Отчаяние. Том 1
Шрифт:
— Выйди. Спокойно.
— Да мне бы… — Я начал, но тут меня схватили под руки. Аккуратно, но крепко. Потянули наружу. — Эй! Да вы чё, бл… — Меня удержали. Подбежали двое в красных куртках, с рюкзаками — медики.
— Мы посмотрим! — крикнула женщина. — Он весь в крови!
— Не трогай, — прошипел я, — не лезь. Что ты мне дашь, а? Пластырь? Перебинтуешь так, чтобы кишки не вывалились? Спасибо, сам справлюсь.
Они опешили. Полицейский шагнул ближе.
— Послушай, ты на ногах держишься чудом. Мы можем…
— Нет, — оборвал я. — Скажи, где тут отель. Или комната. Любое
Он снова посмотрел на медика, потом в рацию что-то сказал. Через минуту к обочине подъехал серый джип.
— Садись, — сказал он. — Отвезём. Здесь недалеко есть центр размещения. Пострадавшим от катастрофы — бесплатно.
Я кивнул, хромая, направился к багажнику.
— Подожди, что ты… — начал один из копов.
— Машина — хлам, — отозвался я. — Забирайте, если надо. Или разбирайте на запчасти. Мне только рюкзак.
Открыл крышку. Вытащил рюкзак — тяжёлый, потёртый, с пятнами чужой и своей крови. Закинул на плечо. Щупальца шевельнулись и потуже зажали бок. Сел в джип. Закрыл глаза.
— Поехали. Пока сам не сдох за рулём.
Дальше был короткий путь по ночной Брешиа. Улицы мёртвые. Огни тусклые. Несколько заброшенных зданий. Один горящий контейнер. Несколько блокпостов с мешками и турелями. Город жил — но не как раньше. Теперь тут правил страх.
Меня привезли к четырёхэтажному зданию с сеткой на окнах. Когда-то — отель. Теперь — убежище. Пара охранников у входа, девушка в жилетке с блокнотом на ресепшене. Она удивлённо взглянула на меня.
— Новый? — спросила.
— Типа того, — ответил я, держась за стену. — Номер до утра. Один. Мне не до разговоров.
— Вы ранены…
— Все тут ранены.
Она только кивнула, протянула ключ.
— Второй этаж. 208. Там есть аптечка. И вода.
— Спасибо.
— Бесплатно. Для таких, как вы. Это по программе помощи.
Я не ответил. Просто пошёл. Поднимался по ступеням медленно, будто по горам. Ключ дрожал в руке. Пару раз почти терял равновесие. Щупальца подсказывали, как держаться. Слабым касанием к перилам.
Дверь открылась с хрипом. Комната — крошечная. Кровать. Стол. Умывальник. Даже телевизор на стене — мёртвый. Занавески прорваны. Но чисто. И тепло.
Я захлопнул за собой. Заперся. Снял рюкзак. Бросил в угол.
Сразу в душ. Скинул одежду и залез под воду. Холодная. Горячей нету. Пофиг. Главное кровь смыть.
Помывшись, осмотрел раны. Кровь не идёт, кишки не теряю. Отлично.
Упал на кровать. Несколько секунд смотрел в потолок, слыша, как пульс в ушах стучит как молот.
Как же все сука болит.
Как же все сука заебало.
Деактивировал щупальца и закрыл глаза.
Проснулся от стука.
Глухо. Настойчиво. Как будто кто-то барабанил кулаком в череп.
Я медленно поднял голову. Тело ломило, но уже не так, как вчера. Боль ушла в фон, превратившись в привычную тень. Регенерация сработала как надо — и всё равно ощущал себя выжатым, как тряпка. На часах — семь утра. Раннее утро. За окном — серый свет, как разлитый пепел.
Стук повторился.
— Да иду я, мать вашу, — буркнул я.
Поднялся. Тело ныло, но слушалось. Щупальца не активировал —
не хотел пугать. Шагнул к двери, по пути накинув только трусы. Открываю.На пороге — военный. Бронежилет, автомат за спиной, камуфляж свежий, даже волосы аккуратные. Рядом — женщина в форме медика, с планшетом и сумкой. И оба… зависли. Как будто я был не человек, а рассечённый анатомический плакат.
Молчат.
Я вздохнул.
— Что? — спросил.
Глаза у медика метнулись по телу — от плеча с ожогом до бока, где вчера торчали рёбра. Татуировки рун — чёрные, кроваво-синие, резкие линии, пересекающие старые шрамы.
Резаные, рваные, пулевые, ожоги — десятки меток. Живое досье.
— Простите… — наконец выдавила она. — Мы пришли осмотреть вас. Проверить состояние. Вы ведь вчера… были в очень тяжёлом…
— Был. Сейчас — не очень тяжёлом, — перебил я. — Состояние — живой. На ногах. Голова работает. Аппетита нет, но это не новость. Спасибо за заботу.
Военный кашлянул, глядя куда-то мимо меня.
— Простите, просто… ваши раны. Они… зажили. Это… не может быть.
Я пожал плечами.
— Бывает. У всех организм по-разному работает. У меня — быстро. Мутация, может. Или черти в душе швы зашивают, не знаю. Но работает. Остальное — не ваше дело.
Пауза. Женщина явно хотела ещё что-то спросить, но не решилась.
— Всё? — спросил я. — Я просто… спал. И хотел бы продолжить либо с завтраком, либо с одиночеством.
— Мы… да. Простите. Просто… — она покосилась на военного, тот кивнул.
— Рады, что вы в порядке, — сказал он.
— Пока что, — ответил я и захлопнул дверь.
Оперся спиной о неё. Глубокий вдох. Потом выдох. В теле всё ещё пульсировала боль.
Я подошёл к раковине. Включил воду. Плеснул на лицо. В зеркало не смотрел. Не хотелось.
Пора было собираться. До Воронежа — ещё чёрт знает сколько дороги.
Завтракал я прямо в номере. Каша в пластиковом контейнере, две гренки и кофе, похожий на мазут. Горячий, чёрный, крепкий — как надо. Аппетита не было, но организм требовал топлива. Я ел молча, глядя в потолок, пока не пришло осознание: надо бы поработать.
На столе лежал лист из блокнота. Рядом — карандаш. На полях — наброски рун, эскизы, пометки. Я пытался составить новый став, что-то универсальное, что усиливало бы живучесть. Не просто регенерацию — с этим у меня и так порядок. А именно: стойкость тканей, сопротивляемость внутренним разрывам, компенсация кровопотерь, упреждение шока.
Идея проста: руна Эйваз — как основа, древо и опора. К ней — Беркана для восстановления и Наутиз для экстренного актива. Всё логично. Но вот проблема — не лезет. Как бы ни крутил, как ни сплетал вязь — выходит громоздко. Не став, а чертеж под татуировку на спину. А мне надо — максимум с ладонь, для быстрой активации.
Исписал пол-листа. Зачеркнул. Перевернул. Начал заново. Пробовал перевернуть Соулу и внедрить в структуру Тейваз, чтобы собрать направленную внутреннюю структуру восстановления… И снова не срастается. Или активируется медленно, или даёт перегруз. Вчерашняя бойня показала — времени на долгую активацию не будет. Мне нужно быстро. Сразу. Без промедлений.