Отделы

– Ну-с, агент Траутманн, – обратился он к новому напарнику с преувеличенным рвением, – у вас для меня что-нибудь есть?

– О… Прошу менья простить, – сразу засуетился Траутманн, поднял с пола огромный портфель, больше похожий на дорожный саквояж, и бухнул на стол. Портфель был плотно набит папками и бумагами и весил, наверно, целую тонну. – Это даст фам опщее претстафление о кронокласмах. Если этофо бутет мало, я ф люпой момент сапрошу фсё, што фам потрепуется.

Как ни в чём не бывало, немец вернулся в кресло – в кресло О’Салливана. Тот проглотил готовые вырваться наружу ругательства и молча подвинул к столу свободный стул.

– Я сейшас читаю про фашу… э… feldarbeit [8] , – сказал Траутманн.

– Ага, полевая работа, – понял его Киран. – Наш отдел устроен подобно всем прочим: есть полевые агенты – те, кто выезжает на места и собирает информацию, и есть аналитики, которые затем эту информацию раскладывают по полочкам и пытаются собрать из разрозненной мозаики более-менее складную картину. Если исчезновение человека произошло при определённых обстоятельствах или появляются сведения о внезапном возвращении жертвы sidhe, то это работа для нас с вами.

8

Полевую работу.

Траутманн нахмурил густые брови.

– Пошему фы софёте этих kleine Teufel [9] ирлантским термином, а не как фсе? Есть ше более verwendet [10] понятия: «феи», «фейри», «эльфы», «шители холмоф», «маленький наротец»…

– Каждый волен называть их, как ему хочется, – ответил О’Салливан. – На мой взгляд, наше ирландское слово «sidhe» более точно отражает сущность тех, с кем мы имеем дело. Но это моё личное мнение, я вам его ни в коем случае не навязываю.

9

Маленьких дьяволят.

10

Употребительные.

– Расве не фейри творят волшепстфо ф Ирлантии? – удивился Траутманн.

– Уверяю вас, в действиях sidhe нет ни капли волшебства, – заверил немца Киран. – По крайней мере в том виде, в каком обычно понимается волшебство. Их возможности – это скорее лишь более полное и уверенное (в сравнении с нами) владение свойствами пространства и времени, ничего больше.

Траутманн выглядел разочарованным, словно и впрямь навоображал себе волшебных человечков. Агент О’Салливан, трезвый реалист и материалист, терпеть не мог любых разговоров о волшебстве, из-за чего избегал любых контактов с «Кси» или «Каппой», где подобные разговоры были в порядке вещей. О’Салливану казалось вполне очевидным отделять суровую реальность от сказок с мифами и легендами; последние он воспринимал критически – не как достоверную информацию, аналог полицейского протокола или научной монографии, а как крошечное рациональное зерно, замурованное в напластованиях вымыслов, слухов и сплетен, порождённых тёмным и невежественным сознанием древнего человека. Он не верил, что в старину, когда творились мифы, дикари сумели постичь некие сакральные тайны, недоступные нашим цивилизованным современникам. Интеллектуальный эмпирический поиск приводит к научным открытиям, всегда получающим материально-техническое воплощение. Это не то же самое, что из поколения в поколение повторять одни и те же сказки, всякий раз на другой лад. Головы мифотворцев как правило забиты иррациональными страхами, вызванными незнанием элементарных вещей, и иррациональными же поведенческими клише, навеянными тотальным мракобесием и дремучестью. И нас хотят убедить, что эти люди могли постичь некие высшие тайны? Максимум, что способны постичь дикари, это как из вязанок соломы соорудить себе крышу над головой и как прикрыть срамоту фиговым листом. Всё, что выходило за рамки их примитивной жизнедеятельности, было лишь нагромождением болезненных кошмаров, суеверных фантазий и предрассудков невежественного разума. Именно так Киран О’Салливан классифицировал все народные поверья о «жителях холмов», об их чудесной стране Тир-Нан-Ог, о войне древнего короля Эохайда с «маленьким народцем», о том, что sidhe похищают человеческих мужчин, потому что их женщины испытывают к ним любовное влечение, и тому подобную ерунду…

И надо же было случиться, что именно такого человека угораздило прийти на работу в отдел, чьей спецификой являлись «сказочные человечки»!

