Отчим. Куколка для Монстра

Нет, осознание случившегося придет и накроет меня потом, не сейчас. Сейчас было слишком хорошо и накрывала усталость. Дмитрий отстранился, повернулась на бок, я закрыла глаза, чувствуя, как пульсирует между ног, как легкая боль все еще пронзает низ живота, а еще слишком влажно, но сил нет встать и принять душ.

Меня окутывает что-то теплое, я проваливаюсь в черную тягучую бездну сна. Я танцую. Пустая пыльная сцена, лишь яркий луч софита освещает мою фигуру. Я в красном, распущенные волосы, выполняю пируэт за пируэтом, закручиваясь в вихре, начинаю гореть, воспламеняюсь изнутри, вспыхивая ярким пламенем.

Просыпаюсь. Жарко, очень жарко. Голова раскалывается от боли, в груди давит, с трудом открываю глаза, уже светло. Сажусь, ведет в сторону, во рту сухо, хочется пить. Все тело покрыто холодным липким потом, но голова горячая.

Встаю, откидывая покрывало, иду в ванную, нужно просто принять душ, смыть все с себя, и все будет хорошо. Кое-как, медленно ступая, захожу в душевую, включаю воду, а меня начинает колотить озноб, делаю погорячее, но не помогает. Дышать больно, воздуха не хватает, а боль в груди становится острее.

Сажусь на пол в каком-то полуобморочном состоянии, перед глазами все плывет, хочется лечь и заснуть.

— Вита! Вита, что с тобой? Вита!

Знакомый голос, это Горн.

— Вот же черт! Вита! Очнись! Ты слышишь меня?

Подхватывают на руки, куда-то несут, холодно, очень холодно.

— Вальтер! Вальтер! Вызывай «скорую», срочно! Вальтер!

Не понимаю, зачем «скорая», кому она нужна? Что за паника? Кому-то плохо? Но в груди снова давит, я морщусь, сил нет открыть глаза. Что со мной? Это наказание за вчерашнее, за то, что я переспала с мужем матери? Отдалась отчиму? Предала единственного близкого человека, свою мать, какой бы она ни была?

Или я уже начинаю гореть в аду своих грехов? И это мое наказание?

Глава 25

Горн

— Дмитрий Германович, у нас проблемы?

— У нас нет проблем.

— Я считаю, что в лице этой девочки у нас появились большие проблемы.

Вальтер говорит сухо и монотонно. Факт, который я отрицаю. Сам решу свои планы, к которым иду не первый год. Сам, добровольно отказываюсь от мести, когда до ее воплощения осталось совсем немного.

Но случилась Виталина.

Дочь моего врага, которого я ненавижу лютой ненавистью, так же люто желая ее. Хотел подмять под себя, сломать, сделать покорной и послушной. Нет, даже не в сексуальном плане, думал, я сильный и подобные слабости мне чужды.

Но случилась Виталина.

Красивая, тонкая кукла. Дерзкая, смелая, выкрикивающая в глаза все, что думает, а думает она правильные вещи. Подсказал, конечно, кто-то, не без Белова обошлось, этой крысе словно сказали «Фас!», чтобы взять меня. Но это даже к лучшему. А следак роет дерьмо носом, пусть роет, у меня все чисто, компания почти моя.

Но случилась Виталина.

Черт, эта фраза вновь и вновь прокручивается в голове заевшей пластинкой. Вальтер равнодушно смотрит, поджав сухие губы, ждет ответа, что у нас проблемы.

— Не стоило с ней сближаться.

— Может быть, ты заткнешься? — Я повышаю голос. — И так хреново.

Так погано мне давно не было.

Всего корежит и жилы выворачивает наружу. Со вчерашнего вечера, когда эта девчонка закатила скандал за столом, а потом решила уйти. Надо было позволить ей это сделать, но вернул и сорвался у ворот, на морозном ветру, обжигающем кожу, целовал ее и горел, чувствуя, как это уже переживал. Как покрытый неровными рубцами ожог на спине снова начинает саднить болью и нет от нее спасения.

Сам не помню, как довел ее до спальни, хотел там оставить, закрыть, чтобы сидела тихо и не натворила глупостей. Но остался сам и совершил свои. Потому что понимал: не возьми я ее сейчас, не переболей этим, это бы все равно неминуемо случилось позже.

Этого было не избежать.

Понял это потом, когда все случилось, а еще что не смогу отпустить ее, отдать другому, спокойно смотреть со стороны, как это было раньше, и держать себя, сковывая калеными цепями эмоции.

Не сопротивлялась, сама целовала, кусая губы, царапая плечи до крови, но я не чувствовал боли, лишь свою потребность в этой девушке. Возбуждение разрывало на части, член болезненно упирался в ширинку. Готов был кончить лишь от прикосновения к ее обнаженной коже, к груди.

Дорвался как одержимый, думал, ребра ей сломаю или сделаю больно, возьму грубо, знал, что девственница, даже не спрашивая. Просто знал, как зверь, чуял запах нетронутого лона, лишь я, только я буду первым и последним в ее жизни. А если нет, то не жить ни ей, ни мне.

Соски припухшие, грудь небольшая, в ладони помещается, а я впивался в нее, кусал, засасывая в рот нежную плоть. Трогал влажные половые губы, лаская вдоль промежности, а она выгибалась навстречу, стонала, просила большего.

Взял грубо. Вошел одним толчком на половину длины члена, замер, сходя с ума от того, какая она внутри узкая и горячая. Подобно животному, учуял кровь, опустил голову, опершись на колени, сжал челюсти до скрежета зубов. Член входил медленно, я просил ее расслабиться, стимулировал клитор, но Вита была напряжена, а у самого слюна скапливалась во рту, как хотел попробовать ее на вкус.

Не выдержал, вышел, припал к раскрытой киске губами, начал слизывать ее влагу, кровь, понимая, что никогда бы и ни с кем не позволил себе такого. Но с ней можно. Она МОЯ.

Яйца отяжелели от спермы, все тело покрылось потом и испариной, а когда она кончала на моих губах и языке, пронзая тишину криком, уши закладывало. Долго еще слышал этот крик и чувствовал вкус ее оргазма во рту.

Снова вошел в нее, мышцы сжимали мой член, доили, киска просила спермы. Кончил, изливаясь глубоко внутрь, член пульсировал, а я хрипел, поглощенный удовольствием, которого не испытывал никогда.

Заснула сразу, повернулась на бок, сложила руки под голову. Перед глазами все еще были красные круги, ноги едва держали. Взял с кресла покрывало, накрыл её, оделся, вышел, прикрыв двери, не оборачиваясь, понимая, что могу остаться. Ушел в кабинет, не спал всю ночь, понимая, что случившегося не исправить и я уже обречен.

Случилась Виталина.

Ее имя означает «жизнь», рядом с ней я дышу, так что легкие обжигает огнем. Рядом с ней сердце не похоронено под толстой могильной плитой, оно трепещет, оно вырывается наружу, выламывая ребра.

Вальтер прав, у нас проблемы. У меня проблемы.

— Что там говорили врачи, я ничего не понял.

— Я понял, что все не так хорошо, как могло бы быть.

Белые стены клиники угнетают и давят. Не был в таких давно уже, но они давили на меня месяцами десять лет назад. Тогда я сам лежал в такой же с ожогами, понимая, что потерял брата в страшной аварии.