Отчим. Куколка для Монстра

Освобождаю член, медлю, Вита смотрит теперь на то, как я сжимаю свой стояк в руке, тянет свою ладонь, обхватывает, скользит по нему, я толкаюсь навстречу, сжав до скрежета зубы. Нет, так долго не протяну, но позволяю ей изучать меня, при этом глажу ее волосы, хочется сорваться и начать вколачиваться в ее нежную плоть, но я медлю.

— Не могу больше… не могу…

Шепчу что-то невнятное, всего трясет, завязывая жилы тугим узлом, развожу ее бедра шире, приподнимая под ягодицы, вхожу в нее одним движением, насаживая на себя, заполняя собой полностью.

Громко выдыхаю, останавливаюсь. Нет, так никогда и ни с кем не было.

Кто знает, жизнь она моя или погибель?

Глава 30

Руки дрожат. Колотит, словно в припадке.

Ненавижу его. Ненавижу так, что хочу убить.

Его взгляд холодных глаз. Его власть надо мной.

Его наглость, то, как он берет, что хочет, а я позволяю, потому что слабая и ничего не могу сделать. Он управляет мной, гасит гнев, заставляет испытывать невероятные эмоции от близости.

Ненавижу сама себя за это!

Делаю воду холоднее, странно, внутри все горит огнем, а трясет, как от холода. Я кончала вместе с ним, цеплялась за плечи, не кричала, а уже хрипела. Горячий, притягательный, я хотела еще, его всего, мне было мало.

Сперма стекала по бедрам, он гладил меня по лицу, а когда заглянул в глаза, как током ударило. Горн не отпустит меня.

— Моя, ты моя, Виталина.

— Отпусти.

— Запомни.

— Отпусти!

Вырвалась, словно опомнившись, после того что случилось. Кое-как оделась, выбежала из кабинета, как назло, столкнулась у лестницы с Антоном. Быстро вошла в свою комнату, потом в ванную, встала под воду, начала раздеваться, не понимая, что со мной происходит.

Навалилось все сразу. Болезнь, отчаяние, непонимание того, что будет дальше. У меня была цель, я жила с ней, училась, другого не знала. И все рухнуло.

Еще и отчим. Мать непонятно в каких истериках и перепадах настроения, Антоша, Вальтер, прислуга в доме — молчаливый Тигран, нервный Федор, пугливая Марина. Спасали только Ксюха, наши долгие разговоры, и Паша, который писал и звонил каждый день.

Немного пришла в себя, пора завязывать так истерить и уже разобраться с собой и с тем, что происходит вокруг. Если отец Павла говорил правду и Гону нужен полный контроль над бизнесом отца, то странно, почему он ничего не предпринимает и не уговаривает меня и мать все переписать на него?

Нет, я не сильна во всех этих вопросах, я от них далека, как никто, но нужно хоть попытаться в чем-то разобраться. Если не Горн, то кто будет управлять компанией и позволять нам жить, ни в чем не нуждаясь?

Вышла из душа, завернулась в полотенце, посмотрела на себя в зеркало. Вид странный, губы припухли, глаза огромные, в них блеск. По телу все еще идут отголоски яркого удовольствия. Стыдно вспомнить и признаться самой себе, но мне понравилось.

Оказывается, я любительница жесткого секса, это было бы смешно, если бы не было так грустно, и если бы Горн не был мужем моей матери. На эту тему можно размышлять сколько угодно, но не хочу, даже лучшей подруге, можно сказать, единственному и родному человеку, не рассказала о своей связи с Дмитрием.

Вышла из ванной, испуганно замерла на месте, в кресле вальяжно сидел Антон, листая книгу.

— Какого хрена ты здесь делаешь? Или тебе мало было того фингала под глазом? Пошел вон из моей комнаты, а желательно из моего дома.

— Твоего здесь практически ничего нет, а скоро так совсем ничего не останется, и пойдешь ты, Виталина, на трассу продавать тело за небольшие деньги.

— Ты болен, Антоша? Или еще вдобавок глухой? Я сказала, вон пошел!

Некровный родственник начинает напрягать, у него это хорошо получается — одним лишь видом выводить меня на эмоции. То вопросы задает, выказывает показное сочувствие, то вот с такой ухмылкой пытается задеть. У него это получается, сука.

— А то что? Закричишь? Позовешь на помощь? Ты ведь уже не девочка, дядя постарался, успел, так сказать, сорвать вишенку.

Внутри все холодеет, сжимаю полотенце на груди сильнее, до боли в суставах. Какое этому уроду вообще дело до моей личной жизни? Или он решил, что теперь, после дяди, можно воспользоваться и самому мною, а дядя на это благословил?

— Я клянусь, Антоша, рано или поздно тебе кто-то отрежет яйца вместе с членом и засунет все… нет, не жопу, как ты наверняка любишь, а в глотку… и заставит проглотить.

Антон на мгновенье теряет самообладание, бросает книгу на тумбу, я вздрагиваю от грохота. Подходит, не двигаюсь с места, я таких гондонов бояться не должна и не буду.

— Как интересно все в этом доме происходит, все друг друга трахают, и никто ничего не замечает. А если мать твоя узнает, как шикарно ее дочурка проводит время с ее же мужем?

— Чего ты хочешь? — Я задаю правильный вопрос, отпираться и оправдываться — это значит признать то, что происходит, а я сама еще не осознала масштаб своего греха и катастрофы.

— Какая догадливая и сообразительная, ты меня удивляешь, Виталина. Нужно завещание твоего отца, я уверен, оно у тебя или ты знаешь, где оно лежит. Принеси его мне.

Поворот неожиданный.

Завещание?

Значит, ни у кого его нет или есть, но не то, какое нужно? Отец Павла, Сергей Викторович, говорил, что мать только с моего согласия — как, видимо, и я с ее — может распоряжаться своей долей в компании и кому-либо ее передавать, дарить, продавать.

Кажется, Горн именно с этим расчетом и привез меня в дом отца, чтобы как-то втереться в доверие, убедить продать за копейки акции. Мать уже согласна на все ради него, заглядывает в рот, как под гипнозом, слушается, как собачонка. А в скором времени и я начну так себя вести, к этому все идет.

??????????????????????????— Твоя просьба согласована с Горном? Или это самодеятельность и отсебятина?

— Да что ты знаешь, сука, вообще?

Не думала, что столь простой вопрос вызовет у Антона эмоциональный всплеск, даже сделала шаг назад, меня продолжало трясти от ненависти к нему и его дяде.

— Объясни, я слушаю!

— Это все из-за твоего отца, из-за суки Туманова! Это он убил моих родителей, они сгорели заживо в машине, а дядя успел выбраться. Это твой отец заказал их, а перед этим кинул моего отца, отобрав у него компанию, которую он основал. Потому что это мой отец нашел золото и основал там прииск, а Туманов, гнида, все присвоил себе!

Столько ненависти в свой адрес я не чувствовала давно. Антошу разрывало на части, губы тряслись, он побледнел еще больше, на лбу выступила испарина, вены на шее напряглись, а кулаки сжались. Наверное, в таком приступе гнева можно и убить.

— Ненавижу и презираю вас всех, тебя, мать твою, шлюху конченую, все, что с вами связано!

Пришлось сделать еще и еще шаг назад, Антон наступал, казалось, еще немного, скажи я хоть слово, и он просто вцепится мне в горло и задушит. Разум понимал, что надо молчать, не провоцировать. Но когда я слушала его?