Агент Траутманн почувствовал неприязнь собеседника к данной теме и тактично вернулся к чтению документов. В отделы старались брать по возможности немногословных людей, которые говорят исключительно по делу. В секретной работе отделов болтливость считалась неуместной, болтуны – извечная угроза любой секретности.

О’Салливан последовал примеру немца и углубился в привезённые им бумаги. Разумеется, это были не оригиналы, а переведенные на английский язык копии. За чтением незаметно пролетело два дня. Как Киран и ожидал, деятельность «Тау» мало чем отличалась от деятельности «Сигмы» и фактически сводилась к констатации того или иного хроноклазма с последующей попыткой хоть как-то втиснуть его интерпретацию в рамки существующих представлений о законах природы. Иногда интерпретации были чисто умозрительными, сделанными по принципу «от балды», просто чтобы предложить хоть что-то, хоть какую-нибудь теорию. Насколько Киран знал, в «Сигме» тоже иногда тыкали пальцем наобум. А как ещё поступить, когда толком ничего не можешь понять – настолько sidhe и хроноклазмы выбиваются за рамки постижимого.

Разница заключалась лишь в одном – отдел «Тау» не собирал трупы после каждого хроноклазма.

О’Салливан безусловно знал о том, что «Тау» занимается хроноклазмами, но никогда этим особо не интересовался, полагая, что это ему без надобности. И вот теперь ему впервые открылись подробности работы его коллег. Обычно истории были такими. Жил, допустим, человек, которого звали Себастиан Кальдшмидт, и был он владельцем старинных антикварных часов с маятником, а ещё любил совершать утренние пробежки в центральном парке своего города. Однажды, пробегая по одной из дорожек парка, он увидел на земле большой бронзовый ключ. Точно такой же ключ был у Себастиана, им он заводил свои часы. Herr Кальдшмидт подобрал ключ и принёс домой. Каково же было его удивление, когда оказалось, что найденный ключ и впрямь совпадает с его собственным, как две капли воды. Им тоже можно было заводить часы. На протяжении нескольких дней в доме находилось два ключа и Себастиан заводил ими часы поочерёдно – один день одним, другой другим, – дивясь необычному происшествию и рассказывая о нём друзьям, близким и соседям как об удивительном курьёзе. А через несколько дней один ключ исчез – самый первый, оригинальный, которым Кальдшмидты пользовались на протяжении нескольких поколений и который всегда висел на специальном крючке рядом с часами. Остался лишь дубликат, найденный в парке. Самые тщательные поиски ни к чему не привели, Себастиан перерыл всю квартиру, но так и не нашёл оригинального ключа. Жил он один, домашних питомцев или прислуги в доме не было, следов взлома тоже, так что украсть ключ никто не мог, он просто внезапно исчез… (Комментарий в конце документа предполагал, что ключ по неизвестной причине – а все хроноклазмы случаются по неизвестной причине – провалился в прошлое. Почему именно ключ от часов, а не какая-то другая вещь – неизвестно. Почему в прошлом ключ попал именно на парковую дорожку, где ежедневно бегал Себастиан – тоже неясно. И все остальные хроноклазмы были примерно в таком же духе, они порождали больше вопросов, чем давали ответов.)

В другой истории человек, которого звали Конрад Вольф, всю жизнь прожил на восточной окраине крупного мегаполиса и там же работал в одной солидной фирме. Больше он нигде и никогда не бывал – типичный трудоголик-домосед. Однажды на улице его остановил незнакомый мужчина и признался, что уже встречал его раньше на другом конце города. Конрад резонно заметил, что никогда, даже в детстве не покидал пределов своего района, однако незнакомец стоял на своём и утверждал, что видел Конрада на другом конце города, причём встречал его там неоднократно и тот должен хорошо его помнить, ведь они вместе работали. Мистер Вольф, естественно, ничего подобного не помнил, и счёл незнакомца обыкновенным городским сумасшедшим. Тем не менее, спустя несколько недель грянул финансовый кризис. Фирма, где работал Вольф, протянула, сколько смогла, и в конце концов разорилась. Конрад оказался безработным и начал рассылать своё резюме, куда только можно. В итоге ему ответили всего из одного места и пригласили на собеседование, а затем предложили должность. Конрад Вольф несказанно удивился – не быстрому обретению работы, а тому, что фирма находилась на другом конце города, там, где указывал незнакомец! (Здесь комментарий предполагал, что незнакомец либо являлся провидцем, либо, с гораздо большей вероятностью, он сам был ходячим хроноклазмом и двигался сквозь время в обратном направлении – от будущего к прошлому, из-за чего помнил события, которые с ним уже произошли, а с Конрадом Вольфом ещё нет.)

