Отброшенные в Африку

Но если подойти к вопросу философски, то спасибо им, вина-то наша. Зачем на ночь глядя пугать народ, да еще военный! Они ведь запросто могли из какой-нибудь береговой мортиры долбануть – кто их знает, чем у них там был защищен порт при испанских плантаторах. В общем, хорошо, что Бата – не родной город Севастополь с его береговыми батареями, а то бы наша одиссея имела грустный финал.

Но даже и после инцидента с военными внутри у нас все весело булькало и лопалось, как в стакане с лимонадом. Поскольку весь наш коньяк был конфискован, то развлекаться оставалось только шипучим лимонным напитком – единственной остававшейся на борту жидкостью, не считая бочки моторного масла.

То обстоятельство, что после тяжелейшего перехода мы встретили прибывшее вскоре начальство хоть и вынужденно, но трезвыми и относительно прибранными, лишний раз доказывает, что крыло удачи над нами было все еще распростерто.

5.

Приняли нас радушно. Представители компании, для которой мы преодолели почти 5 тысяч морских миль, во главе с прилетевшим большим боссом, внимательно посмотрев нам в глаза и не увидев в них ничего кроме жажды пресной воды, успокоились и пообещали скорейшую доставку продуктов и топлива. Уже через полчаса все это было привезено на стареньком грузовичке Nissan с надписью MartinezHernanos на борту. И только когда мы обрели положенную морякам автономность, когда кэп доложился по форме и когда были соблюдены все формальности прихода, нами был задан главный вопрос: когда и кому мы передаем судно и на какой день назначен наш отлет?

Место, куда мы пришли и в котором предстояло работать будущему экипажу пока еще нашего кораблика, нас ошарашило. Первое, что бросилось в глаза с утра и от чего стало тоскливо – это высоченная кокосовая пальма, служившая нам вместо кнехта. А за 20-метровой полосой, свободной от растений, стеной стояли джунгли, шумевшие так, что даже грохот наших сигнальных ракет, недавно спасших нам жизнь, просто завяз бы в этой какофонии звуков.

Джунгли не позволяли рассмотреть ничего вокруг, поэтому мы предприняли попытку осмотра близлежащей территории. Обнаруженное свидетельствовало о бурной деятельности колонизаторов в относительно недалеком прошлом. Мы вышли на большой добротный причал со съеденными коррозией трубопроводами подвода топлива и воды для судов. Были и каменные постройки, говорившие о наличии когда-то портовой службы, но теперь прямо из их окон росли пальмы.

Пройдя по узкой, но хорошо утоптанной тропинке, мы наткнулись на деревянную кособокую хижину с надписью: «Бар-Дискотека» и поняли, что дошли до цивилизации. В баре оказались вполне холодное пиво и кока-кола. Странно было видеть прилавок с горящей свечой и стоящие на нем запотевшими банками. Электричества нет, а напитки ледяные – как такое возможно? Но самое поразительное – это полоска белых зубов, открывшаяся в улыбке и белки глаз, появившиеся откуда-то из сумрака за прилавком. Все остальное сливалось с темнотой.

Вскоре зубы и глаза трансформировались в стройную, неожиданно близко очутившуюся черную девушку. Она показала на банки и спросила на необычном на слух английском: «Сколько нужно»?

Целью нашей разведки было найти какую-нибудь мастерскую по ремонту тракторов, а не похмеляться. Поэтому мы не стали блистать нашим незнанием английского, не говоря уже про испанский, на котором девушка повторила вопрос и ушли, как говорится, огородами к кораблику.

Заблудиться мы не боялись – свернуть с протоптанной дорожки без, как минимум, бензопилы «Дружба» было просто физически невозможно. В общем через десять минут вся команда была в сборе. Капитан объявил, что за хорошую работу и трезвый вид народ, кроме меня как ответственного за железо, едет в город на отдых. Мне предстояло еще поработать с главным двигателем, поменять все фильтра и масла. И еще сделать профилактику генератору, он, работяга, был у нас один и не выключался почти месяц.

