевать, можно на полу матрас постелить…

— Матрас! — презрительно передразнила Римма. — Я, между прочим, путевку в ваш санаторий купила. На целую неделю.