Отбор для невидимки

Вэй-гану я пока ничего не сообщила. С пушистика станется задержать вдову, найдя повод, или учинить еще какое препятствие моим действиям. Конечно, мы уже обо всем договорились, но… Я все еще чувствовала в нем то, что не чувствовала никогда ни в одном мужчине по отношениб ко мне.

Желание присвоить. Оставить. Запереть.

Странно задевающее что-то внутри меня… И добавляющее большего смятения в мысли. Прежде я была достаточно разумна и уверенна в собственной потребности внутренней и внешней свободы, и, вроде бы, эта уверенность никуда не делась, но…Порочное, темное, приправленное генетической памятью бессознательное порой вопило, что настоящий мужик должен взвалить на плечо, утащить в пещеру и запереть там, чтобы никто не посягал на его собственность и драгоценность.

Сознание резонно возражало, что, в таком случае, «настоящий мужик» должен и мамонта только мне носить, и ночи только со мной проводить. А не вот это вот все…

Конечно, сознание было право. Но екало не слабо на эти мысли… Поэтому я решила сказать чуть позже. После того, как последние конкурсы будут определены и отбор приобретет окончательные временные рамки, заявиться к нему с просьбой не симулировать болезнь нерешительности, а то мне… у меня, короче, светлое будущее наступает.

Пусть и слегка нетрадиционное.

И кстати, никто мне, в отличие от вэй-ганушки конкретную связь не предлагал в обмен на помощь. Более того, я подозревала, что определенное внимание вдовы было больше внутренним криком и желанием избавиться от одиночества и прошлых воспоминаний, нежели действительной потребностью души и тела. Её опыт с мужчинами — и не только с мужем, но и с первой влюбленностью — кого угодно мог отвратить от противоположного пола. И мне казалось, что она еще встретит человека… с которым захочет быть вместе.

Я мельком посмотрела на Аржею и та, поймав мой взгляд, улыбнулась и кивнула. Я знала, что она уже успела сообщить вэй-гану и распорядителю о своем решении — и была рада, что все прошло без лишних волнений. И сейчас девушка выглядела весьма спокойной и довольной, как человек, который точно уверен в собственном пути.

Была ли я уверена так же?

Вряд ли.

Думала ли я о том, что все это может быть многоходовкой с непонятной мне целью?

Думала. Но чувствовала — именно на глубинном уровне — что от вдовы мне не следовало ожидать подвоха. К тому же, на крайний случай, у меня был вариант отступления — и это даже не помощь Себастиана или мэрра Корни. Утром я получила письмо от мэсси Аллен, где она обеспокоено каялась, что ей пришлось признать правду, когда к ним в дом «заявились два стража», что она счастлива отсутствию санкций со стороны королевских вэев — видимо мое письмо написанное целой рукой она восприняла как помилование длм нас обеих. И что они с мужем будут рады видеть у себя дома, в столице. Я могу приехать «когда угодно и остаться сколько угодно долго, потому что места у нас хватит, а сами мы никуда не планируем, поскольку ждем пополнения семьи».

Так что все складывалось насколько возможно хорошо и безопасно для меня.

А что будет с моим отъездом с чувствами вэй-гана, голами и замком… я старалась не думать. Но с последними планировала поговорить и… договориться, чтобы они не чудили и не разваливались. Эмоциональные мои… Я не считала, что в этой повернутости на мне есть реальная потребность или… нормальность, и планировала уговорить присмотреться к вэям и… будущей жене хозяина. Мне не слишком льстило происходящее — никогда не была тщеславна — напротив, я желала им всем счастья и долгих лет…

Но не за счет моей жизни, пожалуйста.

— Прекрасный вечер, — вдруг произнес рядом со мной мужской голос.

Я повернулась к вэю распорядителю и кивнула с улыбкой.

— Действительно, просто чудесный.

— Вы хорошо организовали прием…

— Многому научилась у вэй.

— Жаль, что он последний для вдовы Майер… Я был уверен, что она подходит…

— Как и большинство оставшихся, — сказала я твердо, даже не допуская других мыслей.

