Отдел дознания

— Да ладно, Паша, это я так…- старший «убойной группы» тяжело упал на стул: — Сам же знаешь, я пока в группе один, никого еще не дали, а бумаги сыпятся десятками, не знаю, за что хвататься.

— Ладно, с этим делом я тебе помогу. — я решил, что с Клименко лучше дружить, поэтому сделал шаг навстречу замотанному коллеге: — Я сегодня в СИЗО собрался, поработаю с жуликом, из-под которого информация по трупу пошла, попробую с него что-то вытрясти по этой женщине, но, Леша, сразу говорю — ничего не обещаю и на меня не ссылайся.

— Паша, реально меня выручишь, если хоть что-то привезешь! — обрадовался коллега и быстрым шагом вышел из кабинета, пока я с него чего-нибудь «вкусного» не попросил, в качестве ответной любезности.

Локация — следственный отдел Заречного РОВД.

— Нет, нет и нет! — молодящаяся женщина-майор, старший следователь, в чьем производстве находилось дело по драке с участием Николая Попова, внезапно превратившееся в преступление, предусмотренное статьей сто восьмой уголовного кодекса «Тяжкие телесные», от избытка чувств замахала на меня пухлыми белыми руками: — Никакого разрешения на работы в СИЗО с подследственным я вам не дам. У меня дело сложное, много…

Дама хотела соврать, что дело многоэпизодное, но вовремя прикусила язык, хотя, в любом случае, она была в своем праве. Постановление о аресте фигуранта оформляла она, поэтому она и решала, кто имеет право общаться с ее арестантом, а кто не имеет. Безусловно, я бы прекрасно обошелся и без нее, но мой однокашник из опер части СИЗО на мой вопрос по телефону — какой коньяк он любит в это время года, ответил, что у них, в изоляторе, произошел очередной скандал, подробности которого он сообщать по телефону не будет, и начальник тюрьмы затянул гайки, запретив «поднимать» жуликов в кабинеты оперативников для задушевных бесед с территориальными операми. Теперь, на ближайший месяц, по крайней мере, все делается только официально — разрешение на следственные действия от следователя, что ведет дело арестанта и работа только в допросных, где зачастую, в общий зал, набивается несколько правоохранителей, а также адвокатов, и что характерно, каждый со своим «клиентом».

— Так что брат, пока ни как. — грустно попрощался со мной старший лейтенант внутренней службы и положил трубку. И вот я стою перед этой… дамой и уговариваю ее дать мне разрешение на беседу с Поповым.

— И вы абсолютно в своем праве! — широко улыбаюсь я опешившей собеседнице: — Только у нас там труп криминальный нарисовался, к которому ваш подследственный отношение имеет. Поэтому я через час привезу и сдам в дежурную часть вашего РОВД другую бумагу — отдельное поручение, где, со ссылкой на то, что вы не разрешили мне с Поповым самостоятельно поработать, будет поручено вам и вашим операм отработать и допросить Попова на причастность к убийству женщины. И ответ на это отдельное поручение с вас начнут требовать буквально через три дня, как раз, сразу после выходных. И простой отпиской здесь вы не отделаетесь — у нас район маленький, тяжкие преступления случаются редко, поэтому отрабатывают их на совесть, по полной программе. А если дело не раскрыто будет, мы на всех/ заслушиваниях будем сообщать, что не раскрыли его по вашей, милейшая, вине, так как жулик за время вашего следствия, пока вы нам запрещали с ним работать, пообтерся в блатном сообществе и полностью вписался в криминальное сообщество… Вы, кстати, как часто его допрашиваете? Наверное, через день в СИЗО ездите, следственным путем его «колете», комбинации разыгрываете?

Я еще много, что готов был сказать опешившему старшему следователю, но она, пробормотав что-то вроде «тварь», подписала мой запрос и, как ядовитую змею, бросила документ в мою сторону.

