Отблеск миражей в твоих глазах

У этого ведь тоже должно быть логическое объяснение.

Никто не убедит меня в том, что Вика — другой человек.

Я, блядь, не чеканутый.

Поспать мне не удается. Всю ночь лежу и перебираю факты, уверенный, что сознание подкинет хотя бы крохотную лазейку. Где-то же эта чучундра должна была облажаться. Я уже полтора месяца мудохаюсь.

Утром за завтраком очень некстати дед решает поинтересоваться моей жизнью.

— Как у вас с Лусинэ? Находите общий язык?

Фантазия подкидывает картинку нашего воображаемого поцелуя. Меня передергивает. Воспаленный мозг словосочетание «общий язык» идентифицирует только в этом контексте.

— Угу, — лаконично и мрачно.

— Это хорошо, — его выцветшие карие глаза наполняются радостью, индийское кино продолжается. — До помолвки месяц. Скоро решим дату свадьбы.

— Куда торопиться? Мы оба еще учимся.

Бесит стремление дедушки поскорее женить меня. Средневековье.

— Мы же с тобой договаривались, Барсег.

Он не давит. Но беспрекословность тона, которым произносит последнюю фразу, выбивает моё спокойствие.

Я откладываю вилку и приподнимаюсь, раздраженно бросая:

— Помню. Ты же не дашь забыть. Всё должно происходить только на твоих условиях.

На выходе из кухни слышу горестное цоканье бабушки.

А в комнате колочу грушу, выпуская пар.

С дедом всегда так. Оспорить что-либо попросту невозможно. Я с десяти лет учусь вымещать зло через бокс, стараясь напоминать себе, что у меня кроме них больше никого нет. Но как бы ни любил, внутренний протест часто захлестывает с головой, и в такие моменты я, наверное, искренне ненавижу его с этими доисторическими замашками.

Днем наведываюсь к невестушке. Вновь без предупреждения.

Дожму её психику. Обязательно.

Но пока что… на лопатки меня кладет она.

Стебется, сучка. Напялила широкий зимний джинсовый комбез в эту жару с желтой майкой в придачу. Я в упор смотрю ей в изуродованное косметикой лицо и транслирую всё, что о ней думаю. Вслух не произношу, опасаясь шокировать снующую туда-сюда бабулю.

Мстит мне за вчерашнее воплощением законченного образа Миньона. Какое совпадение. Стоило только её так назвать — и вуаля.

— Мне вот интересно, а если обозвать тебя куклой Барби, это подействует так же? — спрашиваю в коридоре, обуваясь.

Я выдерживаю в обществе благоверной всего час. Говорить нам не о чем, а на те редкие вопросы, что я ей задаю, она отвечает такой несусветный бред своим покорным голоском, что у меня проявляется изжога. Душит рефлюкс.

— Что? — пищит, недоуменно хлопая ресницами.

Боже, как мне хочется схватить её и окунуть в бочку с водой, чтобы смыть эту феерию желтого цвета с лица. И спесь заодно.

— Ничего. Говорю, надо было в театральный поступать, я бы на спектаклях тебе хлопал громче всех. Больно талантливая.

Развеяться и отвлечься получается только с друзьями, которые с каждым разом всё настойчивее и настойчивее выпрашивают, когда я познакомлю их с невестой. Ржу над шутками и повторяю, что только на помолвке. Выводить её в свет я исключительно не настроен. Жениться — тем более. У меня другие планы. И если бы эта стерва была посговорчивее, мы бы оба имели выгоду. Но раз выбрала воевать, идем до конца.

В смену Вики вновь еду в караоке. Добиваюсь, чтобы меня обслуживала она. Довожу нелепыми просьбами, на которые моя практически персональная официантка реагирует недружелюбной искусственной улыбкой. Но исправно всё исполняет.

Когда пропадает на минут десять-пятнадцать, от скуки кидаюсь на её поиски. Сначала проверяю тамбур. Понимаю, что в туалете Лус нет. Немного зависаю в зале под песнопения «одаренных» гостей, сканирую толпу глазами, но среди девушек в фирменной форме нужную мне не нахожу. Отправляюсь к коридорчику за баром, откуда выносят еду и почти сразу вижу, как моя беглянка выходит из кухни и юркает за дверь с надписью «Staff only».

Без раздумий захожу внутрь.

И попадаю в смежную комнату, в которой еще две двери. Одна из них приоткрыта и, судя по всему, ведет на задний двор. Туда-то и направляюсь. Натыкаюсь на ряд мусорных баков напротив. А рядом с выходом — небольшая скамья с наполненной окурками железной банкой на краю.

И тишина. Никого.

Только собираюсь вернуться и проверить вторую дверь, как раздается отчетливый писк. Прислушиваюсь, пытаясь понять, откуда он идет.

Слышится какая-то возня, монотонный шепот.

От нехорошего предчувствия в груди жжет. Напрягаюсь и сжимаю кулаки.

Бесшумно шагаю за угол, где в полутьме различаю силуэты. Скудное освещение большего не позволяет, но картинка вмиг складывается, когда мужской голос похабно тянет:

— Чш-ш-ш, тебе понравится. Всем блядям в итоге нравится…

Жесткий шлепок, словно от удара по щеке. Лязганье бляхи ремня, отчаянное женское завывание.

Хватаю телефон, включая фонарик, и бросаюсь вперед.

Глуша инстинкт самосохранения.

7. Барс

— С-с-с…

— Прости, без этого никак, — сочувственно протягивает девчонка в ответ на моё шипение, продолжая водить ватным диском по разбомбленной скуле.

Я в это время прижимаю наслоенные друг на друга бумажные платки к расхераченному носу и держу голову запрокинутой, чтобы окончательно остановить кровотечение.

— Лучше тебе здесь не появляться. Хотя бы какое-то время, — выдает Вика-Лус серьезным строгим тоном. — Этот урод наверняка тебя запомнил. Он вернется, чтобы взять реванш. Но вернется не один…

— Очень удобная для тебя отмазка, да? — гундося, пытаюсь усмехнуться, но простреливающая боль разом сбивает настрой.

— Ты дурак? — останавливается на секунду, укоризненно цокая. — Я же говорю, он сын одного из самых влиятельных прокуроров. Ему ничего не сделают, даже если… они с дружками убьют тебя.

— Ой, ли? Боишься за меня? Уже влюбилась, Миньон?

Смеется.

У неё, мать твою, охуенная улыбка. Выбивает страйк. Нежная, красивая. Я же ни разу не видел её до сегодняшнего дня.