Отчего бывает радуга

– Товарищ Горшин, неужели вы совсем не узнали меня?
– спросил я лейтенанта.
– В лесу-то не так давно эти ребята ниготкового цвета пытались нас с Мильчиным схватить...

– А, художники?
– воскликнул Горшин.
– Ну, все ясно! А то гляжу и никак не могу вспомнить: лицо парня очень знакомо, но при каких обстоятельствах, не вспомню... Так в темных очках все время и ходите? Ну как у вас со зрением?

– Все так же: по цвету насквозь вижу, - чуть хвастливо ответил я.

– И вы, Константин, предполагаете, что крупное хищение меда должны совершить эти... Какого они цвета-то?

– Ниготкового, такого сиренево-фиолетового. Но, конечно, не все и не всегда, - пояснил я.

– Ниготков с сообщниками... Кстати, Игорь Словесный был тогда с ними в лесу, когда они пытались поймать меня и отвертеть мне голову.

Горшин быстро, кратко записал суть нашего "сигнала" и снял трубку.

– Алло! Катя? Двенадцатый...
– Он помолчал.
– Горшин беспокоит. Слушай, Руслан, я тебе так и не дам отдохнуть сегодня!..
– Он засмеялся. Буквально сейчас получил сигнал. Вот тут у меня двое молодых людей сидят. Один из них Дымкин, Костя. Помнишь, художники?.. Да, да! Есть предположение, что готовится крупное хищение меда с пасеки... Да, с пасеки! Но, по-моему, тут дело не медом пахнет. Так что давай-ка, Руслан, пока что к Сташкову наведайся. Надо срочно прозондировать, как там у него на пасеке... Темкин? С минуты на минуту с задания вернется. Да, да! А я пока предприму все, что необходимо... И Темкин подключится. Приходи!

Не проговорили мы и десяти минут, как вошел смарагдовый, почти что изумрудный старшина - огромный сухопарый парень.

Горшин представил нас друг другу и коротко рассказал старшине Руслану Кукушицкому обстоятельства дела.

Скоро за окном затарахтел подкативший мотоцикл.

– А, вот и Темкин! Прекрасно!
– сказал Горшин.
– Костя Дымкин, вы пока что останетесь здесь, в Остинке. Вроде бы связным, поскольку вам, кажется, известны кое-какие подробности. Ты, Кукушицкий, на пасеку!

– А мне, товарищ лейтенант, - сказал я, - больше ничего и неизвестно. Не больше, чем теперь вам.

– А этого ни мы, ни вы не знаете: кому больше, кому меньше. Тут это и выяснится.

– Нет, - возразил я, - лучше мне быть в Подлунной, на берегу реки. Пасека там рядом, и эти типы едва ли Подлунную минуют.

– Хорошо, - кивнул Горшин.
– Но самому не мудрить. В Подлунной тебе любой поможет. Если что, звони. Там может появиться какой-нибудь незнакомец, конечно. Как, по цвету можешь что-нибудь определить?

– Конечно, могу. Главное запросто определяю.

– Подожди, тебя подвезут туда. Старшина Кукушицкий, задание ясно?

– Так точно! Почти все ясно, а в остальном разберемся.

– Дорогой все объяснишь Темкину. Давайте мигом в Подлипки, через мост к пасеке!

Мы с Ларисой вышли на улицу, а Горшин еще что-то говорил Кукушицкому и Темкину.

Мы с Ларисой медленно пошли по улице. Совсем неожиданно оказались на краю этого небольшого городка. Какая-то женщина объяснила мне, что от Остинки до Подлунной всего километра четыре. "Молодые!
– поощрительно воскликнула она.
– Не успеете оглянуться, как там будете!.."

Стоял теплый безоблачный вечер, и пройти четыре километра по летней лесостепной дороге, которая причудливо вилась среди холмов, было одно удовольствие...

Небольшая деревенька Подлунная тянулась не вдоль высокого левого берега полноводной реки, а в основном вдоль правого берега поросшего оврага, по которому протекала худосочная речушка. Так что одним, расширенным, словно устье, концом деревенька упиралась в берег широкой реки.

Мы с Ларисой остановились близ реки, неподалеку от дома бабки Анисьи, матери Демида Ниготкова. Я сел на скамейку у чьих-то ворот, а Лариса с банкой пошла к интересовавшему нас дому.

Я видел, как она подошла к калитке... Да, это в том дворе все время лаяла собака... Когда Лариса подошла, собака залаяла еще сильней и тут же лаять перестала. "Узнала Ларису", - подумал я. Но Лариса почему-то все стояла у калитки, потом вернулась ко мне.

– Дома у них никого нет, - сказала она.
– Все закрыто, даже ставни... И какая-то собака на цепи, на твоего Джека похожая... У них маленькая была...

– На Джека?..

Мы быстро пошли к дому бабки Анисьи.

Я заглянул во двор. На цепи сидела собака, поразительно похожая на того Джека...

– Джек!
– негромко выкрикнул я.

Собака радостно заметалась, залаяла, заскулила.

Я вбежал во двор, Лариса - за мной.

– Смотри!
– удивилась она.
– Яму какую он лапами вырыл!..

– Ну и люди!
– возмутился я.
– До отвала накормили его с утра, а пить не поставили. Вот он и роет землю, воду ищет.

Я снял с собаки ошейник, и мы побежали к реке. Джек долго с жадностью лакал из реки воду.

Мы с Ларисой, свесив ноги, сидели на высоком зеленом берегу. Я недоумевал: как оказался здесь Джек?.. Что могло означать его появление?.. Ну вообще чудеса!

Вокруг было пустынно, тепло и тихо. Солнце клонилось к закату.

Перед нами текла широкая река. На противоположном берегу далеко во все стороны, с прогалами, раскинулся смешанный лес. Неподалеку внизу купались трое мальчишек.

У того, который, путаясь в рубашке, одевался, я спросил:

– Эй, мальчик! Ты не знаешь, откуда у бабки Анисьи эта собака взялась?

– Откуда?..
– Он просунул в ворот рубашки голову.
– А сегодня рано утром прибежала. Следом за хозяином.

– За каким хозяином?

– Ну к бабке Анисье вчера гость приехал. А собака всю ночь бежала и нашла его...

Неужели бабкин гость - это тот сизый дядя, который тогда вечером куда-то вел Джека, чтоб избавиться от него? Вот уж действительно отчего-то привязалась собака к человеку и не отстает теперь.

– Вы нас перевезете?
– спросил я.

– Ну давайте побыстрей!
– скомандовал мальчишка.
– Не мешкайте. Вон к лодке идите...

– А обратно потом перевезете?
– спросила Лариса.

– Если не ночью, - пошутил мальчишка, - ночью сами переплывайте.

– Ну минут через сорок или час, - сказал я.

– Ладно...

Скоро мы вместе с Джеком были на правом берегу.

Джек как сумасшедший носился вокруг нас, гонялся за огненноцветными бабочками, вынюхивал что-то в траве.

Мы вошли в лес.

Старая, поросшая низкой и очень густой травой дорога мало-помалу поднималась вверх. Освещенные вечерним солнцем хризолитовые вершины деревьев были неподвижны. Ультрамариновые стволы и голубые и синие сучья, казалось, застыли в неподвижном вечернем зное. Лес вокруг был невысокий и негустой. Составляли его в основном лиственные деревья. Но кое-где среди полян высились и огромные одиночные сосны и ели.