Некоторые истории напоминали плохо сложенные городские страшилки. Так в одном документе рассказывалось про Коломенское – заповедное место в Москве. Якобы там есть глубокий овраг, который в урочные часы заполняется таинственным зелёным туманом. Если в это время спуститься в овраг и скрыться в тумане, в нём можно блуждать несколько часов подряд, словно овраг имеет протяжённость в десяток километров в длину и в ширину (что на самом деле конечно же не так), и в конце концов выйти в другом времени, ориентировочно в пятнадцатом – шестнадцатом веках. В позднем средневековье Коломенское славилось охотничьими угодьями великих московских князей. Почти все князья и бояре Московии увлекались соколиной охотой. В документе приводилось немало свидетельских показаний наших современников, вошедших в туман и видевших собственными глазами эти княжьи охоты…

При этом нигде в бумагах не раскрывались подробности полевой работы агентов «Тау». О’Салливану это не понравилось.

– Агент Траутманн, – обратился он к немцу, – у вас же имеется опыт полевой работы?

– Пошему ше нет? – Траутманн как будто понял, что смутило ирландца. – Мы тоше выесшаем на места, но при этом прихотитса телать мнокое, о шём не принято писать ф офисьяльных Berichten [11] . Gew"ohnlich [12] люти самечают кронокласм у сепя дома и мы, штоп тайком исучить место и не сасфетить теятельность оттела, фынуштены софершать нелекальные проникнофения ф ротные пенаты сфитетелей кронокласма. К сошалению, наши саконы не прифетствуют потопных фторшений ф частную шиснь… Вот нам и прихотится bleib still [13] о некоторых потропностях.

11

Отчётах.

12

Обычно.

13

Умалчивать.

О’Салливан вздохнул с облегчением и подумал, что его новый напарник, возможно, всё-таки не будет обузой.

За эти дни, наполненные погружением в специфику работы обоих отделов, агенты О’Салливан и Траутманн успели перекинуться друг с другом лишь несколькими фразами, исключительно по делу. Никто не заводил досужую болтовню «ни о чём» и не лез к другому в душу с расспросами о личной жизни. Такое в отделах было не принято. За спиной у каждого агента скрывалась своя история, некий существенный повод прийти в отдел. Просто так, по объявлению, на эту работу не принимали. Многие пережили некую болезненную трагедию, другие чуть сами не стали жертвой того или иного феномена… Словом, у каждого осталось позади то, что лишний раз не хотелось бы вспоминать. Коллеги старались не ворошить былые переживания и никого насильно не вызывали на откровенность. Считалось, что если кто-то захочет о чём-то рассказать, то непременно расскажет – сам, когда будет к этому готов.

На третий день директор Кавана выглянул из своей кабинки и в некотором возбуждении постучал чубуком трубки по стальным перилам, привлекая к себе внимание. Головы всех агентов обратились к нему. Рори Кавана указал двумя пальцами на О’Салливана с Траутманном и поманил их к себе.

– Только что вернулся один из похищенных, – объявил директор, когда агенты вошли к нему в кабинку и притворили за собой дверь.

– Мы ведём строгий учёт лиц, исчезнувших при определённых обстоятельствах, – пояснил он специально для Траутманна, передавая ему папку с делом, – и впоследствии непрестанно наблюдаем за местом исчезновения, потому что sidhe всегда возвращают «гостей» туда, откуда забрали.