— Данке шон! — почему-то, по-немецки, поблагодарил я тетю, шаркнул ножкой по полу и поспешил на выход — надо было спешить, если я хотел увидится сегодня с гражданином Поповым, а то в этом СИЗО, как в детском саду, то карантин, то обед, то сон час.

Локация — СИЗО №1 Города, остановка «Гуманитарная».

В мрачном зале для допросов, куда меня определили девочки из «регистратуры», стояли четыре стола, но занят был только один — дама, очевидно адвокат, и ее клиент, тревожно оглянулись на скрипнувшую входную дверь, после чего склонились голова к голове, перейдя на тихий –тихий шепот.

Я сел за противоположный от «соседей» стол, достал газету бесплатных коммерческих объявлений и погрузился в криминальную сводку, печатаемую на последней странице — журналисты, зачастую, писали о громких преступлениях интереснее, чем докладывали на утренних селекторах руководители районных отделов.

Попова привели минут через десять, парень окинул меня наглым взглядом, плюхнулся на стул, вытянул ноги.

— Курить есть?

— Не заслужил еще. — я равнодушно смотрел на мочку уха жулика, не встречаясь взглядом с его глазами.

— Ты кто есть такой?

— Отдел дознания. Пришел к тебе за явками по погребам, которые ты вскрывал этой зимой и весной.

— Не знаю ничего ни про какие погреба, нет за мной такого. Я встал на путь раскаянья и про свое дело все честно рассказал товарищу следователю. А больше за мной ничего нет.

— Смешная шутка, в камере, наверное, каждый вечер над ней смеются. Ну нет, так нет. Мать-то у тебя чем занимается?

— При чем тут мать? — насторожился жулик.

— Ну как — при чем? Сейчас поеду к ней, выгребу у нее всю консервацию с тех погребов, что ты ей натащил… Она же ворованными соленьями почти каждый день у кинотеатра «Виктория» торгует? Так вот, выгребу все, что еще не продано, и задержу ее на трое суток по сто двадцать второй статье, а потом сюда оформлю…

— Не имеешь права, она инвалид… И торгует она своими овощами.

— С третьей группой инвалидности, что ли? Не смеши меня, определят сюда за милую душу. Вы же с матерью в Томской области прописаны? Вот для этого и закроют, что бы мама от следствия домой не сбежала. Тебе же твой следователь объяснял, что, если бы была у тебя местная прописка, возможно, тебя бы никто не арестовал, жил бы под подпиской о явке, а так… А чем твоя уважаемая мама хуже? Тоже не местная, живет в чужой квартире…

— Мы у тетки живем…

— То, что вы живете у родственницы и ждете, когда она помрет и вам квартиру оставит никакой роди не играет. Прописки у вас в Городе нет, денег, за вами в соседнюю область, гоняться, если вы сбежите, у государства тоже нет, поэтому сядет твоя мама…

— Что ты от меня хочешь, а, мент?

— Во-первых, чтобы ты сел нормально, а не вываливал мне тут свои муди на обозрение…

Коля подтянул ноги и сел, как примерный ученик младшего класса, а я поздравил себя с маленькой, но важной победой — жулик оказался совсем не кремнем.

— Во-вторых, чтобы ты рассказал про погреба, тем более, от того, что ты про них явки напишешь, тебе не холодно, не жарко. Срок тебе они не прибавят, он гасится более тяжкой твоей статьей — тяжкое телесное, суммы ущерба, что тебе насчитают, через год будут, как месячная зарплата, так что ты кобенишься понапрасну…

— Не хорошо, как-то, гражданин начальник, меня матерью шантажировать…- с кривой улыбочкой пробормотал Коля.

— Ты меня не совести. Твоя маманя месяцами спокойно чужим добром торговала, а там тоже потерпевшие не миллионеры, бабки в основном, да инвалиды. У кого деньги есть, они в магазинах все покупают, а не на своих участках всю весну и лето горбатятся. Так что, твоя мама — твоя забота. Не хочешь с ней здесь перекрикиваться, когда я ее в женский корпус СИЗО оформлю — прекращай ломаться и рассказывай.