Отец на час. Работает спецназ

На улице еще не смеркается, но уже вечереет. Конец лета на дворе.

— Почему это, мы тебя ждали, па-поч-ка!.. — Маня прищуривается хитро и отбрасывает за плечо кудри-пружины.

Тоже прищуриваюсь.

С ней вообще ухо надо держать востро, иначе как безропотного кузнечика проглотит, исслюнявит и под свои длинные ноги выплюнет.

— Я пойду, папочка… — проходит мимо и пытается меня обнять.

— Грязный весь, Маш… — ругаюсь.

Смеется и все равно обнимает, звонко целует в щеку.

— Ты такой бородатый, — заискивающе улыбается.

И, кажется, наконец-то понимаю в чем дело…

Осматриваю короткий топик под легкой розовой джинсовкой и узкую юбку чуть выше колена.

— Куда это ты такая в пух и прах раздетая?..

— К Мирке, — дочь кивком указывает в сторону соседней улицы. — С ночевкой. Мамочка разрешила…

Усмехаюсь.

Родители Мирки в отпуске, а ей самой пятнадцать, и она каждую ночь развлекает соседей, врубая современные хиты на полпоселка. Слава богу, до нас звуки не доходят, но мужики из охраны жаловались. Спать просто невозможно.

Смотрю на улыбающуюся Машу и — если по чесноку — расстраивать ее не хочется, но родительство — это тебе не сачком летающих бабочек ловить, иногда и разбегающихся тараканов тапками бить приходится.

— Домой, Маш, — тихо говорю, киваю на дверь и дальше разбираюсь с палаткой.

— Но почему, пап?.. — она нервничает.

Началось.

— Не почему… Просто — домой. Отставить разговорчики. Никуда не пойдешь. Ты время видела?

— Я тебе что, новобранцы твои? — ставит руки на пояс.

Итить, деловая!..

У кого только научилась?..

— Домой.

— Так я же с ночевкой. Мама разрешила, — чуть мягче повторяет.

— А я — нет!..

— И папа разрешил, — ставит мне в претензию.

Побединский, блядь.

Детей раз в год видит и то по праздникам, но с барского плеча все «разрешает», а нашей манипуляторше только это и надо. А ведь тут как с конфетами в ее детстве не получится… Потому что такие «конфетки», как ночевки без родителей, да еще и с ребятами постарше могут быть ой какими горькими.

— Молодец-огурец у тебя папа, Маш. А я не молодец — я не разрешаю.

Молчит.

Злится и молчит.

А я каждый раз жду: что-нибудь в духе «он мне родной, а ты нет» ляпнет. Когда-нибудь, наверное, таки додумается. Обидно будет, но по хрен.

Переживу.

Переживем.

Моя дочь с ночевками по поселку бегать не будет. И старшая не бегала. Вон какая умница-раскрасавица выросла. Замуж недавно вышла. На свадьбе чуть не прослезился, а со дня на день вообще дедом стану.

— Пап…

— Маш, тебе всего одиннадцать.

— Мне уже ОДИННАДЦАТЬ, папа! — разводит руками и произносит раздуто. — Я уже подросток!.. — шмыгает носом.

— Ты еще не подросток.

— Подросток, папа!.. Я читала. Всемирная Организация Здоровья говорит, что подросток — это уже с десяти лет, — вытягивает губы уточкой.

— Всемирная Организация Здоровья может первоклассникам водительские права раздавать. Мне это фиолетово, мы здесь своих детей сами вырастим. По старинке. Без их абракадабры. Подростковый возраст начинается с тринадцати лет. И тогда мой ответ не изменится. Никаких ночевок без взрослых. Я. Сказал. Домой. — делаю голос построже.

— Папа! — Маша топает ногой, а ее большие, подведенные чем-то голубым глаза стекленеют. — Я… я… я… я на тебя обиделась. Воть!.. — по-детски выкрикивает и, яростно вдалбливая газон босоножками в землю, несется в дом. Как сигнальная ракета.

— Подросток она, твою мать, — усмехаюсь и ворчу под нос. — Кукол иди спать укладывай и молока выпить не забудь… С ночевкой собралась…

Оставляю палатку так. Захожу в дом и устало валюсь на банкетку в прихожей.

Пушистый тут как тут. Трется об колено.

— Ну чего ты, Пух? Как?.. Чего нос сухой?.. Не болеешь?..

Старый стал. Да и скучно ему…

Джесс три месяца как усыпили. Старость взяла верх... Вроде и собака-то так, с мизинец. Пробник ведь. А когда хоронил, в душе свербило, мама не горюй. Изрыдались тут всем составом.

Это жизнь…

У всего есть начало и у всего есть конец. И мы не молодеем.

Прислушиваюсь к голосам в кухне. Сначала думаю, что Машка на меня жалуется, но потом опознаю по интонации Киру Осипову.

— Мы не встречаемся, Фед-де-рика. Нет, нет и нет!.. — голосом явно подшофе говорит.

— Ой, дорогая, ну сколько можно? Вы с Андреем уже пять лет живете вместе.

— Мы не живем вместе!

— Ну, вот сколько раз в неделю ты ночуешь у него? — хитро интересуется моя ненаглядная.

— Ик… Шесть. Все, кроме понедельника, когда мне в офис на планерку надо. Он как раз через дорогу от моего дома, — растерянно произносит Кира.

— Ну вот видишь. В отпуск вы — вместе, выходные — вместе, и у тебя с ним — оргазм!.. Ты сама говорила!..

Закатываю глаза и мысленно закрываю ушки. Представлять секс Попова — не очень-то и приятно. Не сильно его долюбливаю, но стараюсь относиться уважительно, как и к пианисту.

— Я его терпеть не могу, — стоит на своем Кира.

— Ты его любишь, дорогая, — Федерика произносит мягко-мягко. — Всю жизнь его любишь.

— Ненавижу!..

— Любишь-любишь…

— Ой, — голос Осиповой ломается. — Кажется, ты права!..

— Ну вот видишь! Давай еще шампанского выпьем!..

Что это у них за праздник?.. Мужа нет, жена в пляс?..

Поднявшись, снимаю спецовку. Три дня дома не было. В Нижнем Новгороде с мужиками рыбачили. Очередной плод любви русско-татарского союза обмывали.

— Добрый вечер, — заглядываю в просторную, светлую кухню.

— Ой, Влад, — моя озирается и резко подскакивает, расправляя длинную, шелковую юбку. — Ты приехал?

— Приехал! А что? Не должен был? — усмехаюсь и, едва касаясь, отвечаю на поцелуй. — Грязный весь, Федерика.

Она смеется и все равно обнимает.

— Я тебя ждала. У нас ведь такое событие, Влад. Даша два часа назад родила, Леон звонил.