Девушки и правда выглядели… весьма подходящими. Молодые, милые, воспитанные и без вульгарного высокомерия. Нет, я не обольщалась — все вэи были из древних родов и могли ударить… во всех смыслах.

Но такая вэй-гану и нужна была.

Пожалуй, самой красивой мне казалась приятельницы вдовы, вэй Андарелл. Да и самой нежной и легкой — вполне способной растопить ледяное сердце. По привлекательности ей не уступала вэй Гасар, но выглядела она при этом более жесткой и себе на уме, что тоже, впрочем, было не плохо. Такая в твердой хватке удержит и замок и… активного мужа. На их фоне две сестры — рыжие представительницы обедневшего семейства Табарилов — смотрелись блекло, несмотря на яркие волосы, и держались более… нервно, что ли. Но мне вполне импонировала их эмоциональность и непосредственность, даже несмотря на то, что причина их появления в замке граничила с меркантильностью и расчетливостью. Ищущие лучшей доли, жаждущие помочь многодетному семейству, что из-за неверных вложений и пристрастия к азартным играх их деда растеряло немалое состояние, они относились ко всему вроде как к игре… но глупышками не выглядели. И что уж точно смотрелось приятно — не стеснялись своего положения или намерения заполучить выгодного жениха. А то что от этих «выгод» регулярно пытались сбежать вэи стражи, которые попали под обстрел двух сестричек, так это проблемы стражей.

Еще одна вдова, вэя Бенар, представлялась мне чрезмерно взрослой и чопорной — вот уж про кого я точно не понимала, зачем ее оставили. Даже постоянно напуганная всем происходящим вэя Рьен и презрительно кривившая тонкие губы вэя Карсьенелл, которых, по слухам, заставили приехать родители, казались на фоне её трагически застывшего в разных позах тела живыми и заинтересованными.

Интересно, что в них всех видела вдова Майер? Какие внутренние метания и эмоции могла различить? У меня был порыв попросить её более прицельно применить свой дар, но я отказалась от этой мысли. Во-первых, Аржея могла повести свою собственную игру, а, во-вторых, не наблюдая за кем-то день ото дня вряд ли по краткой оценке состояния можно было составить дельное мнение. Ну мало ли какое у кого настроение именно сегодня — мимолетные чувства и эмоции, которые она могла «увидеть» не факт что сказали бы правду о личности девушек. И потом, с чего бы я помогала вэй-ганищу в его выборе? Пусть сам уже разбирается…

— Думаете, кто-то из них действительно понравится вэй-гану? — отреагировал распорядитель на мою последнюю реплику.

— Я не располагаю такими… мыслями, — ответила мягко, не понимая, почему мы это обсуждаем. — Вам лучше поговорить с ним самим.

— Я и говорил, вот только… он не выказал определенной симпатии.

Мужчина посмотрел на меня с надеждой.

Понятно — хочет выполнить свою работу моими руками. Но я оказалась не готова ему обещать, что выведаю что-то у Себастиана. Тому могли быть не слишком приятны такие расспросы… А меня они точно не порадуют.

— Значит, нам всем следует дождаться его знаков внимания и решения, — сказала твердо.

— Да, да… конечно, — пошел на попятный распорядитель. А потом чуть улыбнулся, — Ведь когда этот отбор затевался мы даже не рассчитывали, что нас примут… а тут почти до конца дошли. Осталось только два конкурса, ну и… проверка.

— Проверка? — спросила я с любопытством. А потом до меня дошло.

Нам не пристало говорить об этом но… не смогла сдержаться.

— А как она может проходить… ну вообще?

Забавно видеть, как взрослый мужчина смущается — но он смутился.

— Мне, безусловно, придется поговорить с вэй-ганом о возможных путях… — пробормотал едва слышно и откланялся.

Угу.

Как лучше наладить ему поставку благородных девиц в кровать.

Насколько я знала, к девственности здесь относились без особого пиетета. Были, конечно, особенно строгие семьи, но среди большинства обязательным условием для совершения брака она не была. И я предполагала, что невинными девицами была от силы половина из присутствующих вэй. Потому, наверное, уж как-то они разберутся… со всем этим.