Должен сказать, что у меня особенные отношения с механизмами. Не знаю, правда, как оно работает, но мое присутствие действует на железо благотворно. Вот, например, не запускается какой-то механизм, ну никак не хочет, но стоит мне только подойти – и он начинает исправляться и слушаться. Не раз замечал за собой такое. Может, конечно, я впадал в такую ремонтную эйфорию, что помнил только начало ремонта и его конец, когда железный упрямец уже начинал слушаться… Короче, не знаю и объяснить никак не могу.

Механизмы «Осетра» стали для меня чем-то большим, чем железо. Я с ними и разговаривал, и успокаивал, и упрашивал. Когда смотреть за борт было уже не то что страшно, а просто кошмарно, я мысленно спускался на микроуровень каждого механизма и упрашивал, умолял, например, регулятор двигателя держать стабильные обороты, потому как видел, что одна маленькая деталька в его конструкции чувствует себя совсем плохо. А остановка из-за нее в бушующем океане – это для нас на 100% смерть. Кто нас спасет и кто будет нас искать на таких просторах?

За время перехода я узнал все болячки, капризы и привычки железа, которое вынесло нас из многих передряг. Кроме меня, капитана и большого босса, мало кто догадывался и до конца понимал, на какую авантюру мы подписались, когда пустились в плавание по океану на суденышке, предназначенном для прибрежного лова рыбы.

На «Осетре» не было ни одной дублирующей системы, ни единого дублирующего механизма, которые предусмотрены на больших океанских судах. Все у нас было только в одном экземпляре. И если бы что-нибудь вышло из строя во время шторма, то это была бы практически неисправимая авария. Запасные части, которые мы взяли с собой, при штормовом волнении в океане не поставить, потому, что теряя ход, судно становится бортом к волне, а это для нас, маленьких, почти смерть.

Переваривая все это, я сидел в машинном отделении и разговаривал с механизмами, остывающими после двухмесячного напряга. Еще я благодарил морского бога и крылья всех ангелов, которые прикрывали нас от проносившихся мимо смертельных опасностей. А когда я вышел на палубу, то с удивлением обнаружил двух аборигенов. Они стояли с сумками в руках и смотрели на меня.

Первое, что пришло на ум – будущие пассажиры уже становятся в очередь. Не зная, как себя вести в этой ситуации, я присел на баночку и закурил. Все, что за периметром парохода, меня не касается, решил я и решил не делать ничего. Через минуту из-за стены джунглей показалась белая «Тойота», за рулем которой сидел большой босс. Поздоровавшись, он сказал, чтобы я принял на борт этих двоих, оказавшихся гвинейскими механиком и боцманом.

– Лучшие специалисты в этой части страны, – сказал большой босс. – Покажи им, чего нельзя трогать, чтобы не утонуть и поехали. Надо очень серьезно переговорить, желательно без ушей.

Выехав из заброшенной части порта, мы оказались во вполне современной его части. Гнетущее впечатление от захолустья, в котором мы оказались, куда-то исчезло, и теперь меня распирало от любопытства.

Я смотрел на экзотические, совершенно картинные виды, на которых одна Африка, словно застрявшая в прошлых веках, контрастировала с другой – вибрировавшей от нетерпения в ожидании рывка вперед. Рядом с убогими деревянными постройками под соломенными крышами стояли 20-тонные грузовики «Мерседес». Распаренные от жары черные водители потягивали что-то из бутылок и банок и смотрели телевизор, запитанный от современного переносного генератора. Я почувствовал, как нервы начали отпускать, и непонятно от чего даже накатила слеза.

Босс все понял, и мы заехали в барчик под соломенной крышей. На вопрос откуда у них холодное пиво при отсутствии электричества и генератора, пожилой хозяин ответил, что холодильник работает на керосине, к тому же иногда на пару часов дают свет – это зависит от наличия солярки на дизель-электростанции.

Я попросил хозяина позволить осмотреть его холодильник, я даже залез за него, а когда все выяснил, то окончательно успокоился. Обыкновенный абсорбционный принцип, только вместо электрического нагревательного элемента стоит керосиновая горелка. Класс. Вот бы такой к нам в Крым, в темное начало 90-х.